Гарька пожаловался молочнице на болезнь Ушастика.
— А вы б его в поликлинику снесли, — посоветовала молочница.
— В какую поликлинику?
— В ветеринарную. Там старичок доктор Терентий Артёмович, очень хороший человек и знающий.
— А где эта поликлиника?
— А тут недалеко, в деревне Темрюковке.
Когда молочница ушла, Гарька пристал к Леониду Аркадьевичу, чтобы пойти с Ушастиком к доктору.
Леониду Аркадьевичу и самому было жаль Ушастика, но идти с котом в поликлинику, хоть и в ветеринарную, неловко вроде.
Да и как его туда нести?
Решено было укутать в старое полотенце. Вызвалась сопровождать и Диля.
Ушастик всю дорогу молчал, иногда громко вздыхал.
Диля несла банку с водой, из которой Ушастику давали нить.
Ветеринарная поликлиника состояла из двух домиков: в одном принимали крупных животных, в другом — мелких.
Во дворе стояла даже карета «скорой помощи». У неё был не красный, а синий крест.
Леонид Аркадьевич и ребята вошли в дом для мелких животных.
Обратитесь в регистратуру, сказали Леониду Аркадьевичу, когда он просто хотел занять в приёмной очередь к врачу.
Леонид Аркадьевич, покашливая, смущаясь, подошёл к окошку регистратуры.
— У вас кто? — не поднимая головы, спросила регистраторша.
— У нас, так сказать, кот, — с запинкой ответил Леонид Аркадьевич.
Регистраторша взяла амбулаторную карту и приготовилась заполнять:
— Имя?
— Леонид Аркадьевич.
— Не ваше имя, а кота?
— Гм… Ушастик.
— Фамилия?
— Чья?
— Владельца, конечно.
Леонид Аркадьевич опять откашлялся и ответил:
— Лавров фамилия.
— Так… — Регистраторша по-прежнему не поднимала голову. — Ваш домашний адрес?
Леонид Аркадьевич сказал.
— Пока всё. Занимайте очередь к врачу. Вам к терапевту или к хирургу?
— Очевидно, к терапевту.
— Кабинет номер семь.
Леонид Аркадьевич, Гарька и Диля нашли кабинет номер семь и сели перед ним на лавку.
Ушастик беззвучно лежал в полотенце на коленях у Леонида Аркадьевича.
— А медведей здесь лечат? — толкнув Гарьку, тихо спросила Диля.
— Не знаю, — ответил Гарька.
По соседству с Леонидом Аркадьевичем сидел мальчик в картузе с новеньким козырьком, а при мальчике — дворовый пёс с перевязанными шерстяным платком ушами.
Пёс изредка поднимал голову и смотрел на мальчика влажными чёрными глазами.
Напротив сидела женщина, придерживая за ручку огромную соломенную корзину, которая стояла рядом на стуле.
В корзине кто-то шебуршился и грыз солому.
Леониду Аркадьевичу понадобилось протереть очки.
Он положил Ушастика на лавку и полез в карман за носовым платком.
Уголок полотенца отогнулся, и из свёртка вывалился хвост Ушастика.
Дворняга как увидел кошачий хвост, немедля вскинул свою перевязанную голову, засверкал глазами и судорожно, с визгом залаял, точно закудахтал, порываясь цапнуть Ушастика за хвост.
Диля испуганно вскрикнула и убрала под лавку ноги.
Леонид Аркадьевич поспешил схватить полотенце с котом.
У соломенной корзины откинулась крышка. Из корзины быстро выпрямилась шея гусака.
Гусак прицелился и тюкнул в пуговицу пиджака Леонида Аркадьевича.
Леонид Аркадьевич и дворняга остолбенели от неожиданности, а гусак проворно открутил клювом пуговицу и попытался проглотить.
Тут дверь кабинета распахнулась, и на пороге появился доктор в белом халате.
Гусак выплюнул пуговицу и юркнул к себе в корзину.
— Что, Дёмка, — сказал доктор мальчику в картузе, — снова Цезарь захворал?
— Да, Терентий Артёмович, — ответил мальчик.
— Очередь-то сейчас твоя?
— Моя.
— Ну иди показывай Цезаря. Опять небось нож от мясорубки проглотил?
— Нет, Терентий Артёмович, уши у него… — И Дёмка за ремешок потащил в кабинет к доктору Цезаря, который всё удивлённо оглядывался на корзину с гусаком.
После Дёмки с Цезарем наступила очередь гусака.
Из кабинета доктора послышались шипенье, удары крыльев, уговоры хозяйки:
— Михей, да смирись ты! Открой рот, покажи доктору горло. Нервный он у меня. Вы уж извините его, Терентий Артёмович. Может, вы разом капли ему или порошки от нервов пропишете?
— И порошки пропищу и капли, — ответил доктор. — Каков боярин, а!
— Я тоже боюсь, когда мне горло смотрят, — сказала Диля.
— А я не боюсь, когда горло, — сказал Гарька. — А вот когда зубы — боюсь.
Но вот доктор вызвал:
— Лавров!
Леонид Аркадьевич, Гарька и Диля прошли в кабинет.
— Здравствуйте!
— Здравствуйте. Ну, а где больной?
Леонид Аркадьевич раскрыл полотенце.
— Кладите кота на стол, поближе к свету, — показал доктор на чистый белый стол.
Леонид Аркадьевич положил.
— Чей же это кот? — спросил доктор. — Твой, наверно? — и кивнул на Дилю.
— Кот мой, — вмешался Гарька. — А заболел он через Мамая.
— Мамай? Кто ж такой Мамай?
— А это её кот. Он загнал Ушастика на сосну, и там Ушастик простудился. У него температура очень повышенная — тридцать восемь градусов и пять десятых.
— А ты откуда знаешь?
— Я своим градусником мерил.
Доктор улыбнулся:
— Тридцать восемь и пять — самая нормальная кошачья температура, всё равно что у человека тридцать шесть и шесть.
— Что ж, по-вашему, он симулянт? — обиделся Гарька.
— Нет, не симулянт…
Терентий Артёмович взял трубку и начал слушать Ушастика. Потом заглянул в глаза.
— Доктор, — взволнованно спросила Диля, — он поправится?
— Поправится. Как выспится, так и поправится. Значит, Мамай твой драчун?
Доктор отошёл к шкафчику, где стояли пузырьки с лекарствами.
— Да, он драчун. Его даже бабушка пугается, когда он рычит.
— А ты не пугаешься?
— Я — нет, я не пугаюсь. Он только на меня рычать, а я ему щёткой в нос!
— В нос, значит, щёткой? Отважный характер! Недаром у самой-то нос в крапинках, вроде его воробьи поклевали. — Терентий Артёмович наклонился к Ушастику с пузырьком и чайной ложкой. — Смотрите, вот вам лекарство для Ушастика. Будете давать чайную ложку в день.
— А как он из ложки… — растерянно сказал Гарька.
— А вот как. — Доктор наполнил лекарством ложку и влил Ушастику в угол рта, где не было зубов. — Понятно?
— Понятно.
— Дома положите его на тёплую грелку, и через два-три дня он будет совершенно здоров.
На прощание Диля не утерпела и спросила у Терентия Артёмовича:
— А гусь показал вам горло?
— Какой гусь?
— Ну тот, нервный.
— А-а, Михей-то?.. Показал, как же.
— А медведей вы лечите?
— Лечим. Даже в больницу можем положить.
Диля покачала головой, но ничего не сказала.
Во дворе просигналила машина: это вернулась с вызова «скорая помощь».
В окно видно было, как из машины вытащили носилки.
На них лежал совсем ещё молоденький жеребёнок, покрытый марлей.
— Несите в перевязочную, — приказал санитарам дежурный доктор.
Санитары понесли.
В регистратуре заплатили за пузырёк с микстурой и отправились в обратный путь, в Черёмушки.
Леонид Аркадьевич опять нёс Ушастика.
Гарька — пузырёк с микстурой.
Диля — банку с водой.
7
Отпуск Леонида Аркадьевича близился к концу.
Хотя персидские и арабские книги так и не были переведены, но зато между дядькой и племянником установилось полное взаимопонимание и настоящая дружба.
Подружились они с Дилей, и с Яковом Даниловичем, и с молочницей.
Только Ушастик, который успел выздороветь, и Мамай продолжали враждовать. Караулили друг друга, нападали из-за угла, а то сходились в открытую на дороге, лоб в лоб, и затевали «рукопашную».
Мелькают хвосты, лапы… шум, крик, пыль, пока Диля не прибежит со щёткой или Гарька с палкой и не разгонят их.
…Как-то Леонид Аркадьевич и Гарька пошли на карьер.
Там они застали всё тех же упрямых мальчишек с ореховыми удочками, а самое главное — увидели человека в резиновой лодке.
Он победоносно плавал по карьеру: на носу лодки для противовеса лежал камень.
Что ни день, то в совместной жизни Леонида Аркадьевича и Гарьки совершались всё новые и новые победы, которые им были особенно дороги, потому что приходили к ним через их собственный опыт: полы научились протирать шваброй, а в воду клали мятную траву, и потом долго во всём доме было прохладно и пахло лугом.
Петли дверей смазывали маслом, чтобы не скрипели. Насушили в духовке белых грибов на зиму. Выкопали вокруг дома дождевые канавки. Залили в крыше трещину варом. Докрасили забор.
И даже простокваши Леонид Аркадьевич готовил теперь только одну кастрюлю!..
Гарька окреп, подрос, почернел на солнце.
Леонид Аркадьевич тоже изменился — перестал жаловаться на поясницу, на одышку, как-то весь подтянулся, помолодел.
Многое в жизни для дядьки и для племянника сделалось понятным, доступным и увлекательным: бродяжничать по лесу, есть картошку, печённую в углях, натыкая её на палочки, чтобы не пожечь пальцы. Возить на тачке из леса торф для удобрения клубники. Натрудив лопатой руки, погружать их для отдыха в холодную воду. Ходить на базар в деревню Темрюковку. Лежать у открытого окна и слушать, как первый осенний дождь, ещё тёплый и не обложной, стекает с деревьев в траву, как стучит он по дорожкам и по сухим стеблям цветов.
Скоро надо собираться и уезжать в город.
Леонид Аркадьевич пойдёт на работу в университет, Гарька отправится в школу.
А в сосновом домике с узорными наличниками и расписными коньками замкнут двери, закроют ставни, и останется он пустовать на всю зиму, до следующего лета.
Клетчатое чучело
Стёпе купили куртку — светлую на клетчатой подкладке.
А что значит светлая куртка? А это значит, что лучше бы её совсем не покупали!
В футбол играть нельзя — испачкаешь.
Бороться нельзя — испачкаешь.
Лазить в котельную нельзя — испачкаешь.
Помогать мастерам смазывать лифт нельзя — испачкаешь.
Спросите, а что же можно? А можно так себе ходить по бульвару и читать газету.
Стёпа пытался надевать старую куртку — чёрную и рваную. Но дома кричали, чтобы не смел наряжаться чучелом, позорить отца и мать и всю остальную семью.
Вся остальная семья — две маленькие сестры, Даша и Маша. Они должны гордиться братом, а не краснеть за него, как за чучело, перед соседями, домоуправом, почтальоном, лифтёршей и ещё, кажется, папиными сослуживцами.
Стёпа очень мучился. И все его товарищи мучились вокруг этой новой светлой куртки.
Стёпа перестал играть в футбол. Бороться. Лазить в котельную. Помогать мастерам смазывать лифт. Погибал, да и только.
Был человек — и нет человека!
Дома каждый вечер проверяли — не запачкал ли куртку. Что с ней? Как она? Или, может, он опять желает превратиться в чучело и опозорить отца, и мать, и всю остальную семью?
Прежняя нормальная жизнь оборвалась.
Кончилась.
Стёпа не жил больше для себя, для футбола, для лифта, для котельной. А жил для соседей, для дворника, для почтальона, для папиных сослуживцев.
Но однажды утром Стёпу будто по лбу громко стукнуло — тресь! Не всё потеряно, Стёпа!
Думаете, Стёпа попросту решил поскорее порвать и запачкать новую куртку?
Ошибаетесь.
В общем, Стёпа опять сделался человеком.
Как и велено было, он носил новую куртку, но боролся в ней, играл в футбол, лазил в котельную, помогал смазывать лифт.
Когда возвращался домой, снимал куртку и вешал на крючок в коридоре, она была чистой, без пятен и помарок.
Пожалуйста, проверяйте.
Да чего проверять: и так видно — чистая!
Дома довольны. Отец и мать довольны: Стёпа гуляет, прилично выглядит. Не носится чёрт те где, бережёт куртку.
Отец сказал:
— Надо было давно купить такую светлую — она его дисциплинирует.
Довольна и вся остальная семья, Даша и Маша: больше не требуется запоминать, перед кем за Стёпу краснеть, а перед кем не краснеть.
В субботу днём случилась история…
Мама вышла во двор кликнуть Стёпу обедать. Ребята играли в футбол. Мяча не было, и вместо него играли кочаном капусты.
Мама покричала Стёпу, поглядела его светлую куртку — не нашла и вернулась домой. Даже обрадовалась, что не нашла: значит, на самом деле куртка дисциплинирует Стёпу и он не гоняет по двору грязный кочан.
А Стёпа как раз гонял кочан, пока тот совсем не развалился. И только после этого вернулся домой. В коридоре на крючок повесил чистенькую куртку.
— Где ты был? — спросила мама. — Я тебя звала.
— Гулял на бульваре, — ответил Стёпа, вроде он и правда гулял на бульваре и читал газету.
Мама ушла на кухню, чтобы принести кастрюлю с супом.
— А я тебя видела, — тихо сказала Даша.
— И я тебя видела, — тихо сказала Маша.
— Где вы меня видели?
— Во дворе из окна.
— Мама не видела, а вы видели?
— Ага. Ты капусту катал.
— Пфе! Враки!
— А вот и не враки. Ты теперь наоборот ходишь.
— Как это — наоборот?
Даша и Маша сбегали в коридор и принесли Стенину куртку.
— Вот так, наоборот!
Сестры вывернули куртку наизнанку, и получилась она не светлая, а клетчатая. Грязная и в масляных пятнах.
Послышались шаги матери: она возвращалась из кухни с кастрюлей. Стёпа быстро вывернул куртку налицо — светлая и чистая.
Вошла мать.
Стёпа молчал. Молчали и сестры. Они не хотели выдавать брата, что он опять чучело, только не чёрное, как раньше, а клетчатое.
Ручеёк дыма
1
С Виктором, или просто Витей, Жёлтиков познакомился через Мокея Егоровича. Мокей Егорович служил на стадионе дворником. Занимал у входа маленькую сторожку. Стадион принадлежал заводу «Металлист». А Жёлтиков работал на заводе чертёжником.
Знакомство произошло поздней осенью.
Стадион был пуст. Дожди испортили поле и беговые дорожки. А играть в хоккей ещё не начали: ждали морозов, чтобы залить лёд.
И хотя стадион находился в центре города, он напоминал в эти дни пригород — те же стога сена, кусты, скамейки. Вокруг стогов были разбросаны лопаты и грабли. Валялись перевёрнутые тачки.
Чертёжник Жёлтиков сидел у Мокея Егоровича в сторожке и говорил, что не знает, у кого пристроить на зиму автомобиль.
Пять лет работал сверхурочно и без отпусков — собирал на него деньги, а теперь вот некуда с автомобилем деваться. Получил его недавно. Во всех общественных гаражах места уже заняты. Машину ему требуется изучать. А как он будет изучать на улице под снегом!
— Надо к Вите сходить, — сказал Мокей Егорович. — Поговорить с ним.
— А кто это — Витя?
— Шофёр со стадиона.
Мокей Егорович показал из окна сторожки на здание гаража.
Прежде Жёлтиков его не замечал, потому что закрывала листва деревьев. А сейчас деревья стояли голые, и гараж был виден — низенький, с чистыми белыми стенами и красной кирпичной трубой, из которой вытекал ручеёк дыма.
— А когда можно с Витей поговорить?
— Теперь и пойдём.
В воротах гаража была прорезана калитка. Мокей Егорович открыл её и заглянул внутрь. Темно. Крикнул: