— Никто и не узнает. Спрячьте меня на борту до отплытия. Потом, думаю, от меня какая-никакая польза будет, пока мы не доберемся до Пти Гоав. Считаю, что за карту это будет приемлемой ценой.
Гатридж кивнул.
— Хорошо. Договорились. — Он наклонился и открыл крышку люка, прорезанного в палубе каюты. — Люк ведет вниз, в кормовой трюм. Можешь пересидеть там. — Он протянул руку за глиняным кувшином, стоявшим на палубе возле его койки. — Возьми с собой воды. Пока хватит, а попозже, днем, я тебе принесу немного еды.
Гектор сел на край открытого люка, свесив ноги в темноту. Он посмотрел на Гатриджа снизу вверх.
— И когда вы планируете быть в Пти Гоав? — спросил он.
Гатридж ничего не ответил, только прятал глаза.
— Вы сказали, что зайдете туда взять бренди, — напомнил ему Гектор.
Капитан «Ямайского купца» смущенно отводил взгляд.
— Нет, такого я не говорил. Я сказал только, что подумывал сделать там остановку на пути в Кампече.
— Но у меня друзья в Пти Гоав… Индеец-мискито и француз. Потому-то я и решил прийти к вам.
Гатридж увиливал от ответа, явно не желая говорить ничего определенного.
— Может, на обратном пути… — промолвил он, замявшись. — А если мы привезем хороший груз кампешевого дерева, я дам тебе пять процентов от прибыли.
Он слегка подпихнул Гектора ногой, и юноша полетел вниз во мрак, внезапно поняв, что до того, как завершится плавание в Кампече, он, скорее всего, не увидит ни Сюзанны, ни Дана, ни других своих друзей.
Глава 5
— Нет лучшего времени, чем Рождество, — радостно заметил капитан Гатридж, облокотившись на поручни, — чтобы взять груз кампешевого дерева.
«Ямайский купец» медленно продвигался вдоль низкого заболоченного побережья. За болотами безоблачное небо уходило к горизонту, становясь пронзительно бледным, отчего у Гектора болели глаза. Местность была поразительно плоской, и видел он лишь бескрайний темно-зеленый барьер мангрового леса со спутанными и облепленными илом корнями, над которым торчали кое-где перистые верхушки изредка встречавшихся пальм. Прошло менее десяти дней с той поры, как корабль отплыл из Порт-Ройяла к побережью Кампече, и Гатридж пребывал в хорошем настроении.
— Оглянуться не успеешь, как снова на Ямайке окажешься, — говорил он. Заполучив похищенную Гектором карту, он внимательно отслеживал по ней продвижение корабля. — На лондонском рынке за кампешевое дерево дают по сто фунтов за тонну, и у тебя от выручки будет такая доля, что можно начать уже и свой капитал сколачивать.
Пожалуй, думал про себя Гектор, на Карибах всякий готов дать совет о том, как нажить огромное богатство. Раньше на эту тему распространялся Роберт Линч, а теперь вот о том же рассуждает капитан-оборванец на видавшем виды торговом шлюпе. За то, что Гатридж бессовестно обманул его, намекнув о плавании в Пти Гоав, куда он вовсе и не собирался, обиды на капитана Гектор не держал. Вот уже три недели минуло, как Гектор в последний раз видел Дана, Жака и двух лапто, и юноша смирился с мыслью о том, что какая бы судьба ни была им уготована во французской колонии, ему уже поздно что-то предпринимать. А что касается страстного желания Гектора снова увидеть Сюзанну, то капитан, вероятно, прав. Большее впечатление на племянницу Томаса Линча произведет богатый поклонник, а не тот воздыхатель, у которого за душой ни гроша. Возможно, прибыльное плавание к берегам Кампече станет первым шагом на пути к богатству.
Гектор вновь принялся рассматривать береговую линию.
— Рубщики кампешевого дерева называют себя людьми Залива, и живут они мелкими группками вдоль всего побережья, — рассказывал Гатридж. — Наверное, человек по пять-шесть, в общем лагере. Обосноваться они могут где угодно, поэтому мы потихоньку крейсируем вдоль побережья, пока нас не заметят и не подадут сигнал. Потом мы бросаем якорь, и они приходят торговаться. Заготовленное кампешевое дерево они обменивают на товары, которые мы привозим. Наш барыш редко бывает меньше пятисот процентов.
— Откуда вы знаете, что им нужно?
Капитан улыбнулся.
— Им всегда нужно одно и то же.
— Почему они соглашаются на вашу цену? Они же смогут получить лучшую цену, если сами привезут кампешевое дерево на Ямайку?
— Не повезут. Слишком многих разыскивают власти. Стоит им ступить на берег, как их тотчас арестуют. Среди них много тех, кто в прошлом был буканьером и не успел или не захотел сдаться, когда объявили амнистию. Остальные — отпетые негодяи и головорезы. Им нравится жить, ни от кого не завися, хотя не могу сказать, что я им завидую.
Теперь Гатридж не сводил взгляда с участка мангровых зарослей.
— Это случаем не дым? — спросил он. — Или меня глаза подводят?
Гектор всмотрелся повнимательнее. Над растительностью поднималась светло-серая дымка. Это мог быть и дым, и клочья запоздалого утреннего тумана, который еще не развеялся.
— Они прячутся, как беглые преступники. Наверняка же власти не станут посылать сюда корабли, чтобы их вылавливать, — заметил юноша.
— Испанцев они боятся, вот кого, — объяснил Гатридж. — Испанцы провозгласили весь Кампече своим владением, а людей Залива считают злоумышленниками, которые нарушают закон и воруют древесину. Если испанский патруль поймает дровосеков, их доставляют в какой-нибудь город, а там сажают в тюрьму или продают на аукционе, как рабов.
Приложив ладонь ко лбу, он устремил из-под нее долгий и пристальный взгляд в сторону джунглей. Потом довольно хмыкнул.
— Да, это дым. Хорошо. Бросаем якорь тут. Он отослал Гектора с матросом в корабельный трюм, распорядившись принести бочонок рома. Подныривая под палубные бимсы, Гектор подметил, что грузовой трюм на три четверти пуст. В углу было сложено несколько рулонов ткани. Тут и там стояли ящики с молотками, топорами, абордажными саблями, клиньями, ломами. В нескольких сундуках у переборки хранился кусковый сахар-рафинад. Но большую часть груза шлюпа составляли три дюжины бочек и бочонков различного объема и размера, начиная от маленького восемнадцатигаллонового бочоночка и кончая массивной бочкой на сотню галлонов. Гектор проверил, что в них. Примерно четверть бочонков была заполнена порохом, в остальных был ром, громадный запас рома. С помощью своего напарника Гектор подкатил бочку с ромом к сходному трапу и посредством талей поднял ее на палубу. Здесь уже установили импровизированный стол, уложив на бочонки доски, и на нем разложили галеты, морские сухари, окорока и солонину.
— Вон они, плывут на пироге, — сказал Гатридж, глядя в сторону берега. Большая долбленая лодка с тремя гребцами уже преодолела полпути до корабля. Разглядеть получше сидящих в ней людей было трудно, потому что у всех на головах были шляпы с непомерно широкими, вислыми полями, совершенно скрывавшими лица.
Капитан сам подошел к поручням, готовый помочь гостям подняться на палубу.
— Приветствую вас, друзья мои! Очень рад! Добро пожаловать на мой корабль! — оживленным тоном обратился к ним Гатридж.
Гектор видел, что гости вооружены: каждый имел при себе мушкет, не считая заткнутых за пояс пистолетов. Один из гребцов на мгновение перестал работать веслом, помахал им воздухе и испустил громкий восторженный вопль.
Через несколько мгновений каноэ встало борт в борт со шлюпом, и три рубщика кампешевого дерева перебирались через планширь. Гатридж похлопал всех по плечу и жестом пригласил к столу с нехитрой снедью и бочонком рома. Гектору никогда не доводилось видеть людей, выглядевших столь одичало. Спутанные сальные волосы гостей свисали до плеч, нечесаные бороды свалялись. Вся одежда была грязной и воняла потом. Двое когда-то были ранены в лицо — у одного шрам проходил от уха вниз, сбоку по шее, а у другого отсутствовал глаз. Третий из лесорубов, похоже, старший среди них, был настоящим колоссом. Он возвышался почти на шесть с половиной футов, одежда не могла скрыть мощной мускулатуры рук и плеч, к тому же на костяшках пальцев красовались застарелые мозоли. Лоб и щеки пересекали тонкие шрамы, а нос был сплющен жестоким ударом, будто верзиле не менее дюжины раз крепко досталось по лицу в драке. Все трое, стоило им ступить на палубу и оглядеться, держали себя самоуверенно, и от них исходила какая-то угроза. Поразительнее всего был цвет их кожи. Руки и лица лесорубов имели необычный темно-красный оттенок, словно их поджаривали на вертеле или они страдали от какой-то чудной болезни, обезобразившей кожу.
К изумлению Гектора, Гатридж продолжал вести себя так, словно встретился с закадычными друзьями, давно потерянными и вновь обретенными.
— Идемте! Садитесь! Вы здесь желанные гости. Праздники ведь на носу — Рождество, Новый год! — Он усадил прибывших гостей возле грубого стола на пустые бочонки, служившие табуретами, вручил всем троим оловянные кружки и начал разливать по ним неразбавленный ром. Едва ли перекинувшись между собой словом, лесорубы жадно выхлебали первую порцию выпивки и протянули кружки за новой. Гигант потянулся за краюхой хлеба. Разорвав ее пополам, он принялся размачивать хлеб, поливая ромом корочку. Получившийся мякиш он засовывал в рот.
— Гектор! — позвал капитан. — Сбей крышку с того бочонка. Не будем скупиться для наших гостей!
Как только Гектор, поддев долотом крышку, открыл бочонок, за спиной у него грянул мушкетный выстрел, отчего юноша едва не выронил долото. Обернувшись, он увидел, что это один из лесорубов выпустил заряд в воздух.
— Браво! — вскричал Гатридж, ни в малейшей степени не удивленный. Он налил стрелку очередную кружку рома, потом сам сделал изрядный глоток из своей. — За ром, который свалит и дьявола! Там, откуда он взялся, еще много. — Затем капитан приказал, чтобы корабельное орудие, жалкую маленькую шестифунтовую пушку, зарядили и привели в боевую готовность. Театральным жестом Гатридж поднес зажженный фитиль к запальному каналу, раздался громовой грохот холостого выстрела, и стая пеликанов, до того мирно сидевшая в мангровом болоте, сорвалась с места и, испуганно хлопая крыльями, полетела прочь.
Безудержная попойка продолжалась весь день, и к закату три лесоруба на ногах уже не держались. Один свалился со своего бочонка и растянулся на палубе, а другие похрапывали, уронив головы на стол. Да и сам Гатридж был не в лучшем состоянии. Он попытался добраться до каюты, но от выпитого рома так шатался, что Гектор испугался, что капитан, неровен час, свалится за борт. Он подхватил Гатриджа под плечи и отвел в капитанскую каюту, где тот сразу же рухнул на койку лицом вниз.
На следующее утро, к изумлению Гектора, люди Залива потребовали еще рома — чтобы запить завтрак. Видно, организм у них был железный, поскольку казалось, что от пьянки им ничуть не худо, и похоже, они готовы были продолжать вливать в себя ром день напролет. Гатридж, когда нетвердой походкой вышел из своей каюты, вид имел больной — наверное, страдал разлитием желчи. Однако в конце концов он сумел направить беседу на интересующий его вопрос. Есть ли у людей Залива запасы кампешевого дерева на продажу? Лесорубы ответили Гатриджу, что хотя лес они рубят каждый на особицу, результат у них один на троих. Они согласны обменять заготовленный лес на бочонки с ромом и кое-какие припасы, но потребуется еще несколько дней, чтобы свезти все кампешевое дерево в общий штабель где-нибудь рядом с местом высадки.
— Гектор, — сказал Гатридж, — пожалуй, попрошу-ка я тебя об одолжении. Отправляйся на берег с нашими друзьями. Тебе покажут, сколько кампешевого дерева уже готово и сколько еще нужно складировать. Потом мы определим справедливую цену. А я тем временем проведу шлюп дальше вдоль побережья и отыщу других заготовщиков. Меня не будет дня два-три, самое большее неделю. Когда вернусь, мы начнем загружаться.
Гектору не терпелось отправиться на берег и осмотреться, но прежде, чем он спустился в пирогу, Гатридж под благовидным предлогом отвел юношу в сторонку, очевидно, желая переговорить о чем-то с глазу на глаз.
— Обязательно поставь на сложенные штабеля какие-нибудь отметки, чтобы было ясно, что мы намерены их забрать, — сказал он. — Люди Залива — народ ветреный. Если ты будешь рядом, они не продадут заготовленную древесину следующему появившемуся тут кораблю. Но еще я хочу, чтобы ты проверил бревна, которые они предлагают на продажу. Пойдем, нужно кое-что тебе показать.
Капитан повел Гектора в клетушку под полуютом. Достав деревянную плашку около трех футов длиной, он показал ее Гектору. Дерево было мелкослойным, темно-красного цвета, очень темного, почти черного.
— Это обошлось мне в прибыль от прошлого плавания, — сказал капитан, протягивая образец, чтобы Гектор поближе с ним ознакомился. — Вот кампешевое дерево. Некоторые называют его красным или черным, а кто — кровавым. Если настрогать его стружки в воду, то получившийся затем настой будет похож на кровь. Красильщики используют его для окрашивания тканей, добавляя в свои чаны. Они щедро платят за кампешевое дерево, но только если оно лучшего качества. Что скажешь?
Гектор взвесил деревяшку в руках. Она была очень тяжелой и казалась безупречной. Она источала слабый запах, похожий на аромат фиалок.
— Дай-ка я покажу тебе, — сказал Гатридж, забирая плашку. Он с силой стукнул деревяшкой по переборке, и от ее кончика отлетел кусок. На изломе брусок оказался пустотелым, древесина была насквозь трухлявой. Для тяжести полость была забита землей. — В прошлый раз больше половины моего груза оказалось вот таким, — сказал Гатридж. — Хотя я и заплатил самую высокую цену, все зря. Дровосеки уже давно продали весь заготовленный запас своего товара и не одну неделю потратили на то, чтобы смастерить вот это из отходов. Все гнилые чурбаки они забили на концах пробками из приличного дерева, замаскировав эту дрянь. Сделано было искусно, и неудивительно, что я купился на обман. Так я и потерял свой капитал.
Прошло совсем немного времени, и Гектор в задумчивости сидел в пироге, направлявшейся к берегу, вместе с тремя людьми Залива. По-видимому, имелся какой-то негласный уговор, по которому ему выпало сопровождать гиганта. Звали его Изреель, но большего Гектор о нем не знал. Изреель лишь буркнул:
— Возьми с собой шляпу и какую-нибудь тряпку, — а потом надолго замолчал.
Гектор предположил, что отшельническая жизнь сделала людей Залива неразговорчивыми. Никто из них не промолвил ни слова благодарности, когда Гатридж, перед тем как лесорубы отправились обратно на берег, вручил каждому набитый провизией мешок и по несколько бутылок рома.
Спутники Гектора направили пирогу в брешь в мангровых зарослях и, проплыв немного дальше, высадились на песчаном пятачке и вытащили суденышко на слежавшийся песок. Отсюда через безотрадную пустошь была проложена тропинка. Не успел Гектор сделать и пяти шагов, как ощутил острую резкую боль, словно бы на шею сзади упал раскаленный уголек. Как оказалось, его укусило какое-то насекомое, и он шлепнул себя по шее. А через несколько секунд, когда на него налетел целый рой москитов, на теле уже горело три-четыре укуса. Кожа неприятно зудела, а насекомые с жадностью накинулись на все открытые участки тела, ухитряясь даже кусать сквозь одежду. Гектор наклонился и плеснул на лицо воды из лужи, ополоснул руки. Но передышка оказалась недолгой. Он чувствовал, как насекомые садятся на лицо, и веки уже начали распухать от укусов. Юноша удивлялся, не понимая, как его спутники сносят столь безжалостный натиск, ибо насекомые их словно бы и не беспокоили.
Когда отряд достиг развилки тропы, двое людей Залива свернули в сторону, а гигант Изреель продолжал шагать вперед, мешок с едой и выпивкой лежал у него на плече, словно бы пустой. Гектор заторопился за ним, по-прежнему отмахиваясь, как мог, от насекомых. Несколько минут упорной ходьбы, и мангровый лес расступился перед путниками, открыв поросшие кустарником болота. Озерца стоячей воды и болотины связывала обширная сеть проток и мелких ручьев. Болотные птицы — цапли, кроншнепы и зуйки — расхаживали по топкой почве, хватая насекомых и мелкую рыбешку. Гектор гадал, как тут вообще можно жить, когда кругом одна вода, однако Изреель шагал дальше, невзирая на преграды. Вскоре они пришли в лагерь Изрееля, который представлял собой не более чем скопление простых хижин без одной стены, крышей им служили уложенные в несколько слоев пальмовые листья. В хижинах Гектор увидел устроенные на кольях помосты, приподнятые, по крайней мере, фута на три над землей. На одном из таких помостов-платформ, судя по всему, Изреель спал, другой служил ему жилой комнатой. В стороне, в нескольких ярдах, располагалась своеобразная «кухня» — место, отведенное для приготовления еды: еще один приподнятый помост, на сей раз с насыпанной на него землей.