— А что с теми кто выжил, случилось? — осторожно поинтересовался подросток, хотя уже догадывался об ответе, ибо сам видел, в рейдах против пиратов близ Мартиники, что бывает с подобными неосторожными мореходами в дальних морях.
— Вряд ли что дельное. — степенно ответствовал юнге Том Редрут. — Или пропали, как еда для местных диких племён каннибалов, или же сами одичали и сейчас возможно жрут друг друга, на каких пирах туземцев. Не суть! Выжить в таких условиях тяжело, ибо даже если бы их кто сразу и нашёл, те же соотечественники — не вариант что не продали бы в рабство, что бы пополнить собственную казну! Кто докажет что такой случай произошёл? А сбежать из дальнего плена, найти лодку или корабль на родину, и заявить в суд, если запомнил кто с тобой так поступил — это уже скорее сказочка, чем что реальное…
Джиму вспомнился его собственный возврат на родину, на быстроходном шлюпе, команда которого отняла у него Юаю и чуть было его самого не превратила в раба.
То что ему несказанно повезло, он стал понимать лишь сейчас, слушая старого егеря об их, Тома Редрута и сквайра Трелони, прежних «приключениях» вдали от берегов цивилизованных стран: где белые господа изголялись как могли, как над местным населением, так и друг другом.
— Если никто не видел и была возможность, мы четырежды грабили суда и англичан… — спокойно продолжал повествование старый егерь, словно бы рассказывал всем понятную обыденность. — Дважды, у того же Мадагаскара, один раз на Карибах и один раз возле Ормузда, кажется там… Не помню уже точно. Захватили неплохую добычу! Но продавать земляков в рабство не стали, мы же не скоты какие дикие и всех их перерезали, как свиней! А суда затопили, на всякий случай. Крайне выгодные сделки потом сквайр провёл с теми товарами, мы даже удивлялись его ловкости — настоящий негоциант!
Джима уже ничего не удивляло и он совершенно спокойно выслушивал многочисленные старые байки Тома Редрута, который видимо не желал разговаривать о прошлом, его и Трелони, с кем из егерей и предпочитал Джима, считая его ещё несмышлёнышем, которому можно иногда изливать душу и при этом не опасаться что тот верно оценит услышанное.
В дальнейшем, тем же приступом многословности и некоего отвлечённого покаяния, страдать начали и матросы «Эспаньолы».
Алан и Абрахам Грей, как и старый егерь сквайра, без обиняков однажды поделились с Джимом информацией о том, что под командованием капитана Смоллетта они весьма удачно промышляли у берегов Мадагаскара и соседних островов, грабя всех подряд и однажды были вынуждены бежать от флотилии англичан, вышедших на рейд против пиратов, что бы не оказаться повешенными как морские разбойники.
По их словам, они даже посетили руины недавно разрушенной Либерталии, государства пиратов где все были свободными и не было ограничений как в государствах с монархиями, так и республиках, и осмотрели их.
По рассказам матросов выходило, что городок был явно меньше чем о нём принято думать и знакомые пираты, которые ранее входили, по их собственным словам, в команды флотилии Либерталии — часто говорили Алану и Абрахаму что пиратствовали они как обычные морские разбойники и лишь при возвращении в гавань, данной пиратской республики, выполняли некие обряды, исполнения которых требовали лидеры Либерталии.
Потом это многим надоело и после конфликтов и пары успешных рейдов против них, французского и английского флотов: кто из тамошних пиратов погиб, а кто просто сбежал, что бы уже заниматься чистым разбоем, без всякой ненужной никому из разбойников странноватой идеологии…
Также матросы «Эспаньолы» рассказали Хокинсу, что видели и прежде сквайра Трелони, который, вместе с капитаном Смоллеттом, неоднократно закупал у берегов Африки рабов или просто отправлял на сушу поисковые команды и те, недолго думая, шустро захватывали какие поселения местных племён и забирали подчистую население их себе, в качестве товара для продажи плантаторам в колониях Нового Света.
Рейды на Барбадос и Ямайку стали приносить столь крупную прибыль, при том что опасности было в разы меньше, чем при пиратстве, что Смоллетт даже подумывал создать небольшую флотилию скоростных шхун и запасаясь старьём, из просроченных товаров на складах адмиралтейства, благо связи у капитана «Эспаньолы» там были и были немалые, уже грезил что за пять лет такой «меновой торговли» старых ружей на рабов, а рабов — на монеты в колониях, он сможет обзавестись собственным замком, где на островах в Шотландии и стать там полноценным правителем, плевавшим на всех, в том числе и на корону!
— Они с Трелони видимо одной болезнью заразились… — хмыкал себе под нос Джим, слушая очередной рассказ, о подобных закидонах, главных людей, в этом походе.
Ему было очевидным что друзья, Трелони и Смоллетт, слишком долго безраздельно карали и миловали множество людей в заморских землях и сейчас, находясь в Англии — просто скучают о той своей власти в дальних морях, когда они были на своих кораблях практически равны королям, величайших из стран.
Хокинс, воспользовавшись неким пренебрежением к нему и тем что пока его особо работой на шхуне не напрягали, смог стянуть у новых знакомых, матросов команды корабля, пару ножей и кортик.
Спрятав всё это добро в тайнике в кубрике, где сам Джим проживал с егерями сквайра, подросток стал чувствовать себя гораздо увереннее.
Он считал что обладая оружием — уже сможет дать элементарный отпор, если доктор Ливси и сквайр Трелони поймут что он не знает где именно находится клад и попытаются его задержать для пыток или казни, что бы тем или иным способом узнать что ему сообщил Флинт.
Джим планировал, в случае явной опасности для себя — попытаться взорвать «Эспаньолу», как он ранее проделал это с «Моржом», ватаги Флинта. Либо же затопить корабль у острова с сокровищами, а самому скрыться на лодке, попытавшись в дальнейшем найти в колониях новую команду, которую можно будет заманить обещаниями на поиски клада.
Через восемь дней после их отплытия из Бристоля, одним скучнейшим вечером, в кубрике егерей начался спор между Томом Редрутом и молодым егерем, бывшим порученцем при сквайре и его личном гонце.
Том Редрут и Ричард Джойс стали спорить: кем является доктор Ливси при Трелони и отчего его, простого лекаришку, сквайр всегда привечает и благоволит ему.
— Наверное это его младший брат, от незаконной любви отца сквайра, к какой служанке. — наставительно и медленно говорил Том Редрут. — Они постоянно дружили и как только хозяин возвращался из своих походов, так сразу же вызывал Ливси и они вместе что учудят: то охоту, то бал с маскарадом, а несколько раз даже фейерверки в парке устраивали. Да точно — брат! Посему сквайр и благоволит к нему, помогает чем может и использует как наблюдателя за местными, кого доктор лечит. Ливси можно доверять и его сведения не проверяются Трелони по иным источникам. Такое отношение может быть лишь к брату…
— Или любовнику! — вмешался Ричард Джойс и все в кубрике дружно призадумались. — Молодой любовник при богатом проказнике, который обладает деньгами и хотел бы как придержать при себе «молодца», и купив ему лицензию врача, сейчас держит всё время его при себе — как тебе такой вариант?
Джима удивило, что особо никто с этим спорить из егерей и не стал, и подросток заподозрил что Трелони видимо «шалил» не только как пират в дальних странах, но и каким иным образом.
Однако Джим тут же вспомнил «Саффолк», где совсем недавно служил и неуставные отношения некоторых офицеров друг с другом и с юнгами.
Похоже было, что с английской аристократией «это» — случалось сплошь и рядом, а не по причине отсутствия женщин или воспитания в детстве, в сугубо мужских коллективах колледжей.
Тем временем молодой Ричард Джойс горячился: «Ежемесячные тридцать фунтов — доктору Ливси! За просто так, без оказания каких официальных услуг тем сквайру. Покупка дома доктору, вблизи от поместья сквайра, покупка ему лошадей и дорогого оружия и тому подобное, прочее. Нет, такое просто по дружбе не делают, разве что «очень тесной»!
Опять начали спорить что бы это могло быть: грехи старого хозяина поместья или же нового, и в какой форме что произошло.
Егеря постарше помнили сколько любовниц было у отца сквайра, но всё же лично никто не видел что бы какая женщина молила старого сквайра о помощи их общему ребёнку или что подобное, всё оставалось на уровне слухов.
Особо тёплых отношений, вроде постоянных потискиваний в объятий и схожего, между Трелони и Ливси также не наблюдалось, что несколько удивляло, зная сколько они вместе и что почти все крупные мероприятия посещают вдвоём.
— А что если… — внезапно предположил очередную сенсацию Ричард Джойс. — Что если Ливси просто служил вместе с Трелони на военном судне, когда тот был офицером и знает о нём какую тайну и наш господин, что бы его не опозорили, вынужден просто выплачивать доктору постоянно им требуемые суммы и держать его при себе, как паразита?
После некоторого молчания и взвешивания возможности подобного варианта, вновь заговорил Том Редрут: «Да ну! А то сквайру не хватило бы ума сговориться с ребятами, из контарабандистов, которые или в рабы, на Ямайку, доктора утащили бы, или просто зарезали и скинули с камнями — в ручей с раками! Я помню хозяина по Мадагаскару или Карибам — рука у него и самого не дрожит, когда владеет палашом, а уж найти исполнителей, столь пустячных дел — он бы точно смог!»
Спор зашёл в тупик и вскоре все понемногу заснули от начавшейся качки и наступившей ночи. Все егеря и Джим, так и не разобравшись в столь крепкой дружбе между сквайром Трелони и доктором Ливси.
Утром, после несколько порядком надоевшего завтрака, из каши с кусками мяса и нескольких яблок, когда все вышли на верхнюю палубу и принялись выполнять приказы Смоллетта — случилось наконец событие, что вначале удивило всех, а потом привело к неожиданной развязке.
На горизонте показалось неизвестное судно под британским флагом, что стало идти курсом «Эспаньолы» и через пять часов, можно сказать определённо что преследования, наконец сблизилось со шхуной арендованой сквайром Трелони достаточно близко, что бы команды двух кораблей уже могли разглядывать друг друга.
Непонятным кораблём оказалась точно такая же, как и сама «Эспаньола», быстроходная шхуна, пожалуй даже имеющая лучшее парусное вооружение, чем на судне где сейчас находился Джим.
После некоторого колебания, капитан Смоллетт плюнул за борт и объявил: «Это Чёрная Каракатица. Многократная победительница регат герцога Виндзорского. Удивительно! — она ведь была с нами по соседству в Бристоле и даже не собиралась отплывать ближайшие десять дней, после недавнего возвращения от берегов Африки, а тут… И да — отчего они плывут по нашему маршруту? Удивительно!»
— Александр! — буквально возопил сквайр Трелони, указывая капитану Смоллетту на странный корабль преследующий «Эспаньолу». — Если бы я знал что в Бристоле есть судно быстрее вашего, я бы нанял именно его! Какого чёрта! Почему этот мерзавец нас догоняет с такой лёгкостью, что ему нужно?
— Не знаю Трелони. — спокойно отвечал капитан «Эспаньолы». — Пиратством, команда «Чёрной каракатицы» никогда не занималась, разве что работорговлей и на мой взгляд, атаковать «Эспаньолу», а моряки наших судов отлично знакомы по бристольским кабакам, точно не решится! Скорее у них какой срочный заказ и мы просто случайно пересеклись. Тем более что они несутся словно оглашенные, поставив все паруса и с риском сломать какую из мачт, нам же данная поспешность в океане — излишня.
Когда «Чёрная Каракатица» стала находиться уже всего в трёхстах футах от кормы «Эспаньолы», Джим, что смог наконец выпросить у сквайра Трелони его подзорную трубу, капитан Смоллетт своей бы ни за что ему не дал — быстрым взглядом осмотрел суетящихся, словно бы готовящихся к чему, людей, на верхней палубе догоняющего их корабля.
Капитан «Чёрной каракатицы» был самым странным человеком, из капитанов, которого Джим когда либо видел: ему, командиру на корабле, постоянно отвешивали пинки и явно что нелицеприятное высказывали прямо в лицо его матросы, а одноногий человек, в видавшем виды синем кафтане, с белой птицей на плече — даже угрожал кортиком…
— Вот это дисциплина, прямо как на борту «Моржа»… — хмыкнул про себя Джим и внезапно одна мысль холодной ящерицей скользнула в его голове.
Он снова стал смотреть в сторону одноногого, что явно был страшнее для команды судна, чем, отчего то стоящий всё время на одном месте, словно бы привязанный к данному месту на палубе верёвками, одетый в треуголку, высокие сапоги и камзол — капитан судна: отдающий приказы, но на которого все постоянно огрызались и даже били его.
Хокинс стал нервно шептать себе под нос: «Сильвер! Сильвер стал одноногим, но выжил… Баба Сильвера была мулаткой или кем там ещё, и именно такая и указывала одноногому моряку, на пристане Бристоля, в нашу сторону. Когда мы отплывали они куда помчались и меня этим рассмешили… Попугай!»
Пока Джим вглядывался и размышлял об увиденом им, и том: возможно ли что бы команда убитого им Флинта так скоро вышла на их след, и будучи нищими, со слов убитого им Билли Бонса — обзавелась новым, скоростным кораблём, как со стороны «Чёрной каракатицы» была вынесена картечница-бас и установлена на небольшой упор.
— Что это они делают? — забеспокоился сквайр Трелони. — Ведь похоже на то что…
Договорить сквайр не успел, так как прозвучал выстрел и «Чёрная каракатица», подошедшая всего на расстояние в сто футов с правого борта «Эспаньолы», выстрелила залп картечин в сторону судна что преследовала.
Видимо команда шхуны преследователя зарядила малое орудие ещё в трюме и смогли сразу же, после установки баса на упор, начать обстрел.
С шорохом пронеслись картечины над головами команды «Эспаньолы», так толком никого и не задев: один егерь получил ранение в левую руку и пара матросов, осколками щеп, немного поранили себе спины.
— Это пираты Флинта! — буквально заверещал Джим Хокинс, бросаясь к Трелони и капитану Смоллетту, что стояли как изваяния, в ужасе наблюдая перезарядку единственного орудия шхуны что их сейчас атаковала. — Они обзавелись кораблём и сейчас преследуют нас! Я узнал одноногого на палубе — это квартирмейстер Флинта! На «Чёрной Каракатице» люди Флинта — они пойдут скоро на абордаж!!!
— Вот и отлично! — прорычал в великом гневе капитан Смоллетт, которого просто бесило что какие то скоты, посмелили обстреливать из картечницы, его красавицу шхуну. — Мои матросы вспорют им их жирные животы и засунут туда отрезанные головы, этих дураков!
— Нет Александр! — потребовал сквайр Трелони. — Я не намерен рисковать, в столь важном для меня, деле! Маневрируй и не дай возможности пиратам произвести абордаж, а мы…
— Но! — возмутился капитан «Эспаньолы».
— Здесь я адмирал! — громовым голосом заорал на Смоллетта Трелони, — и мне должны подчиняться все!!!
— Ладно. Я понял.
Пока матросы «Эспаньолы» поднимали новые, ранее не использовавшиеся за ненадобностью, паруса и по команде капитана совершали боковой поворот. Манёвр, что бы не дать преследователю сблизиться и совершить скорый абордаж, сквайр Трелони инструктировал своих егерей: «Каждый берёт по паре заряженных винтовок и бегом сюда! Прячьтесь за бортами или надстройками и выщёлкивайте пиратов! Потом, старшие из егерей, когда все винтовки будут разряжены — отдают свои ружья на перезарядку младшим, а сами, с парой пистолетов в руках, прикрывают нас всех, в случае возможной высадки пиратов на палубе «Эспаньолы»!»
Капитан Смоллетт приказал зарядить единственное орудие своего судна, вертлюжную пушку и выстрелить из неё ядром, в сторону «Чёрной каракатицы». Из за чего один из моряков корабля преследователя упал за борт, а в борту шхуны пиратов образовалась небольшая дыра.
Но пожалуй это был скорее хороший приём, действующий как катализатор паники, чем реальная подмога в бою.
Пушку перезаряжать был долго и под обстрелами из ружей, когда пираты сами стали отчаянно палить в канонира и ему помогающих, и убили пару матросов «Эспаньолы» — заставив отказаться от долгой перезарядки вертлюжной пушки и вернуться лишь к исполнению плана сквайра.