Ничего не оставалось делать, как подчиниться. Вздохнув, Бумажкин сунул руку в рукав. Потом — вторую. Телогрейка на Петьке по длине вполне могла сойти за пальто: как раз до колен.
— Ну вот, — удовлетворенно произнес дядька, — в самый раз. Будто на тебя сшита. Теперь вот это давай. — Он поднял с пола валенок и протянул его Петьке. — Босиком же ходить не будешь. Ну, быстрей!
Петька нехотя сунул ногу в огромный серый валенок. Непривычно как-то. Неловко. И верхний край в подколенную ямку уперся.
— Ничего, привыкнешь, — успокоил его дядя Миша. — Ты пальцами-то пошевели. Не жмут? Это сорок шестой размер. А ты какой носишь?
— Сорок первый.
— То-то я смотрю, ботинки почти игрушечные. Тогда постой немного, я сейчас…
Он прошел на кухню, выдвинул из шкафа нижний ящик и извлек оттуда две длинные серые тряпки.
— Вот, — протянул дядя Миша Петьке, — держи!
— Что это? — недоуменно спросил Петька, не в силах понять, что же это и для чего предназначено.
— А, дай сюда, — дядька в досаде выхватил их у Петьки, — вы, столичные, видать, ничего не знаете. Это же — портянки!
— Портянки? — переспросил Бумажкин, силясь вспомнить, что же обозначает это слово. Кажется, он встречал его где-то, в какой-то книге, но о чем в ней шла речь?
Дядя Миша быстро нагнулся, держа в руке портянку.
— Давай сюда ногу!
Ничего не понимая, Петька поднял правую ногу. Дядя Миша принялся быстро наматывать на нее серую тряпицу. Теперь Бумажкин вспомнил! Совсем недавно в какой-то книжке о войне проскальзывало это слово. Портянки были одним из необходимых атрибутов солдатского обмундирования.
— Толкай ногу в валенок! — скомандовал дядька. — Как теперь? Не слетит?
— Да вроде нет…
— Вторую ногу давай! О, хорошо!
Дядька отошел в сторону и посмотрел на Петьку.
— Что тут скажешь? Красавец, да и только!
Он исчез в комнате и включил там свет.
— Иди-ка сюда! Сейчас убедишься! Иди, иди, не бойся, не натопчешь!
Петька с трудом, словно на ходулях, доковылял до комнаты, несколько раз чуть не свалившись на пол, и встал рядом с дядей Мишей. Тот повернул его к зеркалу:
— Вон, посмотри, какой ты красавец!
Петька взглянул на себя и остолбенел. Перед ним стоял то ли бомж, то ли зэк.
«Мама бы точно в обморок упала», — подумал Бумажкин.
— Красавец! — еще раз, с чувством, повторил дядька. — Куда до тебя нашим-то! Ты теперь, можно сказать, деревенскее всех деревенских!
Дядя Миша весь светился радостью от того, что так удачно сумел подобрать Петьке одежду. Петьку же его новый имидж просто подавлял. Но попасть под власть переживаний он не успел: от дяди Миши поступила новая команда:
— Ну а теперь в нужник! Быстро! А то обмочишься!
Они вышли в кухню, дядька открыл дверь в сени:
— Не налети, тут кадушка, помнишь? Во-от… Все нормально. — Он щелкнул выключателем, над крыльцом. Опять залаяла собака.
— Да, нужно тебя с Саблей познакомить. Она у нас собака серьезная, помесь овчарки с кем-то там… Чужих не любит, пока ей не представишь. Как-то раз к нам Венька Вострецов забежал, я его не представил, так, большой палец отняла. Да ты иди, иди, не бойся!
Дядя Миша уже стоял возле псины и ждал, пока приблизится Петька. Бумажкин с опаской подошел к собаке.
— Сабля, это Петр. Сын моего племянника Константина. Ну, помнишь, я тебе как-то о нем рассказывал? — Сабля, будто поняв, о чем речь, завиляла хвостом. — Да не бойся ты, — это он уже Петьке, — погладь собаку-то! Поди, живое существо!
Петька несколько раз провел рукой по спине Сабли. Та еще сильнее замахала хвостом.
— Ну вот, — удовлетворенно сказал дядя Миша. — Теперь вы почти родственники, и тебя она никогда не тронет. А теперь пойдем в этот…
— Санузел, — подсказал Петька.
Он подвел его к какой-то калитке, открыл ее и, показывая рукой вправо, произнес:
— Вот, через этот огород перебежишь, там строение такое будет… Увидишь. Вот это самый узел и есть. Да, света там нет. Так что будь осторожен. Не провались.
Петька невольно остановился:
— А куда я могу провалиться?
— Ну это… Дырка там посередине, в темноте можно не увидеть. Ну, словом, разберешься. Беги!
Легко сказать — беги. В своих ужасных валенках Петька еле доковылял до так называемого нужника, который внешне напоминал конуру Сабли, только сильно вытянутую вверх.
«И как тут люди живут? — недоумевал Бумажкин, возвращаясь обратно. — Ведь так действительно все свое хозяйство отморозить можно».
Он вспомнил дачу в Перловке. Там тоже деревянный дом, но все что нужно, находилось внутри. «Это как же так, совсем себя люди не берегут. Разве можно так издеваться над собой. Такой мороз, а этот, как его, нужник на улице. Да еще и не отапливается!»
Глава 9. Даша
— Входи в избу, я сейчас, — сказал дядя Миша Петьке, как только тот появился во дворе. Бумажкину показалось, он несколько взволнован, а точнее — встревожен, но спрашивать ничего не стал. А дядя Миша подошел к калитке, ведущей на улицу, постоял немного, всматриваясь в темноту, и, чуть слышно вздохнув, повернулся к крыльцу.
— Ладно, пошли, чаевать будем, — и вдруг охнув, схватился за поясницу. — Ну вот опять она, окаянная, покою мне не дает. Прострел за прострелом. — Скрючившись, он еле доковылял до дома.
Спустя несколько минут Петька, скинувший с себя валенки, телогрейку и шапку и помывший под рукомойником руки, опять сидел за столом.
— Ну вот и чай сварился, — сказал дядя Миша, одной рукой держась за спину, другой — поднимая с печи чайник. Он налил в две огромные кружки кипяток, заварку, сел напротив Петьки и спросил:
— Ты, Петьк, как чай-то пьешь: с молоком, маслом или сахаром?
Этот вопрос опять застал Петьку врасплох.
— Ну как… — растерялся он, — чай — с сахаром, а бутерброд — с маслом. Ну иногда с колбасой…
— Да нет, я не про бутерброд, я про чай спрашиваю. Масло-то в чай кладешь, нет?
— А зачем?
— Значит, не кладешь, — сделал вывод дядя Миша. — Я ж не знаю, как москвичи-то чай пьют, вот и спрашиваю. Вот буряты, например, на чабанских стоянках, чай пьют с маслом и молоком. И даже иногда сало туда добавляют, и соль сыпят.
— Так ведь я ж не бурят, — обиделся Петька.
— Понятное дело, что не бурят. Но кто ж вас знает, как там в Москве-то? Не предложишь чего-нибудь, глядишь, тебе не понравится. Вон, ко мне буряты как-то приехали. Осерчали за то, что я им масла для чая не дал. Ладно, пей, не бери в голову. В бане-то деревенской мылся, нет?
Петька покачал головой. Он в городской-то бане никогда не был.
— Ну тогда тебе сам Бог велел! Сейчас вот пойду, баньку затоплю, веник запарю, и — вперед! — сказал дядя Миша, но даже не сдвинулся с места. Петька прекрасно чувствовал, что он чем-то озабочен!
На улице хлопнула калитка, но Сабля не залаяла.
— Но вот наконец-то и Даша пришла, — облегченно вздохнул дядя Миша и широко и радостно улыбнулся.
«Да что ж это за Даша такая? — недоумевал Петька. — Ведь он же писал, что один живет!»
В этот момент дверь распахнулась и на пороге появилась высокая красивая девочка. Даже очень красивая. В сто, нет, даже тысячу раз красивее Самохваловой.
Судя по всему, Даша была Петькиной ровесницей. На ней был надет коротенький тулупчик, валенки и меховая шапка. Увидев Петьку, она растерянно поздоровалась. Петька привстал и плюхнулся на табурет. Вот кому моделью-то быть!
Даша между тем не спеша раздевалась.
— Что-то очень уж ты задержалась, — сказал дядя Миша, укоризненно глядя на нее.
— Да я же говорила, дядя Миш, что подготовка к конкурсу «А ну-ка, девочки!» началась. Вот мы и репетировали.
Даша прошла на середину кухни.
— Попить бы чего.
Она налила из чайника воды в чашку и, подув, сделала несколько глотков, украдкой поглядывая на Петьку.
— А у нас радость, Даш, — как показалось Петьке, несколько смущенно, объявил дядя Миша. — Гость приехал. Из самой Москвы.
— Из Москвы! — воскликнула Даша так, будто речь шла о человеке, прибывшим из Австралии или Новой Зеландии. — Вот это да!
Несмотря на смущение Бумажкин вскочил и протянул Даше руку:
— Петр…
— Даша, — ответила она, глядя на Петьку сверху вниз. Петька торопливо опустился на табурет. То, что он успел заметить за несколько секунд, повергло его в самый настоящий шок. Даша-то, Даша оказалась выше его на целую голову! И угораздило же его уродиться таким коротышкой!
— Помнишь, я рассказывал тебе, что в Москве живет мой племянник, Константин, — теперь уже с гордостью продолжал дядя Миша. — Так вот, это его сын. Приехал к нам в гости. («Похоже, он и Даше, и Сабле говорит одно и то же», — подумал Петька). Ну ладно, Даша, ты тут гостя развлекай, пельмени вари, а я пойду баньку затоплю.
И в этот самый момент, словно раскаленные клещи впились Петьке в верхнюю челюсть. Он схватился за щеку.
— Что случилось? — встревожился дядя Миша.
— Зуб… — простонал Петька, — зуб…
Глава 10. Досадная неожиданность
Хоть и недолго пришлось мерзнуть Петьке в читинском аэропорту да на вокзале в Приаргунске, но все это дало о себе знать. Зуб, который до этого момента лишь время от времени поднывал, теперь заявил о себе в полную силу.
Даша и дядя Миша растерянно переглянулись. Да что они, не знают, что делать в таких случаях, что ли?!
— Мне бы к стоматологу… — промычал Петька.
Дядя Миша беспомощно развел руками:
— Так нет его в Благодатном.
— А где есть?
— В райцентре, — вздохнул дядя Миша.
— Да и то только с утра, — тоже вздохнула Даша.
— Двадцать три километра, конечно, не расстояние, — продолжал дядя Миша, — но вот когда зуб-то болит… Но ведь даже не это главное. Главное, к стоматологу не сразу попадешь. Даже если придешь с утра и будешь первым.
Петька молча уставился на родственника.
— Система такая, Петьк, — пояснил он. — Чтобы попасть к стоматологу, нужно все обследования у терапевта пройти, флюорографию сделать, и если у тебя не обнаружат туберкулез, вот тогда и к стоматологу талончик дадут.
— А если обнаружат?
— Да ты что, Петька, неграмотный, что ли? Тогда — прямым ходом в Читу, в тубдиспансер. Там заодно и зуб подремонтируют. Чтоб человек-то не мучился. Ну что, легче стало?
Петька кивнул. Пытаясь понять весь этот механизм, он на время забыл о зубе. И тут же боль напомнила о себе с новой силой.
— М-м-м… — замычал он, — таблетку хоть какую-то дайте, что ли… Анальгин, например…
— Так за ним тоже в райцентр бежать нужно! А аптека все равно там закрыта!
Петька метнулся к сумке. Он вспомнил, что мама хотела дать ему с собой лекарства, а он всячески сопротивлялся. Балбес! Но кто же знал, что все так по-дурацки повернется! А может, мама, все-таки положила несколько упаковок? Увы, чуда не произошло.
Отбрасывая в досаде сумку в сторону, Бумажкин ненароком заметил, что девочка и дядя Миша, словно глухонемые, подают друг другу какие-то знаки. Вероятно, Даша в чем-то пыталась убедить дядю Мишу, и тот крутил у виска указательным пальцем и показывал на Петьку. Девочка, судя по всему, не отступала.
Наконец ей удалось сломить сопротивление дядьки и тот коротко сказал, обращаясь к Бумажкину:
— Одевайся.
Петька ни о чем не стал спрашивать, молча надел валенки, телогрейку, нахлобучил шапку и вслед за Дашей вышел на улицу.
Глава 11. Баба Груня
Даша шла очень быстро, и Петька в своих огромных валенках еле поспевал за ней. Время от времени девочка оглядывалась и спрашивала:
— Болит?
— Угу…
— Потерпи немного. Скоро уже.
И, видимо, чтобы хоть как-то отвлечь Петьку от боли, начала рассказывать:
— К бабе Груне идем. А она живет в Индонезии, то, как бы выразиться… Словом, жители поселка районы так называют. Мы вот с дядей живем в Америке, а баба Груня — в Индонезии. Смешно, правда?
Говоря по правде, не очень. Но Петька промолчал. И не только от того, что старался лишний раз не открывать рот, а чтобы ненароком не обидеть девочку. Да и о народных названиях районов Благодатного он слышал уже третий раз.
Петьке показалось, что они очень долго шли, прежде чем остановились возле скособоченной, наполовину вросшей в землю, избушки. Даша постучала в окно.
— Открыто! — донесся старческий голос.
— Пошли! — шепнула девочка и дернула за ручку двери.
Миновав маленькие темные сени, они оказались в помещении, которое, видимо, было и комнатой и кухней одновременно. За столом, скрючившись, сидела маленькая усохшая бабка и размачивала в чае сухарь. У стены стоял небольшой старинный сундук, напротив — возвышалась русская печь.
— Добрый вечер, — обратился к бабке Даша.
— Здравствуйте, — с трудом разомкнул рот Петька.
— Баба Груня, — продолжала Даша, — помочь надо. Человек зубом мучается.
— Вижу, — не глядя на Петьку, отозвалась та и вынув из стакана сухарь, поднесла ко рту. В последний момент половина сухаря оторвалась и упала обратно в стакан.
— Садись, голубь ясный, — прошамкала бабка.
Петька обвел взглядом помещение и опустился на сундук. Больше прикорнуть было некуда. Даша продолжала стоять у дверей.
— Смотрю не нашенский паренек-то, — уткнувшись взглядом в стакан, произнесла бабка. — Откель будет-то?
— Из Москвы, баба Грунь, — отозвалась Даша. — Он сам-то сказать не может. Зуб у него болит.
— Конечно, болит, — согласилась баба Груня, безуспешно пытаясь извлечь из стакана крючковатым пальцем сухарь.
«Скорей бы она с этим сухарем закончила, что ли», — с досадой подумал Петька, держась рукой за щеку.
Наконец бабка положила в беззубый рот тюрю, запила чаем и, отодвигая стакан в сторону, прошамкала:
— Ладно, потом допью. У меня еще где-то кусочек сахара есть. А то че парнишка мучается?
Она вышла из-за стола и, скрючившись, направилась к Петьке. Тот приготовился подробно рассказывать, где, как и когда начал болеть зуб, как это делал на приеме у врача, но баба Груня внезапно развернулась на сто восемьдесят градусов и пошла в другую сторону.
— Ну где же она? — недоумевала бабка. — Запамятовала, ей-богу! Ведь намедни же ей рожу Петровне выводила!
Баба Груня зашла за печку.
— Вот она, родимая, — донеслось оттуда, — я ж сама ее сушиться положила! Ну все! Теперь, голубь ясный, считай, что зубной боли у тебя будто и не бывало!
Бабка вынырнула из-за печки, держа в руках красную тряпицу отнюдь не первой свежести. О, каким замечательным, каким желанным представился в этот момент Петьке кабинет стоматолога! С какой радостью погрузился бы он сейчас в зубоврачебное кресло! С каким наслаждением слушал бы он звяканье медицинских инструментов, от которых прежде он, дурак, готов был бежать куда глаза глядят.
Бабка между тем остановилась перед Петькой и внимательно посмотрела на его щеку. Потом развернула тряпицу, склонилась над ней, что-то прошептала и, смачно плюнув на ее середину, быстро приложила к Петькиной щеке. Он невольно дернулся, почувствовав на себе влажное бабкино лекарство.
— Сидеть, голубь! — строго приказала она. — А то не поможет!
Петька замер, смирившись со своей участью. Правда, подумал о том, как бы не подцепить какой-нибудь заразы, но сдернуть со щеки тряпицу не решился.
Да, интересная все-таки штука жизнь! Ну разве мог он, Бумажкин, еще неделю назад предполагать, что у него вдруг разболится зуб и лечить его будут не где-нибудь, а на самом краю России. Да еще таким средневековым способом!
— Полегчало? — спросила бабка.
Петька осторожно, чтобы не уронить тряпку, покачал головой.
— Болит?
— Угу…
— Ничего, пройдет. Можно идти.
— Баба Груня, я вам завтра меду принесу, ладно? — сказала Даша. — Сейчас просто некогда было.