Иван-царевич пришёл в терем и говорит Василисе Премудрой:
— Царь на меня больше не сердится, приглашает нас в свою царскую баньку попариться.
— Ах, напрасно радуешься, милый Иванушка, — говорит Василиса Премудрая. — Вот теперь-то мы с бедою и встретились. Не знаешь ты, что за баня у морского царя. Баня у него вся железная, три дня, три ночи её растапливают, докрасна раскаляют. За сто шагов не подойти. Бежать нам надобно.
Прошло три дня. Баню истопили. Посмотрели утром Иван-царевич с Василисой Премудрой из терема — баня красным-красна, как жар пылает. Страшно им стало. Василиса Премудрая говорит:
— Пора уходить. Будет погоня великая.
Она смастерила трёх говорящих куколок, посадила их по углам, научила, что надо говорить.
Иван-царевич оседлал двух борзых коней, и помчались они с Василисой прочь из морского царства.
В это время царские посыльные к терему Василисы Премудрой пришли, в двери стучат, на два голоса кричат:
— Иван-царевич и Василиса Премудрая, вставайте, собирайтесь, баня готова!
Первая куколка из угла отвечает:
— Рано вы нас разбудили, я не выспалась, скажите батюшке, пусть даст поспать.
Время прошло, снова идут посыльные, в двери терема стучат, на три голоса кричат:
— Не пора вам спать, а пора вставать, царь сердится!
Вторая куколка из другого угла отвечает:
— Подождите, уже встали, одеваемся.
Опять время прошло, опять бегут посыльные, в двери терема стучат, на семь голосов кричат:
— Царь гневается, ногами топает, говорит: «Этак моя баня вовсе простынет!»
Третья куколка из третьего угла отвечает:
— Ступайте себе к царю, мы в баню сами придём.
Вернулись посыльные к царю. А морской царь кричит:
— Зачем ушли? Под руки их взять, в баню силком проводить, иначе сбегут!
Прибежали посыльные к терему, в двери стучат — никто не отзывается. Выбили двери, а в тереме пусто. Доложили царю. Морской царь приказал:
— Снаряжать погоню великую!
Снарядили погоню. А Василиса Премудрая и Иван-царевич уже далеко были. Василиса Премудрая говорит:
— Надо землю послушать, нет ли царской погони.
Они остановились, Иван-царевич припал ухом к земле.
— Ничего не слышу, нет погони.
Тогда Василиса Премудрая послушала землю.
— Слышу, идёт погоня великая. Скоро будет здесь.
Она оборотила коней зелёным лугом, Ивана-царевича — старым пастухом, а сама сделалась белой овечкою. Тут и погоня наехала.
— Эй, старик, не видал ли добра молодца с красной девицей на борзых конях?
— Видал, — отвечает старик, — давненько это было. Я тогда ещё молодой был.
Воротилась погоня к морскому царю.
— На зелёном лугу пропали их следы, мы и туда, мы и сюда — нет следов да и только.
— А что видели на лугу? — спрашивает царь.
— Был там только старый пастух да белая овечка.
— Это они и были, — кричит морской царь. — Это Василиса Премудрая ухитряется! Брать надо было пастуха! Брать надо было овечку!
Царь послал новую погоню.
Опять Иван-царевич слушает землю, ничего не слышит, нет, говорит, погони. А Василиса Премудрая послушала и говорит:
— Идёт погоня великая. К нам приближается.
Она оборотила коней колодцем, Ивана-царевича — старым старичком, а сама сделалась берестяным ковшиком. Тут и погоня наехала.
— Эй, старичок, не видал ли добра молодца с красной девицей на борзых конях? Их следы у твоего колодца теряются.
— Верно, — отвечает старичок, — проезжали тут лет сорок назад добрый молодец с красной девицей. Да ведь и я в ту пору был добрым молодцем…
Воротилась дружина к морскому царю.
— На зелёном лугу у колодца пропали их следы. Мы и туда, мы и сюда — нет следов да и только.
— А что видели возле колодца? — спрашивает царь.
— Лежал возле колодца берестяной ковшик да сидел рядом старый старичок.
— Это они и были! — кричит морской царь. — Брать надо было старичка, брать надо было ковшик!.. Сам поведу третью погоню!
На этот раз Василиса Премудрая оборотила коней озером, Ивана-царевича — сизым селезнем, а сама сделалась серой утицей. Тут и третья погоня наехала.
Морской царь сразу догадался, кто такие утка да селезень. Ударился он о сырую землю, обернулся чёрным коршуном. Хочет коршун убить, заклевать утку и селезня, да не тут-то было! Разлетится он сверху, вот-вот ударит селезня, а селезень в воду нырнёт; вот-вот ударит утку, а утка под воду уйдёт. Бился, бился, из сил выбился, а ничего не сделал.
Поскакал морской царь назад, в своё подводное царство.
А Василиса Премудрая с Иваном-царевичем переждали время и поехали домой, в тридевятое царство.
Долго ли, коротко ли, а добрались они до дворца, где жили царь с царицей, родители Ивана-царевича.
— Ты подожди меня в этом лесочке, я пойду вперёд, доложусь отцу с матерью, — говорит Иван-царевич.
— Ты меня забудешь, — говорит Василиса Премудрая.
— Как могу я тебя забыть? — удивляется Иван-царевич.
— Как поцелуешь свою сестру, так меня и забудешь. Смотри, целуй только батюшку с матушкой, а сестру не целуй, — говорит Василиса Премудрая.
Пошёл Иван-царевич во дворец. Встретили его царь с царицей, то-то было радости! Поцеловал он батюшку, поцеловал матушку и забыл на радостях наказ Василисы — поцеловал сестрицу. А как поцеловал её — так и забыл Василису Премудрую. Три дня прошло. Царь-отец говорит:
— Надобно тебя женить, Иванушка.
А Иван-царевич согласен, забыл, что женат на Василисе Премудрой. Царь сосватал ему богатую молодую королевну.
Василиса Премудрая прождала три дня в лесочке — не идёт Иван-царевич, так и есть, забыл наказ её, ослушался. Тогда Василиса Премудрая пошла в стольный город и пристала у доброй старушки. Та муку сеет — пирог печь собралась.
— Для кого, бабушка, пирог готовишь? — спрашивает Василиса Премудрая.
— Разве не знаешь? В городе у нас большой праздник: царь женит Ивана-царевича на богатой королевне. Я пирог во дворец отнесу, молодым на стол подам.
— Дай, бабушка, я испеку, может, царь меня чем пожалует, — просит Василиса Премудрая.
— Мне не жаль, пеки, — говорит старушка.
Василиса Премудрая слепила из теста голубя и голубку и посадила их на пирог. А когда пирог был готов, отнесла его во дворец, на царский стол. Только жених и невеста взялись за пирог, как голубь с голубкой взлетели и заговорили. Голубка спрашивает:
— Помнишь, как была я белой овечкой, а ты — старым пастухом?
— Не помню, — отвечает голубь.
— А помнишь, как была я берестяным ковшиком, а ты — старым старичком?
— Не помню, — отвечает голубь.
— А помнишь, как была я серой утицей, а ты — сизым селезнем?
— Не помню, — отвечает голубь.
— У Ивана-царевича тоже память плохая, — говорит голубка.
Тут Иван-царевич всё вспомнил, выскочил из-за стола и побежал разыскивать свою милую жену Василису Премудрую. Нашёл он её у доброй старушки, поцеловал в сахарные уста, взял за белые руки и привёл во дворец к отцу, к матери. И начался там пир на весь мир, и я там был, мёд-пиво пил, по усам текло, в рот не попало.
А Василиса Премудрая с Иваном-царевичем стали жить-поживать да добра наживать.
КАК ИВАН — КРЕСТЬЯНСКИЙ СЫН БАРЫНЮ ДА БАРИНА ПРОВЁЛ
Жили в одной деревне старик со старухой. Был у них сын и была дочь. Вот пошла однажды дочь на реку бельё полоскать. А как выполоскала — стала вдруг плакать-голосить, слёзы ливмя лить. Мать услыхала, к реке прибежали, спрашивает:
— Что с тобой, доченька милая? О чём плачешь?
А дочка отвечает:
— Как мне не плакать, сударыня матушка, ведь замуж меня скоро отдадите, а я сыночка Иванушку рожу, а Иванушка-то на берег гулять пойдёт да и в воду упадёт! Утонет мой родимый Иванушка!
Мать от таких слов пуще дочки расплакалась. Сидят — в два голоса голосят. Отец прибежал, спрашивает:
— Что стряслось? Отчего плачете?
— Ничего, старик, не стряслось, — отвечает старуха, — да ведь может стрястись! Вот выдадим дочку замуж, а она сыночка родит. А сыночек-то на берег гулять пойдёт да и в воду упадёт! Утонет наш милый Иванушка! А-а!
— Ой, беда! — испугался старик и с ними вместе заплакал. Сидят — в три голоса голосят.
Пришёл сын с пашни. Дома нет никого. И сестра, и старые родители — все на речке, все в голос ревут. Прибежал к ним:
— Что случилось? Отчего плачете?
Мать рассказала, отчего плачут.
— Ох и глупость несказанная! Плачете по внуку, который ещё не родился. Да и дочь-то замуж ещё не выдали! Как с вами жить? Пойду по белу свету, поищу д
Жил-был старик Федот. Был у него пёс Алтрапка. Долго Алтрапка служил. Но вот и старым стал, волков да воров чуять перестал, голос у него пропал; лежит Алтрапка, не лает, дремлет да зевает. Старик говорит сыновьям:
— Надо пса прогнать.
Сын отвечает:
— Жаль его, пёс-то хороший был, верно служил.
Старик Федот говорит:
— Вот то-то: «был, служил»… А теперь старым стал, волков да воров чуять перестал. Одно знает — лежит да зевает. Гони его со двора, нет у нас лишнего куска.
Сын взял палку, выгнал Алтрапку. Сидит бедный пёс за огородами, воет. Подкрадывается к нему волк и говорит:
— Что ты, старый, воешь? И сам не промышляешь, и нам, волкам, мешаешь.
Алтрапка отвечает:
— Потому и вою, что старым стал, вас, волков-разбойников, чуять перестал… За это меня хозяин выгнал. Не хочет зря кормить.
Волк говорит:
— Ты на меня не лай, помолчи, дай поживиться, а я тебе за то тайну открою, такую тайну, что твой хозяин не только кормить-поить — на руках тебя будет носить! Вот слушай, что мне рассказал мой дед. Пришёл он однажды сюда за овцой. Твой дед не был сердитым, пропустил волка. И вот когда мой дед притаился в огороде, он увидел, как отец старика Федота золото прятал. Целый мешок золотых монет закопал под колодезной сохой.[5]
Алтрапка, смышлёный пёс, побежал к колодезной сохе, давай её выкапывать. Старикова сноха[6] кричит:
— Батюшка, глядите, ваш Алтрапка пришёл, колодезную соху подкапывает!
Федот кричит:
— Гони его!
Сноха подошла к Алтрапке, пнуть хотела, а пёс оскалил зубы, зарычал. Испугалась сноха, ушла подальше от греха. И кричит:
— Батюшка, он зубы скалит, ещё укусит. Глядите, он соху подкопал, упадёт соха!
Федот говорит:
— Сейчас я его убью!
Подошёл к собаке, глянул в яму, а там золота полным-полно! Федот ахнул. И давай золото собирать да приговаривать: «Спасибо, Алтрапка! Спасибо, милый!» Подозвал собаку, погладил. Потом приказал снохам:
— Алтрапку кормить только мягким хлебом, поить только свежим молоком!
Бабы кормят пса, а он лежит себе в тенёчке, позёвывает. Надоело это бабам, вот одна из них взяла да пнула его. А пёс-то старый был, с одного пинка и дух испустил.
Осерчал старик Федот:
— Моего благодетеля, моего кормильца убили, будьте вы неладны!
И пошёл к дьякону.[7] Говорит ему:
— Был у меня любимый пёс Алтрапка. Да сноха его убила. Хочу я пса на погосте[8] схоронить, по-человечески.
— Что ты, что ты! — закричал дьякон. — Виданное ли дело — пса на погосте хоронить! Нет такого порядку!
— А ты не серчай, отец дьякон, — говорит Федот. — Ведь Алтрапка-то мой был богатый пёс. Он тебе золотой при жизни отказал.[9]
— Мне — золотой? — удивился дьякон. — Покажи!
— Вот, бери.
Дьякон схватил золотой и говорит:
— Сам-то я решить такое дело не могу, а ты пойди к попу, посоветуйся.