— Ловит, — сказал Витя, усаживаясь за стол к цветным карандашам. — Но он больше любит сосиски.
— Тарас Михайлович, — сказал Пашка, — хотите, дом покажу, где папа?
— Изволь, показывай.
— Павлуша, ну что ты такой беспокойный! Тарас Михайлович устал с дороги.
— Пустяки. Что вы, Галина Владимировна! Я совсем не устал.
— Ну ма-а… Чего ты мешаешь…
Пашка отворял уже первую раму окна. На стёклах второй рамы намёрз мутный лёд.
Пашка, Женя и доктор подышали на лёд и прогрели «глазок».
— Трубу вон видите? — спросил Пашка.
— Нет, не вижу никакой трубы.
— Ну почему? Я ведь вижу. Ну, вон она.
— Павлик, да оставь ты!
— Ну мамка!..
— Так. Нашёл трубу.
— Нашли? А за трубой высотный дом.
— Теперь вижу.
Большой металлический каркас поднимался высоко в небо над остальными домами. На вершине каркаса горел прожектор.
— Н-да… — задумчиво проговорил доктор. — Высотные дома строим, гиганты-электростанции. А там, глядишь, и финики заставим на севере созревать.
Витя подозвал доктора.
— Вот это я понимаю! — сказал доктор. — Таких и на ёлку не стыдно вешать.
Золушке и Айболиту Витя нарисовал медали. Мальчику с пальчик отрезал башмаки, выкроил из бумаги и наклеил шинель и сапоги.
Перед новогодним ужином Витя и Пашка ни за что не хотели лечь и немного поспать. Но мама сказала, что, если будут упрямиться, она запретит сидеть вечером и ждать Нового года.
На выручку маме подоспел доктор, он сказал, что, пожалуй, отдохнёт. Братья подумали, посовещались и тоже согласились.
Пошёл спать и Женя.
В квартире наступила тишина. Мурмыш побродил, поскучал и тоже уснул.
Ни Витя, ни Пашка не слышали, когда вернулся с работы отец: они спали.
Обычно Витя и Пашка поджидают отца, подают ему свежие газеты и комнатные туфли, после чего затевается борьба. Особенно азартные состязания по борьбе между отцом и сыновьями происходят в те дни, когда у отца на стройке «с бетоном в порядке, с кабелем в порядке, с облицовкой в порядке и даже с бюрократом Суховым тоже в порядке», потому Что тогда отец приезжает домой рано и такой помолодевший, что с ним можно хоть до утра бороться, устраивать кучу малу, воздвигать из старых книг крепости.
В такие дни даже мама не может управиться с папой и уложить его вовремя спать.
Пашка услышал чьи-то тихие шаги и проснулся. Это был отец. Он искал комнатные туфли.
— Витя, папка приехал! — закричал Пашка.
Витя вскочил на кровати и тоже закричал:
— Папа! Папа приехал!
— А ну-ка, — засмеялся отец и зажёг в комнате свет, — поднимайтесь бороться!
Пашка первый прыгнул на шею к отцу:
— Бей! Налетай!
Витя прыгнул вслед за братом.
…Что может быть лучше и увлекательнее праздничной суеты! Беспрерывно бегаешь из кухни к буфету и обратно, несёшь маме то пакетик с перцем, то разливную ложку, то блюдце. Повсюду в комнатах горит свет. Почтальон приносит сразу по пять, по шесть телеграмм, и в каждой телеграмме только самые весёлые и счастливые слова.
Со скрипом раздвигают старый обеденный стол, и он неожиданно делается каким-то торжественным и солидным, а вокруг него выстраиваются разнокалиберные стулья, собранные со всех комнат, и даже где-нибудь, пытаясь быть как можно менее заметной, скромно жмётся маленькая табуреточка, принесённая из ванной комнаты.
Часто звонит телефон, и каждый раз кто-нибудь, путая Витю с Пашкой и Пашку с Витей, требует позвать к телефону маму или папу. А телефонная трубка давно уже испачкана мукой. Это мама испачкала — руки у неё в муке.
Если по телефону разговаривает папа, то он, насколько позволяет шнур от аппарата, расхаживает взад и вперёд по коридору, разговаривает громко, а то вдруг возьмёт и даже присвистнет. Если же по телефону разговаривает мама, то среди разговора она иногда испуганно замолкает и показывает папе знаками, что в кухне на плите что-то надо помешать или совсем снять с огня.
Но ни папа и никто не понимают, что надо помешать, а что совсем снять. И тогда мама безнадёжно машет рукой, извиняется в телефон и бежит на кухню сама, после чего возвращается и снова продолжает разговор.
В такой вечер ни на минуту не затихает радиоприёмник и на всю квартиру звучит музыка. Играет приёмник и у соседей в квартире, и этажом ниже, и этажом выше, и кажется, что весь дом, вся улица — вся Москва пронизана этой радостной, весёлой музыкой.
А на лестнице гулко хлопает парадная дверь, входят люди. Топот ног, смех, говор. Стряхивают с шапок, с воротников пальто снег.
В такой вечер знакомые, которые прежде часто бывали в доме и к которым давно уже все привыкли, вдруг перестают быть обычными знакомыми и превращаются в нарядных, красивых гостей.
Часы Кремля пробили полночь.
Кто-то из гостей предложил:
— Новый год только народился. Кто тут самый маленький?
— Павлик самый маленький, — сказала Женина мама.
— Ну вот, пусть он первый всех и поздравит.
Витя, Пашка и Женя, приподняв край скатерти, искали что-то под столом.
— Павлуша, — позвал отец, — где ты там? Покажись.
Пашка вынырнул из-под стола и поспешно сказал:
— Спокойной ночи!
Заигравшись, он забыл, что сегодня праздник и мама разрешила пойти спать поздно.
Все засмеялись:
— Вот так новогодний тост!
Пашка сразу понял, что сказал не то.
— Да чего вы! — покрыл всех своим басом доктор. — Человек пошутил, понимать надо!
2
Раньше всех в новом году проснулись братья. Витя помог Пашке быстро одеться, и они крадучись пробрались в столовую.
По пятам за братьями пробрался в столовую и вечно бдительный кот Мурмыш. Его так просто не проведёшь. Он всегда должен знать, что там такое затевается втайне от всех.
Витя и Пашка ещё вчера кое о чём договорились.
В столовой было полутемно от спущенной шторы. Мурмыш спрятался за эту штору, выставил оттуда длинные любопытные усы и начал подглядывать за Витей и Пашкой.
Доктор спал на диване. Дышал громко и протяжно.
— Витя, Вить… А мне сон какой интересный снился! — зашептал Пашка, стараясь дотянуться до Витиного уха. — Ну и интересный! Лучше кино. Никогда такого не снилось…
— Шш-шш!.. — оборвал Витя брата, осторожно подходя к кителю доктора.
Китель висел на спинке стула.
Бац! — Пашка опрокинул бурки доктора.
Ребята застыли.
— У-у!.. — погрозил Витя брату.
— Я нечаянно, — вздохнул Пашка, поднимая бурки и стараясь их надеть.
— Да тише ты! — замахал руками Витя. — Брось бурки! Тебе говорят — брось!
Пашка неохотно оставил бурки и подошёл к Вите. Вдвоём они сняли со стула китель и, выбравшись в коридор, проскочили в ванную.
Мурмыш в ванную комнату проскочить не успел, поэтому вернулся в столовую.
— Я буду чистить ордена, а ты пуговицы, — сказал Витя.
Он достал с полки коробку с зубным порошком.
— И я хочу ордена чистить, — упрямо ответил Пашка.
— Ладно, — сказал Витя. — Я почищу те, которые на левой стороне, а ты — которые на правой.
Только устроились и начали тереть порошком ордена, как Витя задумал примерить китель. Натянул прямо на куртку, нахмурился, напыжился и прошёлся туда-сюда перед зеркалом.
Когда ордена и пуговицы были натёрты до блеска, ребята вернулись в столовую.
Пашка влез ногами в бурки, попробовал шагнуть, но чуть не упал.
— Ну к чему ты их надел? — сердито зашептал Витя, пристраивая на место китель. — Кто тебя просил?
— Ты китель мерил, а я бурки хочу. — И Пашка ещё раз попытался шагнуть, но не удержался и свалился на ковёр.
— Уже колдуете? — неожиданно прозвучал голос доктора.
— Мы… — начал было Витя, пытаясь спрятать китель за спину. — Мы вот… это…
— А ну, подойдите ко мне… Оба, оба. Вся шайка-лейка.
Пашка скинул бурки, и братья подошли. Мурмыш на всякий случай ускользнул в коридор.
— Покажите, что с кителем сотворили?.. Ого, живым огнём горят! — Доктор повернул к свету ордена.
— А пуговицы? — спросил Пашка.
— И пуговицы хороши. Хоть сейчас на караул к знамени… Что за богатыри! Ну-ка, встаньте как положено. Ровнее. Головы выше. Руки прижмите. Та-ак-с… А теперь слушай мою команду. Смир-рно! Объявляю благодарность всему удалому воинству.
— Ура! — закричали ребята.
— Сильно кричать не надо, — остановил их доктор. — Отец и мать спят, и пусть себе спят. А мы наскоро закусим — и шагом марш гулять.
Все вместе привели в порядок кровати и сели за стол. Сытного есть ничего не хотелось, поэтому, как предложил Пашка, начали прямо с пирожных, которые остались от вчерашнего торжества.
— Уже зачерствели, — сказал доктор.
— Кто? — спросил Пашка.
— Пирожные.
— А в магазине они тоже засыхают?
— Должно быть, засыхают. Только сухие пирожные не продают.
— А кто же их там доедает?
— Хм!.. Вот так вопрос — кто их там доедает! Придётся зайти в кондитерскую и узнать.
Когда позавтракали, Пашка спросил у доктора разрешения пригласить погулять Женю.
— Нас трое, а хата о четырёх углах, — ответил доктор. — Приглашай.
Узнав, что его зовут гулять, Женя обрадовался и быстро натянул пальто.
На улице было ветрено и морозно. Фонари в снежных шапках, увязнув по колени в сугробы, выстроились вдоль тротуаров. Сверху падали тонкие ледяные иглы, наполняя воздух тихим звоном и блеском.
— Вот что, — сказал доктор, — для дальних прогулок сегодня слишком холодно. Надо поберечь носы. А посему поедем кататься по новой линии метро, которую на днях открыли.
— А в кондитерскую когда? — спросил Пашка.
— В кондитерскую? Ах да… Ну, пойдёмте сперва в кондитерскую.
Отыскали ближайшую кондитерскую и подошли к продавщице в белой крахмальной наколке.
— Гм… видите ли, товарищ продавец, — начал доктор, — у нас к вам один вопрос.
— Вопрос? Пожалуйста!..
— Вопрос от всего нашего общества, — показал доктор на себя и ребят. — Вот у вас, так сказать, имеются свежие пирожные. Ну, а если вы их не продадите и они начнут засыхать, что вы с ними делаете?
— Кто их у вас доедает? — приподнявшись на носки, громко спросил Пашка.
Девушка засмеялась. Засмеялись и другие продавщицы.
— А у нас такого не бывает, чтобы пирожные засыхали. Мы работаем по плану. Сколько пирожных выпекаем, столько и продаём.
— И даже совсем ни одного пирожного не остаётся? — недоверчиво спросил Пашка.
— Ни одного.
— Жалко, — сказал Женя.
— Жалко, — подтвердил Пашка.
Новая станция метро была залита, казалось, июльским солнцем. Много люстр с тонкими стеклянными трубками излучали этот свет. Витя заметил в мраморной нише вазу из матового стекла. Она была укреплена на бронзовом цоколе. В ней бился, полыхал солнечный луч.
— Что это горит? — спросил Витя, прикасаясь к вазе. — Она совсем не горячая.
— Это люминесцентная лампа, — объяснил доктор. — В ней светится особый газ, и получается холодный свет.
— Холодный свет? — удивился Витя. — Как это?
— Северное сияние, например, — холодный свет. И радуга. Глубоководные рыбы излучают такой же свет.
— Рыбы?
— Да. Или жуки-светляки.
Пашка и Женя захотели прокатиться на эскалаторе.
Пассажиры вдруг начали улыбаться и показывать на соседний эскалатор. Когда ребята присмотрелись, то оказалось, что на лестнице ехал малыш и держался за перила.
Но он был такой маленький, что за эскалатором его не было видно, а только была заметна на перилах красная варежка. Так и ехала одна эта варежка.
Накатавшись вдосталь на эскалаторе, отправились на следующую станцию. Она была украшена барельефами героев войны: пехотинцев, моряков, лётчиков, танкистов.
В конце станции толпился народ.
Первым полез в толпу Пашка, за ним Витя и Женя. Доктор пробирался последним.
Витя протискался к деревянному барьеру и увидел письменный стол. За столом сидела девушка в форме работника метро, в синем берете, на погонах белые нашивки.
Напротив девушки сидел военный и что-то торопливо писал в большой книге. Когда военный кончил писать и книгу закрыли, Витя прочёл заглавие: «Для записи впечатлений».
Потом сел старик. Расстегнулся, прокашлялся, взял ручку и принялся неторопливо вписывать своё мнение в книгу. Окончив писать, хлопнул по книге ладонью и поднялся.
— Кто ещё, товарищи, пожалуйста, — приглашала девушка в берете. — Кто хочет сделать запись? Какое впечатление произвели на вас станции? Ваши пожелания, советы, пожалуйста.
— Можно мне? — набрался смелости и вышел вперёд Витя.
— А ты писать умеешь?
— Я школьник, — ответил обиженно Витя.
— Ну, тогда садись. Напиши номер школы, в каком ты классе. А как учишься?
— Витя хорошо учится, — вступился Пашка за брата.
Витя придвинул к себе книгу и стал думать.
— Ну, что ты притих? — раздался весёлый голос доктора.
Доктор тоже пробрался к столу.
Витя подумал ещё немного и сказал:
— Я напишу: «Нам понравилось. Ура!»
— Славно придумано, — сказал доктор.
Витя придирчиво оглядел кончик пера и начал выводить букву к букве.
— Теперь подпись, — сказал доктор, заглядывая в книгу через Витино плечо.
— И мы хотим, — выступили тут вперёд Пашка и Женя.
— Вы, наверно, буквы ещё не все знаете? — улыбнулась девушка.
— Я нарисую, — сказал Пашка.
— А я… — грустно вздохнул Женя, — я не умею.
— Не горюй, — со всех сторон утешали Женю. — Он за тебя нарисует.
Кто-то протянул Пашке карандаш.
Пашка на коленках устроился на стуле, подумал и нарисовал ниже Витиной подписи серп и молот.
3
Когда на следующий день Пашка вернулся из детского сада, а Витя — из школы, с праздничного утренника, их первым вопросом было:
— А где доктор?
— Уехал, — сказала мама. — Вам подарок оставил.
— Уже уехал? Насовсем?
— Да, насовсем.
Витя и Пашка увидели на столе записку и соломенную корзиночку с пирожными. Витя развернул записку и прочитал: «Необходимо съесть, пока свежие».
Пашка вздохнул. Вздохнул и Витя. Их не обрадовали даже пирожные.
Только сейчас ребята почувствовали, как они полюбили этого человека. А он как неожиданно приехал, так неожиданно и уехал.
И приедет ли он опять? И когда?..