— И дело в шляпе! — ахнул Суслик.
— Нет, — строго поправил его Хома. — И Хома — в шляпе!
Везучий он, Хома, что ни говори.
Как Хома творил
Любил Хома на песчаной косе у ручья загорать.
Вообще-то он не столько загорал, сколько грелся на солнышке. Но и загорал — шубка-то ведь выгорала от солнца.
Лежишь себе спокойненько, в ус не дуешь. А если что, птицы об опасности сразу предупредят. Им далеко видно. Если вдруг Лиса появится, они тут же раскричатся, расшумятся — успеешь вовремя ноги унести.
Хорошо на песочке лежать. На тёплом, сыпучем, мягком. А у самого берега песок сырой, плотный. На нём можно, что хочешь, палочкой рисовать.
Лежишь на сухом песке, а на мокром — рисуешь. Лучшего друга Суслика, старину Ежа, Зайца-толстуна…
На придирчивый взгляд Хомы, рисунки у него получались просто замечательные. Тот же Суслик выходил такой страшный, как живой. А про Зайца с Ежом и говорить нечего — в кошмарном сне не увидишь!
А друзья придирались. Возмущались. Спорили.
— Непохоже, непохоже, непохоже! — каждый раз кричали они и стирали нарисованное.
Возможно, боялись, что рисунки здесь навечно останутся.
А того они не понимали, что Хома старался, как мог. Он, наверно, ещё рисовать как следует не наловчился. Но они и подправить рисунки ему не давали. Как увидят, стирают.
Разве можно творить в таких условиях! Всякое желание пропадает. Возможно, он, Хома, хочет художником стать. А никакой тебе поддержки, никакой похвалы, никакого сочувствия!
Ты рисуешь, они стирают. И всё тут.
Правда, привереда Суслик неплохой совет всё-таки дал. Один. По-дружески. Видать, совесть проснулась.
— Лучше бы ты врагов рисовал! — посоветовал Суслик. — У тебя получится, — заверял он, стирая ногой своё новое страшное изображение.
И что же? Нарисовал ему Хома Лису. Вышло и впрямь очень хорошо: коварная остроносая Лиса, вся жёлтая — на жёлтом песке.
А капризный Суслик внезапно разобиделся:
— Её-то вон как похоже рисуешь!
— Сам же просил — рисовать врагов лучше, — любовался Хома своим творением.
— Я так сказал? — опешил Суслик.
— Ну да. У меня память хорошая. Ты сказал: «Лучше бы врагов рисовал!» — напомнил Хома. — Я и старался Лису получше изобразить.
— Не прикидывайся! Не путай меня! Признавайся, боишься её? — пристал к нему Суслик.
— Ну, боюсь, — признался Хома.
— Поэтому и нарисовал Лису хорошо. А меня боишься? — вытаращил глаза Суслик.
— Не-а, — мотнул головой Хома. — Всё равно не боюсь.
— Вот почему ты меня плохо рисуешь!
— Неужели поэтому?.. — изумился Хома.
— Конечно! А ну-ка попробуй теперь Волка нарисовать?
Нарисовал Хома Волка. Рядом с Лисой. И опять вышло хорошо. Да что там хорошо, — потрясающе!
Суслик даже затрясся от страха, увидев на рисунке оскаленную волчью пасть. Хома вместо зубов осколки речной ракушки вставил. Устрашающее сверканье!
— Убедился? — пришёл в себя Суслик. — Кого боишься, того и рисуешь хорошо!
— Просто ужасно вдохновение нашло, — пожал плечами Хома.
А про себя удивлялся: «Что ж это получается? Друзья не получаются, а враги получаются!»
Так и разошлись они по домам, размышляя над ужасными тайнами вдохновения. А те рисунки, Лисы и Волка, остались на песке. Суслик стирать их не стал. Лапа на такое не поднялась!..
Зато их потом Волк и Лиса стёрли. Случайно нашли.
Об этом Хоме белобокая Сорока донесла, протараторила:
— Как бешеные песок скребли!
Вот и попробуй угоди. Хорошо нарисуешь — тоже плохо. Не нравится.
Думаете, после этого Хома творить перестал? Ничего подобного!
Сам рисовал, и сам стирал. Лучше уж рисовать и стирать, чем не рисовать вовсе!
Как Хома и Суслик путешествовали
— Ты любишь путешествовать? — спросил Хома лучшего друга Суслика.
— Очень! Только я никогда не пробовал, — привычно ответил Суслик.
— Тогда в путь! Будет что вспомнить! Быстренько собирайся в большое плавание. Запас питания на два дня.
— На обоих? — предусмотрительно спросил Суслик.
— На одного, — строго сказал Хома. — Поэтому и про меня не забудь. Бери вдвое больше!
Дело в том, что на днях к песчаной косе у ручья вдруг надувную лодочку принесло. Отличную. Яркую.
Очевидно, с ней дети где-то, выше по течению, играли. И доигрались. Но и то хорошо, что она не пропала. Хоме досталась.
И вот, весело пустились Хома и Суслик на лодочке в плавание. В большое, дальнее. На мир посмотреть и себя показать.
Сам Хома на носу лодки кое-как устроился. А Суслика заботливо на корме поместил, с шестом — длинной и крепкой палкой. Так и быть, пусть всё время отталкивается. Ни за что не соскучится!
Для себя Хома оставил самое трудное: глядеть в оба, за двоих, и зычно командовать.
— Куда правишь, растяпа!.. Да не туда, а вон туда!.. Так держать! — разносилось по ручью.
Но так только поначалу было. Вскоре течение вынесло лодочку на самую середину широкого ручья. И она поплыла сама по себе.
Умолк Хома. Притих Суслик. Красота вокруг!.. Жёлтые кувшинки распластали на воде тугие большие листья. Такие большие, что на таком листе даже Хома вполне разместился бы — лёжа!
Острая осока по-комариному звенела на лёгком ветру.
Высоченный тростник шелестел своими метёлками, словно подметая, и без того новенькое голубое небо. Синие глазастые стрекозы низко висели в воздухе, шелестя прозрачно-жёлтыми крыльями, пронизанными сетью мельчайших жилок. И что интересно, у каждой расфуфыренной стрекозы — по четыре крыла. Наверняка по два запасных!..
— Видал? — Хома внезапно уставился в воду, наклонившись с лодки.
— Видал, — тоже наклонился Суслик. К счастью, в ДРУГУЮ сторону. А то бы опрокинулись!
Бронзовые жуки-плавунцы шныряли под водой, ловко загребая ногами, как вёслами.
— Какие прыткие! — восхитился Суслик.
— Зато ты — лентяй, — пробурчал Хома. — Отталкивайся!
— Глубоко, — показал шестом Суслик. — С ручками!
— С ножками, — тут же отозвался ворчун Хома. — С ручками, с ножками, с ушами и с носом! Ты всегда причину найдёшь, чтобы отдохнуть.
— Глянь! — вскрикнул Суслик.
По дну ручья ползли усатые серо-зелёные раки. Задом наперёд. И беззвучно клацали клешнями, как ножницами. А вокруг них извивались, раскручивались по течению длинные водоросли. Вероятно, раки дно подстригали.
Вдруг послышался птичий гомон.
Хома и Суслик подняли головы.
Белогрудые ласточки стремительно влетали в изрытый норками обрывистый берег и так же суматошно вылетали оттуда. Они будто плясали над ручьём и длинной полосой рябили гладкую воду.
— Ну и кутерьма! — поразился Суслик. — И как они только не сталкиваются!
— Видят хорошо, — фыркнул Хома.
Лодку несло всё дальше.
Нарядный, тёмно-голубой и солнечно-рыжий, Зимородок гулко бухнулся с чёрной коряги в ручей. Выхватил блеснувшую рыбку и скрылся.
— Во даёт! — снова изумился Суслик.
— Не даёт, а берёт, — поправил его Хома. — Берёт, хватает, ловит!
— Я и говорю — даёт.
— Кому? — рассмеялся Хома. — Тебе?
— Себе!
— Тогда так и говори: «Во даёт себе!» Кстати, дай чего-нибудь пожевать. Мне, — уточнил Хома.
Суслик и себя бы не обделил. Но…
— Забыл! — внезапно вскричал он.
— Что?
— Припасы взять, — еле слышно вымолвил Суслик.
Домой возвращались по берегу. Лодку пришлось бросить. Слабосильный, голодный Суслик не мог выгрести против течения.
А ведь Хома ему наказывал — взять запас питания на два дня. Для двоих! А тот и для одного не взял. Даже на один-то день!
Трудным путь домой оказался. Дремучие кусты, коряжник, камыш, осока… Да мало ли каких преград по берегу понаставлено! Это с лодочки на всё приятно смотреть, когда мимо плывёшь. А здесь шестом не оттолкнёшься!
Хорошо, что живыми добрались.
Вот так-то. Так-то вот.
Разве можно с ним, Сусликом, в путь отправляться? Да ещё в дальний! С ним бы только по его норе путешествовать. По его собственной. Мимо кладовочки с припасами.
Конечно, в том дальнем плавании они Могли бы останавливаться и пищу по берегам искать. Да неизвестно, найдёшь ли, а вот время точно потеряешь.
Нет, нельзя с Сусликом пускаться в дальнее плавание. Только в ближнее. Что и случилось.
Другая надувная лодочка теперь не скоро приплывёт. Жди-дожидайся…
Одни воспоминания о путешествии и остались. А всё равно приятно. Себя не показали, но хоть на мир посмотрели. Всего на краешек. Зато какой!
Как Хома будущее предсказывал
Собрались местные хищники — Волк, Лиса и Медведь — на дружескую вечеринку. В роще.
Что-то там не поделили и в сердцах решили тогда всё поделить.
Раз они самые сильные, хитрые и зубастые, давай-ка, мол, разделим всё вокруг. На троих. И рощу, и луг, и поле, и то, что за ним. И даже ручей. Вместе с единственной полузатопленной лодкой-плоскодонкой.
Поспорили жарко, конечно, пока делили. Поцапались. Оплеух друг дружке понадавали — не без этого.
А так, в общем-то, мирно вся делёжка прошла. Без кромешной драки.
Затем по своим логовам разошлись. Все трое.
На другой день главная Ворона о принятом в роще решении повсюду прокаркала.
Те, мол, кто тут-то и там-то живут, под власть Медведя переходят. Другие — под законы Волка, ну, под Волчью законность. А третьи — под власть Лисы подпадают.
Даже не по разным породам весь животный мир разделили, а лишь по местам, где кто живёт, обитает.
Самая большая неразбериха с птицами вышла. Они ж, где хотят, там и летают.
Волк, тот сразу и весь воздух над своими владениями тоже своим объявил. И того, кто, дескать, над ними пролетать вздумает, он сбивать будет. Из большущей рогатки, натянутой меж двумя берёзами.
Короче, постаралась эта троица, кто во что горазд!..
Всем несладко пришлось.
Так вышло, что нора Хомы очутилась во владениях Волка. А нора Суслика — на Лисьих угодьях.
Как тут жить? Как пить и кормиться?
Где зерно собирать и где горох рвать?
Где в ручье пить и купаться?..
Ручей-то ведь хищники тоже поделили. Верховье досталось Медведю, середина — Лисе, а низовье — Волку. А та полузатопленная плоскодонка вообще оказалась частично Медвежьей, а частично — Лисьей.
— Такое и в дремучем сне, как говаривал мой дядюшка, не приснится, — сказал Хома лучшему другу Суслику. — Подремонтировали бы лодку и плавали бы вдвоём. Красота!
— Тогда она вконец затонет, — возразил Суслик, — если Медведище на её корму усядется.
— Пусть он посередине за вёсла сядет, а Лиса — на корме с рулевым веслом.
— Да разве ж он ей доверит рулить?! — изумился Хома такому невежеству.
И впрямь безвыходное тут положение. Выходит, уж лучше пусть эта лодка ничейной станет и затонет полностью. Прямо на месте. Там, где стоит. Не так обидно будет Лисе и Медведю.
А пока они каждый на ней как бы по своему флагу подняли.
Медведь на её носу — к длинной жерди берёзовую ветвь прицепил, а Лиса на корме — каштановую ветку к сухой кривой палке. На всякий случай старались. Мало ли что!..
Теперь повсюду — новый порядок. Всё поделено. Всё к загребущим лапам прибрано. Всё вокруг размечено — колышками ограничено. Волк те колышки зубами затачивал, Лиса ставила и держала, а Медведь лапой с маху вбивал. Жаль, ни разу не промахнулся.
Иные колышки кое-где аж полностью в землю ушли. От Медвежьего-то удара!.. Про те «забитые» места сразу местная живность пронюхала и давай шнырять — туда и сюда. Бесконтрольно пока. Моментом пользовалась.
И, конечно же, такая путаница из-за этих границ получилась. Великое неудобство!
Вот хотя бы Заяц-толстун. У него братьёв, сестёр и сватьёв — не счесть. По всей округе разбросаны. А как им в гости, родне к родне, ходить? Всегда у всей хищной троицы разрешения спрашивать?!
Ну, ладно. Пойдёшь за разрешением к той же Лисе, а она вдруг возьмёт и без всякого разрешения тебя слопает! Если, понятно, голодная.
И главное, как теперь Хоме с Сусликом дружить? От норы к норе перекликаться прикажете? Глупо.
Но друзья ведь не вчера родились. Нашли выход. Вернее, проход. Попросту вырыли подземный ход друг к другу.
Верно говорится, что нет худа без добра. Раньше у них по одной норе было, а теперь стало по две. У каждого. Это не считая подземного перехода.
А там, глядишь, и все стали так поступать. Зайцы, мыши, муравьи…
Вся жизнь, считай, под землю ушла. Всё подземными ходами изрыто: от одного мышиного убежища — к другому, от второй муравьиной кучи — к первой…
Даже птицы свои гнёзда расширили, чтоб свои к своим хотя бы по ночам прилетать могли.
Ничего не поделаешь. Все же кругом свои, родные.
Правда, для этого потрудиться пришлось. С неба лишнее жильё не падает. Лишнее жильё только жульё задаром имеет!
Обо всём этом и судачили теперь в своих общих норах Хома и Суслик.
— Одним лишь рыбам хорошо, — завидовал лучший друг Суслик. — Плавают себе по ручью свободно. В любую сторону.
— Не скажи, — вздыхал Хома. — Ходят слухи, хотят ручей кольями перегородить.
— Но рыбий малёк-то пройдёт, — утешался Суслик.
— Пройдёт малёк, — кивал Хома. — Малёк пройдёт! Но мы-то так и состаримся.
— Да и пусть всё плохо, — заявил как-то Суслик, — лишь бы всеобщей драчки не было!.. Всё-таки за нас сейчас кто-то старается, за нас думает, нас бережёт.
— Кто? — выкрикнул Хома. — И от кого? Тебя от меня? Или меня от тебя? Нет, ты мне ответь, кто это меня бережёт? — гневно подступил он к Суслику. — Лиса? Волк? Медведь?!
— Тихо ты! — испугался лучший друг. — Услышат! Запомни, хоть наше дело и правое, наше дело — маленькое. Им, — он внушительно показал на низкий земляной потолок, — виднее.
— Глуп ты, дурачина, как говаривал мой дядюшка, — поостыл Хома. — Я теперь только одного не пойму: почему это Коршун в стороне остался и всё небо себе не захватил?
— С ним-то ясно. Не может он вечно летать. Где-то и садиться нужно. А гнездо у него в Медвежьей роще.
— Вот ты, я вижу, глазастый. С нами-то всё ясно, мы пропащие. А вот люди всё это безобразие потерпят?
— Какие ещё люди?
— Настоящие. Живые! Ты думаешь, что кроме нас, жалких подземных зверушек, сусликов всяких, никого на свете нет? Людей нет? Думаешь, все они промолчат и смирятся с такой делёжкой?!
— Не думаю, — враз повеселел Суслик. — Я вообще редко думаю, — добавил он. — Но теперь-то, полагаю, люди не потерпят. Не таковские. Сторожа в курятнике помнишь, когда мы с петухами вставали? Он-то с ружьём!
— И при Собаке! — яростно подмигнул Хома.
А Суслик знай своё бубнит:
— С ружьём. Двуствольным. Жаль, у него третьего ствола нет!
— Недолго ждать осталось, — предсказывал Хома. — Скоро всё кончится.
Так оно вскоре и вышло. Настоящие люди прогнали хищников!..
Правда, те потом снова вернулись, но уже вели себя гораздо скромнее. Как и положено.
Суслик с Хомой теперь гордые ходят, будто победители. Но они хотя бы всё предсказали. Вернее, это Хома будущее угадал.
Слава Богу, сами-то уцелели. А кто уцелел, тот и прав. Такая история не раз в Истории случалась.
Как к Хоме родичи приезжали
С той поры слава о Хоме как предсказателе по всем окрестностям катилась. От одного к другому. От второго к третьему. И так далее. И даже дальше…
Многие к нему приходили и прилетали о своей судьбе узнать.
И Хома всем — зайцам ли, птичкам ли, мышкам ли, — здоровую, богатую, счастливую жизнь предсказывал. В будущем, конечно.