Он пришёл на горы над морем и со страхом наблюдал, как море старается разбить землю на куски. Волны были всклокоченные, с белыми гребнями и огромные, как горы. И их брызги взрывались на камнях, поднимаясь к тёмным тучам, летящим на штормовом ветре вглубь страны. Сабан шёл, опустив голову, обжигаемый солёной водой, пробиваясь сквозь ветер, и небо казалось темнее, чем когда-либо. Хэрэгг и Каган шли вместе с ним. Было очевидно, что сегодня не будет последнего взгляда Слаола, и возможно, подумал Сабан, этого последнего взгляда больше никогда не будет. Возможно, это был конец света, и он громко закричал от этой мысли.
Удар молнии прошипел далеко над морем, осветив темноту вокруг, а прямо над головой прозвучал раскат грома, и Сабан расплакался от страха перед богами. Он поднялся на невысокий холм. Ещё одна извилистая молния разорвала небо, когда он достиг вершины, и в её неверном свете он увидел Храм Моря. Сначала ему показалось, что там никого нет, но потом он увидел, что толпа людей разошлась вокруг, сбившись кучками в укрытиях из разбросанных валунов. Только несколько человек стояли в храме, и их присутствие поторопило Сабана.
Вздымающееся море в неистовстве билось у подножия скалы, и брызги разлетались высоко к вершине, смачивая камни храма. На уступе прямо под скалой, где должен был полыхать огромный костёр, не было ничего, кроме струек дыма и пара. Жрецы и воины стояли, склонив головы в круге храма, а когда Сабан подбежал ближе, среди них он увидел белое платье Орэнны.
Она ещё была жива.
Воины таскали дрова к краю скалы и кидали сырые палки в затухающий костёр. Скатэл кричал, его одеяние растеряло свои перья под порывами ветра, и если он и видел появление Сабана, не обратил на него внимания. Керевал был в ужасе, он даже боялся подумать о том, что означает такое предзнаменование.
Камабан увидел Сабана, и в этот момент Камабан исполнил необходимый ритуал. Он потащил Орэнну к началу тропы, ведущей к костру, достал из-за пояса нож и срезал золотые украшения, купленные Керевалом вместо утерянных сокровищ Эрэка. Орэнна казалась в трансе. Скатэл проталкивался через ветер и пытался помешать Камабану, но тот рявкнул на него, и Скатэл отступил. В это время Сабан оказался рядом с братом.
— Она должна идти в костёр! — прокричал Камабан.
— Но огня нет!
— Она должна идти в костёр, глупец! — закричал Камабан. Он схватился за горловину насквозь промокшего белого платья Орэнны, и разрезал её ножом.
Сабан схватил брата за руку, чтобы остановить, но Камабан оттолкнул его.
— Так должно свершиться! — прокричал Камабан сквозь клокочущие яростные порывы ветра. — И должно свершиться, как положено! Ты не понимаешь? Должно быть так, как надо!
И внезапно Сабан всё понял. Орэнна должна исполнить свой долг и пойти в костёр, а если не будет пламени, это не её вина. И Сабан отступил, и смотрел, как Камабан разрезал донизу длинное платье Орэнны. Тяжёлая шерсть начала бешено развеваться на ветру, и Камабан потянул за промокшую одежду. Он с усилием сдёрнул платье, и оно упало к ногам Орэнны, которая осталась обнажённой.
Она была обнажена, потому что именно так новобрачная предстаёт перед своим мужем, а сейчас Орэнна должна была отправиться к Слаолу. Камабан закричал ей:
— Иди! Иди!
И Орэнна пошла, хотя это было трудно, так как всё препятствовало её стройному телу, но медленно, очень медленно, словно в трансе, она заставляла себя двигаться вперёд. Камабан шёл в шаге позади неё, умоляя её не останавливаться, а охваченные ужасом жрецы наблюдали из каменного круга храма.
Какие-то струйки дыма и пара всё ещё поднимались к вершине скалы и растворялись в воздухе. Сабан шёл параллельно Орэнне, но придерживаясь внешней стороны камней, обрамляющих священную тропу. Казалось, что при её приближении к краю скалы ветер становился всё сильнее. Её ноги скользили по влажному дёрну, промокшие волосы развевались, но она послушно наклонилась вперёд и проталкивалась через бурю.
— Вперёд! — кричал ей Камабан. — Вперёд!
На краю скалы Сабан увидел, что в костре всё ещё скрываются остатки огня. Куча дров была очень большой, и её подожгли в полдень и постоянно подбрасывали дрова, чтобы жар был как можно сильнее, но ветер, брызги и дождь гасили огонь, задували пламя, превратив его в сырые, чёрные и обугленные куски дерева. Но в центре костра, глубоко внутри, некоторые угли всё ещё сопротивлялись буре.
— Туда! — ликующе закричал Камабан. — Туда!
И Сабан и Орэнна оба подняли головы, чтобы увидеть, что на юго-западе появилась длинная красная полоса. Это был бог солнца. Он наблюдал, и его кровь проступила сквозь облака.
— Теперь прыгай! — пронзительно закричал Камабан.
Раскат грома оглушил всё вокруг. Молния блеснула над скалами.
— Прыгай! — снова закричал Камабан, и Орэнна, вскрикнув от страха, или может быть от восторга, когда она шагнула с края скалы в промоченные дождём и морем остатки костра. Она покачнулась, приземлившись. Её сбило сильным порывом ветра и обугленными ветками, рассыпавшимися у неё под ногами, и она упала. Сабан увидел последние клубы дыма, и внезапно огонь погас. Орэнна сделала то, что должна была сделать, но бог отказался от неё.
Сабан прыгнул вниз на уступ. Он стянул с себя рубаху, и натянул её на голову Орэнне. Она не могла пошевелиться, и он натянул рубаху на её тело, чтобы укрыть от дождя. В этот момент она подняла взгляд на его лицо, и он крепко обнял её своими голыми руками, и она, обессиленная, зарыдала на его плечах над истёрзанным штормом морем.
Она осталась жива. Она сделала то, что должна была сделать, но в Сэрмэннин пришла беда.
* * *
Буря начала ослабевать. Море всё ещё билось об скалы, рассеиваясь на множество белых брызг в темнеющем воздухе, но ураган превратился в обычные порывы ветра, и вместо ливня начался дождь.
Сабан повёл Орэнну на вершину скалы. Она просунула руки в рукава рубахи, и уцепилась за него словно во сне.
— Она вернулась! — закричал жрецам Камабан.
Хэрэгг спустился с холма и тоже закричал.
— Она вернулась!
Керевал выглядел абсолютно убитым. Считалось, что судьба невесты солнца предсказывает будущее племени на предстоящий год, и никто никогда не видел, чтобы она отправлялась в огонь, а потом возвращалась.
Скатэл истерично кричал, и в гневе он схватил копьё у одного из воинов и направил его на Камабана.
— Это всё ты! — закричал он. — Это ты сделал! Ты вызвал грозу! Тебя видели в храме Мэлкина прошлой ночью! Ты вызывал грозу!
При этих словах дюжина воинов присоединилась к главному жрецу и направилась к Камабану.
Сабан бросил копьё, помогая Орэнне, а сейчас она вцепилась в него, и он ничего не мог сделать, чтобы спасти своего брата — но Камабан не нуждался в помощи.
Он просто поднял одну руку.
В руке был кусочек золота. Большой ромб из хижины Санны.
Скатэл остановился. Он увидел золото и поднял руку, остановив воинов.
— Ты хочешь, чтобы я бросил это сокровище в море? — спросил Камабан. Он раскрыл другую руку, показывая одиннадцать маленьких ромбиков. — Мне всё равно! — он внезапно рассмеялся диким смехом. — Что значит для меня золото Эрэка? А что оно значит для тебя? — его голос сорвался на крик. — Ты потерял его, Скатэл! Ты даже не смог уберечь ваши сокровища! Так позволь ему снова исчезнуть! Пусть отправляется в море!
Он повернулся и замахнулся, как будто намереваясь швырнуть золото в бурлящие волны.
— Нет! — с мольбой закричал Скатэл.
Камабан обернулся.
— Почему нет? Ты потерял его, Скатэл! Ты, жалкий кусок высохшего помёта ящерицы, потерял золото Эрэка! А я вернул его в Сэрмэннин, — он держал высоко в воздухе золотые ромбики. — Я — колдун, Скатэл из Сэрмэннина, — произнёс он громким голосом, — я — колдун, а ты — грязь под моими ногами. Я заставил всех духов воздуха и воды лететь в Каталло спасать это золото, золото, которое вернулось в Сэрмэннин несмотря на то, что ты нарушил договор вашего вождя с моим братом. Ты, Скатэл из Сэрмэннина, не подчинился Слаолу! Он хочет, чтобы его храм переместили, и его величие было восстановлено, а что делает Скатэл из Сэрмэннина? Он стоит на пути бога, как бешеный кабан перед благородным оленем! Ты мешаешь Эрэку! Так почему я должен отдать тебе это золото, которое Эрэк отобрал у тебя? Оно отправится в море!
Он стоял на скале над потухшим костром, и вновь угрожающе замахнулся, чтобы швырнуть золото в бурлящее море.
— Нет! — закричал Скатэл. Он неотрывно смотрел на золото, словно это был сам Эрэк. Слёзы лились по его измождённому лицу, а выражение настоящего восторга стояло в его глазах. Он упал на колени.
— Пожалуйста, нет! — умолял он Камабана.
— Ты отправишь храм в Рэтэррин? — спросил Камабан.
— Я отправлю храм в Рэтэррин, — смиренно сказал Скатэл, всё ещё стоя на коленях.
Камабан указал на север.
— В своём безумии, Скатэл, — сказал он, — в горах ты построил двойной круг камней. Это тот храм, который я хочу.
— Ты получишь его, — сказал Скатэл.
— Решено? — спросил Камабан Керевала.
— Решено, — подтвердил Керевал.
Камабан всё ещё высоко держал крупный кусок золота.
— Эрэк отверг невесту, потому что вы отвергли то, чего он хочет! Эрэк хочет, чтобы его храм был в Рэтэррине!
Люди выползали из своих укрытий и прислушивались к Камабану, который стоял высокий и устрашающий на тёмном краю скалы. Ветер развевал его длинные чёрные волосы и перестукивал косточками, привязанными на их концах.
— Ничто не происходит просто так, — закричал он. — Потеря вашего золота было несчастьем, но несчастьем со смыслом, и что же оно означает? Оно означает, что Эрэк увеличивает своё могущество! Он распространит свой свет до самого центра мироздания! Он вернёт свою настоящую невесту, саму землю! Он вернёт нам жизнь и счастье, но только в том случае, если мы сделаем то, чего желает он. И если вы перевезёте храм в Рэтэррин, вы все станете подобны богам, — он ссутулился, совсем измождённый. — Вы все станете подобны богам… — повторил он.
— Спасибо за её спасение, — шепнул Сабан, обнимая Орэнну.
— Не будь глупым, — устало сказал Камабан. Он пошёл вперёд и опустился на колени перед Скатэлом. Он положил золото, все двенадцать ромбиков, на траву между ними, и двое мужчин заключили друг друга в объятия, как два давно не видевшихся брата. Оба рыдали, и оба поклялись сделать всё, что прикажет бог солнца.
Орэнна осталась в живых, Камабан победил, и Рэтэррин получит храм.
Скатэл не знал, что делать с Орэнной, она прошла священной тропой в костёр и осталась в живых, а такого никогда не случалось. Первым желанием Скатэла было убить её, Керевал хотел взять её себе в жёны, но Камабан, чей авторитет в Сэрмэннине теперь стал непререкаемым, решил, что её нужно отпустить.
— Эрэк сохранил ей жизнь, — сказал он племени, — это означает, что он должен как-то использовать её. Если мы убьём её, или насильно выдадим замуж, мы бросим вызов самому Эрэку!
И Орэнна ушла на север, где жила её семья, и провела там всю зиму, но весной она вернулась на юг, и привела с собой двух братьев.
Трое спустились вниз по реке в лодке, сделанной из ивовых прутьев, сплетённых в виде чаши и обтянутых кожей. Орэнна была одета в оленьи шкуры, а её золотистые волосы были завязаны на затылке. Она сошла на берег в селении Керевала вечером. Заходящее солнце освещало её лицо, когда она шла между хижинами, где люди шарахались от неё. Кто-то до сих пор считал её богиней, а кто-то думал, что отказ Эрэка вселил в нее злой дух. Все опасались её могущества.
Она заглянула в хижину Хэрэгга. Сабан внутри был один, высекая из кремня наконечники для стрел. Он любил это занятие, ему нравилось видеть, как острые осколки откалываются от кусков грубого камня. Но затем свет, при котором он работал, заслонили, и раздражённо подняв глаза, он не узнал Орэнну на фоне входа.
— Хэрэгга нет, — сказал он.
— Я пришла повидать тебя, — ответила Орэнна, и в этот момент Сабан узнал её, и его сердце так заколотилось, что он не смог произнести ни слова. Он мечтал вновь увидеть её, но опасался, что это никогда не случится, а теперь она пришла сама. Низко пригнувшись, она вошла в хижину и села напротив него, а два её брата присели на корточках снаружи.
— Я молилась Эрэку, — торжественно сказала она, — и он приказал мне помочь тебе перевезти храм. Это мой долг.
— Твой долг? Передвигать камни? — Сабан улыбнулся.
— Быть с тобой, — сказала Орэнна, и с тревогой взглянула на него, словно он мог отказаться от неё.
Сабан не знал, что сказать.
— Быть со мной? — взволнованно спросил он, желая уточнить, что она имеет в виду.
— Если ты захочешь этого, — сказала она и покраснела, хотя в хижине было слишком темно, чтобы Сабан мог увидеть это. — Я молилась Эрэку всю прошедшую зиму, — продолжила она тихим голосом, — и я спрашивала его, почему он отказался от меня. Почему он наслал позор на мою семью? И я говорила с нашим жрецом, он дал мне выпить чашу напитка, и я увидела потрясающее видение, и Эрэк сказал мне, что я буду матерью хранителей его нового храма в Рэтэррине.
— Ты станешь матерью? — спросил Сабан, не смея поверить в то, что она предложила с таким спокойным видом.
— Если ты захочешь меня, — смиренно сказала она.
— Я мечтал только об этом, — признался Сабан.
Орэнна улыбнулась.
— Хорошо, — сказала она, — тогда я буду с тобой, а мои братья помогут тебе перевезти камни.
Она объяснила, что её братья, Каддан и Макин, привыкли приносить большие куски скал с расщепленных горных вершин в низины, где их разбивали и превращали головки для топоров.
— А я слышала, — продолжила она серьёзно, — что ты считаешь трудным передвинуть камни?
Так думал не Сабан, а Хэрэгг, потому что Керевал возложил на него ответственность за перемещение камней храма, и гигант, казалось, был поставлен в тупик. Всё предыдущие лето и осень он провёл путешествуя между храмом Скатэла и селением Керевала, и до сих пор не решил как можно переместить камни, или, вообще, можно ли их двинуть с места. Он был обеспокоен этой задачей, выслушивал советы, и не мог ни на что решиться. Льюэдд и Сабан были уверены, что они знают, как это можно сделать, но Хэрэгг слишком боялся принять их совет.
— Это можно сделать, — сказал Сабан Орэнне, — но только если Хэрэгг доверит это Льюэдду и мне.
— Я постараюсь убедить его поверить вам, — сказала Орэнна. — Я расскажу ему о своём видении, и он подчинится воле бога.
Возвращение Орэнны расстроило жрецов, так как они опасались, что её влияние будет соперничать с их властью, поэтому Сабан построил для неё хижину на другом берегу реки ближе к морю. Они с Орэнной поселились там, и люди приходили со всего Сэрмэннина, и даже с мест, расположенных у его границ, для общения с ней. Рыбаки приводили свои лодки для её благословения, а бесплодные женщины просили, чтобы им даровали детей. Орэнна отрицала своё могущество, но они всё равно приходили, а некоторые даже построили свои собственные хижины неподалёку от её хижины, пока это место не стало известно под названием селение Орэнны. Льюэдд, копьеносец, который был сыном рыбака, тоже вместе с женой поселился здесь, и братья Орэнны поставили свои дома рядом с ним, и тоже привели с собой своих жён. Также пришли Хэрэгг и Каган. Хэрэгг почтительно поклонился Орэнне, и казалось, облегчённо вздохнул, когда она сообщила ему о том, что Эрэк приказал, что Сабан и Льюэдд должны передвигать камни храма.
— Мои братья спустят камни вниз с гор, Сабан построит лодки, чтобы перевозить камни, а Льюэдд поведёт лодки в Рэтэррин.
Хэрэгг согласился с Орэнной и присоединился к Камабану, который путешествовал по всему Сэрмэннину и рассказывал о своём прекрасном видении, так как для передвижения камней понадобится помощь всего племени, и ему удалось убедить всех. «Вначале времён, — говорил Камабан, — боги вместе кружились в танце, а люди Земли жили под их счастливой сенью, однако мужчины и женщины начали любить богиню луны и богиню земли больше, чем самого Эрэка, и Эрэк перестал танцевать. И если Эрэка удастся вернуть обратно, прежнее счастье вернётся. Больше не будет зимы, не будет болезней, и не будет сирот, рыдающих в темноте». Хэрэгг рассказывал о том же, и эти обещания были приняты с восхищением и надеждой. Всего за один год угрюмое противодействие передаче храма превратилось в пламенную поддержку.