А вот в пятом детдоме я застрял. Надолго. И знаешь почему? Воспитатель такой встретился. Дмитрий Данилыч. Заядлый футболист. Фанатик. Вот этим-то футболом он меня и купил. Да не меня одного. Всех наших мальчишек. У нас четыре команды футбольных было. Представляешь? В одном детдоме — четыре команды! И какие! Меж собой мы сражались до одури. А когда выставляли сборную детдома — всех подряд побеждали. Вот этому-то Дмитрию Данилычу — первый мой долг. Без него остался бы я бродягой или, того хуже, вором бы заделался. Но есть у меня долги и покрупнее… Григорий Денисович помрачнел, шагнул к столу, показал пальцем: — Видишь?
Юла поглядел. На столе, на толстой квадратной стеклянной пластинке, лежал маленький кусочек металла. Темный, сплющенный, почти бесформенный. Юла давно подметил этот странный ошметок металла на столе, но как-то не задумывался, что это.
— Пуля, — сказал Григорий Денисович. Взял почерневший кусочек металла, подержал, словно взвешивая, на ладони и передал Юле. — Вернее — бывшая пуля, — уточнил Григорий Денисович.
Юла повертел в руке этот вовсе не похожий на пулю искромсанный кусочек.
«Ну и что?» — подумал он.
— Это случилось в Германии, — сказал Григорий Денисович. — Заняли мы один немецкий городок, Мариенбург. Крохотный такой, забавный городишко. Как игрушечный. Дорожки цветными кирпичиками выложены. И домики — разноцветные. С острыми крышами. И смешными флюгерами.
И вот идем по улице, я и несколько солдат из моей роты — я тогда ротой командовал. И вдруг один из солдат, Саид Бобоханов, — хлоп! — меня на панель и сам — на меня. А тут — очередь из автомата. Я лежу, ничего еще не соображаю. А кто-то из наших — раз! — и срезал того фрица. Оказывается, немецкий автоматчик неожиданно выскочил, но Саид подметил. Да, меня прикрыл. А сам…
Григорий Денисович умолк, покрутил в руке пулю.
— А сам? — нетерпеливо подсказал Юла.
— А сам был тяжко ранен. Оперировали Саида. И вот, извлекли, — он снова покрутил в руке корявый кусочек металла. — Через день умер Саид, не приходя в сознание… А врач в санбате вот — на память мне…
Григорий Денисович хмуро замолчал.
И Юла молчал.
— Этот долг — побольше всех других моих долгов, — медленно произнес Григорий Денисович. И уперся в Юлу тяжелым взглядом. — А как думаешь, долги платить надо?
— Надо, — кивнул Юла. — Только кому? Саид-то погиб.
— Э-эх! Ничего ты не понял! — Григорий Денисович глянул сердито, и скобка у него на щеке опять сжалась и разжалась. — Людям платить надо! Людям! Понял? Всем.
«Всем? И мне тоже?» — подумал Юла. Но не спросил.
— Ну, подрастешь, сам до всего дойдешь, — сказал Григорий Денисович. — А матери передай: никакой я не святой. Просто долги плачу. Так и скажи.
Глава IV. КРАСАВЕЦ ТРЕНЕР
ла с Григорием Денисовичем неторопливо подошли к зданию спортшколы.
Знакомый Юле дом теперь подновили: щербатые выбоины от осколков снарядов замазали, загладили. Но и сейчас они все-таки проступали заплатками на гранитных плитах.
— Пойдемте к директору. Ладно? — попросил Юла.
Григорий Денисович посмотрел на него, смешно прищурил глаз. Он, конечно, понял: Юле очень уж неохота встречаться опять с красавцем — старшим тренером.
Они направились к кабинету, на котором висела табличка: «Директор».
— Ну, не трусь! — улыбнулся Григорий Денисович.
И они вошли.
За столом сидел все тот же мужчина: высокий, загорелый, с могучей грудью и литыми плечами. И все в той же синей фуфайке с круглым воротом. Юла глянул на него, потом на Григория Денисовича, и тот сразу все понял.
— Простите, вы — директор? — спросил Григорий Денисович.
— Нет, я — старший тренер. Но сейчас заменяю директора. Он болен.
Добродушный красавец тренер умолк. Словно приглашал: «Ну, я вас слушаю».
Григорий Денисович быстро глянул на Юлу.
«Ничего не попишешь…».
— Вот этот мальчик, его зовут Юлий Богданов, очень хотел бы заниматься у вас, — сказал Григорий Денисович.
Тренер посмотрел на Юлу.
«Узнает? Или нет? — подумал Юла. — Лучше бы — нет».
Но у старшего тренера память, видимо, была отличная.
— Ты, кажется, уже приходил ко мне, мальчик?
В голосе его звучала доброта, чуть не ласка.
Юла кивнул. Он и вообще был не речист, а сейчас — и подавно.
Григорий Денисович понял: пора!
— Юлий уже был у вас год тому назад. Вы не приняли его, — сказал Григорий Денисович.
— Да, — перебил тренер и вздохнул. — Знаете, мальчишки к нам идут потоками. А мы должны отбирать лишь самых талантливых, самых одаренных.
«Наша, задача — растить достойную смену прославленным советским чемпионам», — неожиданно мелькнуло у Юлы.
И тренер сказал:
— Наша задача — растить достойную смену нашим мастерам и чемпионам. Чтобы они еще выше подняли знамя советского спорта…
Григорий Денисович слушал его внимательно. Так внимательно, будто впервые довелось ему услыхать столь необычные, умные и дерзкие мысли.
— А ваш сын… — Тренер вздохнул и развел руками.
— Юлий мне не сын.
— Ну, все равно. Этот мальчик слабо развит физически. И рост… И возраст… — Тренер опять с сожалением вздохнул.
— Но Юлий за последний год очень окреп, — сказал Григорий Денисович. — Он теперь подтягивается уже восемь раз подряд.
— Допустим, — согласился тренер. — Верю, что бицепсы его укрепились. Но рост… И общая конституция…
Тренер пожал плечами.
— А разве можно заранее точно предсказать будущее человека? Его способности? Его призвание? — спросил Григорий Денисович. — По-моему, наука до этого еще не доросла. А на практике мы знаем много конфузов. Помните, молодого Шаляпина даже не приняли в хор! Не солистом, а в хор! Это будущего-то великого певца! А на мальчика Исаака Ньютона школьный учитель физики вечно жаловался родителям. Он, мол, совершенно туп к его предмету. Это не помешало Ньютону стать гениальным физиком. Таких примеров сотни и тысячи. И не только в науке, искусстве. Но и в спорте. Знаменитый пловец…
— Да, да, знаю, — перебил тренер. — Конечно, все случается. Но… Это исключения. А мы должны…
— Мы должны, во-первых, ценить в человеке его настойчивость, целеустремленность, — перебил Григорий Денисович. — И если мальчик так упорно хочет заниматься спортом, мы не вправе его отталкивать. Может быть, из него и не вырастет чемпион. Ну что ж!.. А может, и вырастет! Новый Люляков? Тот ведь в детстве был хилым. Не так ли?
Старший тренер встал. Видно было: он сердит. Но сдерживается.
— Мне было очень интересно выслушать ваши соображения, — сказал он. — И такой каскад блестящих примеров. Но… Передо мной четкая задача: дать ежегодно восемнадцать перворазрядников. А спустя два-три года с меня потребуют и мастеров. А ваш мальчик…
— Бесперспективен? — не без ехидства подсказал Григорий Денисович.
— Именно.
— Ну, хорошо, — Григорий Денисович тоже встал. — Я буду жаловаться…
Тренер наклонил голову. Пожалуйста, мол.
…На улице Григорий Денисович поглядел на унылого Юлу.
— Эй, — сказал Григорий Денисович. — Не кисни! Мы еще повоюем.
Глава V. «СВЕРХ КОМПЛЕКТА»
ы еще повоюем! — твёрдо и уверенно сказал Григорий Денисович.
Но шли дни, а никакой «войны» Юла не видел.
Каждое утро встречался он на дворе с Григорием Денисовичем. Вместе делали зарядку.
Юла теперь видел: особенно много занимается Григорий Денисович своей раненой ногой. И скакалка — для нее. И вприсядку — для нее. И подскоки, пробежки — все для нее.
В короткие минуты передышек, урывками, говорили. О Кванте, о погоде, о футболе. О подводных лодках, йогах, солнечном затмении. Но о спортивной школе Григорий Денисович молчал. Будто вовсе забыл о ней. А Юле неловко было напоминать.
Так прошли недели две.
— Выздоровел, — сказал однажды Григорий Денисович.
Юла не понял.
— Директор спортшколы наконец-то изволил выздороветь, — пояснил Григорий Денисович. — Я по телефону узнал. И договорился. Завтра идем к нему. В пять. Ясно?
Сердце у Юлы громко стукнуло и остановилось. Он лишь кивнул. Голос у него вдруг пропал.
Вечером он обо всем рассказал Жене.
Она промолчала. Долго шли они так, молча.
— Знаешь, Юлий, — наконец сказала она. — Ты только не сердись… Ты меня удивляешь… По-моему, человек должен развивать свой талант, свои способности. Вот Венька, например. Он прирожденный математик. И стремится стать хорошим математиком. Это естественно. Смешно, если бы Венька вздумал стать, например, певцом.
Юла улыбнулся. Это, и впрямь, было бы забавно. Венька даже мотив «Варяга» так нещадно врал — получалось похожим то на «Дубинушку», то на «Варшавянку».
— А я вот люблю животных, — продолжала Женя. — Мама говорит, что когда мне было всего три года, я уже не пропускала ни одной кошки. Ходила вся исцарапанная. А в четыре года я вылечила ворону со сломанным крылом. И приучила ее каждое утро приходить к нам на крыльцо и здороваться. Значит, мне надо становиться зоологом.
— Безусловно, — подтвердил Юла. — Ты будешь Павловым. Или Дарвином. Или этим… который микробы… Поль де Крюи.
Но Женя не отозвалась на шутку.
— А вот ты, — продолжала она. — Ты, как нарочно, делаешь все наперекор самому себе. Да, наперекор своей природе. Только не сердись… Ты не слишком рослый. И не очень мускулистый. А почему-то вбил себе в голову стать силачом. Но это же не твое призвание! А у тебя ведь есть, наверно, какой-то свой талант. Может быть, в тебе таится великий композитор…
— Нет! — засмеялся Юла. — Не таится!
— Не остри. А может, ты — будущий Блок или Лермонтов? Кто знает? Надо проверить. Надо найти, открыть свой талант, а не лезть на рожон, наперекор всему.
— А если у меня нет талантов? Никаких! — хмуро сказал Юла. — Хорошо Веньке. Или тебе. А у меня — нет. Поняла? Нет особых дарований. И потом, — он вспомнил слова Григория Денисовича, — еще Максим Горький говорил: «Каждый человек может и должен быть сильным». Поняла? Каждый!
Они опять долго шли молча.
Вечер был теплый, тихий. И так хорошо шагалось в этой гулкой, прозрачной тишине.
— Вот ты говорила, что я — справедливый, — сказал Юла. — Предположим. Но, может, я для того и хочу стать сильным, чтобы воевать с подлецами и мерзавцами. Дистрофику долго не выстоять.
Они опять замолчали.
— А помнишь, Юлий… Только ты не рассердишься? — вдруг сказала Женя.
Юла пожал плечами. Откуда он заранее может знать?
— Понимаешь… — Женя смотрела мимо Юлы. — Помнишь, ты удивлялся: откуда взялся Григорий Денисович? Ну, когда ты дрался с Башней…
Юла кивнул.
— Так вот… — Женя говорила все медленнее, будто на ходу решала: сказать или нет? — Так вот… — повторила она. — Это я…
И умолкла.
— Что ты? — не понял Юла.
— Это я… Сказала Григорию Денисовичу что вы там с Башней… Чтобы он быстрей… на помощь…
Юла остановился.
— Только не сердись, Юлий, — торопливо зачастила Женя. — Понимаешь, я сидела дома и все время глядела на часы.
И мне казалось: вот сейчас Башня сломал тебе нос. А сейчас- ударил в глаз. А сейчас — снова в нос. Я не выдержала. Побежала к Григорию Денисовичу…
— Все ясно, — перебил Юла.
Он стоял хмурый и злой. Вот, значит, как! Он-то думал: был честный бой. И честная ничья. А это опять Женя с вечной своей дурацкой заботливостью. Всегда она влезет. Пеклась бы о своих кошках и воронах…
— Я же просил тебя: не суйся! — раздраженно выкрикнул Юла. — Просил?! Не бабское это дело, понятно?
Глаза у Жени сощурились. Они стали узенькими, как щелочки. Юла никогда еще не видел у нее таких глаз.
— Не бабское? — тихо переспросила она.
Повернулась и, не говоря больше ни слова, пошла, быстро стуча каблучками. Она шла и шла, и каблучки цокали по камням все быстрее и четче.
— Женя! — крикнул Юла.
Она не остановилась. Даже не оглянулась.
— Женя!
Не оглянулась.
* * *
…Директор спортшколы оказался пожилым, толстым, с круглой бритой головой и усами. Усы были странные: росли только над углами рта, маленькие такие кисточки.
«Как у китайца», — подумал Юла.
Когда Григорий Денисович и Юла вошли к нему в кабинет, возле стола сидел еще какой-то мужчина, молодой, в синих брюках и синей майке. Плечи и руки его, обнаженные, были тяжелыми, мощными.
«Боксер? — мелькнуло у Юлы. — Штангист? Или гимнаст?».
Вероятно, Григорий Денисович и Юла пришли не совсем удачно. Директор, судя по всему, только что спорил о чем- то с этим молодым здоровяком. У обоих были разгоряченные лица, а раньше, за дверью, Юла слышал их громкие голоса. Но когда вошли Григорий Денисович и Юла, директор сразу прервал спор, повернулся к ним:
— Слушаю.
И несколько раз словно промокнул платком круглую вспотевшую голову.
Григорий Денисович напомнил ему о телефонном разговоре и коротко изложил в чем дело.
— Да, да, понимаю вас, — директор сердито передернул плечами. — Но и вы должны понять моего помощника. Наш старший тренер старается отобрать самых перспективных ребят…
«Опять…» — тоскливо подумал Юла.
Григорий Денисович сказал:
— Однако учтите: у Юлия Богданова большая настойчивость, упорство. Я вот уже год делаю с ним зарядку. И не было случая, чтобы он пропустил. И каждый день — подтягивания. Пятнадцать — утром, пятнадцать — вечером. За один год он очень окреп. И, главное, жаждет и дальше тренироваться. По-моему, в этом — залог успеха.
Директор хмуро слушал. Григорий Денисович замолчал, а директор все так же сидел, насупившись, сжав губы, опустив усы-кисточки, и словно ждал: ну, что еще скажете.
Наступило неловкое молчание.
— Сколько тебе лет? — спросил директор у Юлы.
— Тринадцать.
— Ну вот, видите, — покачал голой головой директор. — Он уже и переросток к тому же. А почему ты такой худой? — повернулся он к Юле. — И не растешь? Наверно, мало каши ешь?
Юла понял, что директор так шутит. Юла улыбнулся, хотя улыбаться сейчас ему вовсе не хотелось.
— Тринадцать… — повторил директор. — Для плавания — поздно, для коньков — тоже. А ты, кстати, бегаешь на коньках?
— Так… Не очень, — признался Юла.
— Ну, вот. Для гимнастики — жидковат. И для лыж — тоже… Для баскета — ростом не вышел. И для волейбола…
Директор говорил, хмуро глядя в стол.
«Точка, — подумал Юла. — Финиш».
Ему вдруг все стало безразлично. Как-то холодно внутри. И пусто. Не примут? Ну и ладно! Ну и пусть.
Неожиданно в разговор вмешался молодой мужчина в майке. Все время он сидел молча, а тут вдруг подался вперед и спросил:
— А скажи, Юлий, только честно, ты очень хочешь к нам в школу? Очень? Или так… средне?
Юла поднял на него хмурые глаза. И с неожиданной даже для себя самого злостью ответил:
— А какая разница? Ну, очень. Даже очень-очень. Даже сверх-очень. А толку?! Бесперспективный я, ведь слышали?
Молодой мужчина в синей майке нахмурился, подергал себя за нос и вдруг решительно заявил:
— А знаете, Яков Миронович (так, очевидно, звали директора), мне этот паренек нравится…
Директор посмотрел на мужчину исподлобья. Этот взгляд из-под косматых бровей яснее ясного говорил: «Чего ты лезешь? Кто тебя спрашивает?». Но молодой словно не понимал этого взгляда. Не хотел понимать.
— Я бы взял паренька, — твердо продолжал он.
— Но у вас же группа полностью укомплектована, — резко возразил директор.
И снова стал, как промокашку, прикладывать платок к голове.
— Ничего. Возьму сверх комплекта. Один не помешает. — И, повернувшись к Юле, молодой весело спросил: — Борьбой хочешь заняться? Отличная штука, между прочим!
«Борьбой?» — Юла поднял брови.
О борьбе он почему-то раньше не задумывался. О футболе думал, о хоккее, о гимнастике. Даже о фехтовании. А вот о борьбе…