А мне даже стыдно стало от тех слов, которые я сказала минуту назад. Тоже, предложила! Как же Андрюша станет мириться, если Ступин поступил, как трусливый и подлый человек? Никак он не должен с ним сейчас мириться. Вот если тот поймёт — тогда другое дело.
Чтобы люди не падали
Как хорошо, что Нина Ивановна придумала выпускать «Чутип»! Мы уже так привыкли к нему, что едва приходим в класс, первым делом — к газете. Бывает, ребята пишут очень интересные заметки.
Сегодня Саша про песок написал. Оказывается, три дня тому назад его бабушка шла из магазина и упала на скользком месте. Чуть руку не сломала. Так Саша со своими ребятами решил всю дорогу от дома до самого магазина посыпать песком. Уже два дня посыпают, и все прохожие говорят им «спасибо».
Я сразу вспомнила, что и возле нашего дома очень скользко. Особенно на повороте, когда на улицу выходишь. А после недавней оттепели просто невозможно стало ходить. Я два раза шлепалась на том месте.
— Давай тоже дорожки песком посыпать, — сказала я Рите — она же в нашем доме живёт. — У нас на площадке во дворе и песка целая куча как раз навалена. Только его снегом занесло.
Рита губы вытянула, подержала их так, будто подула на горячее, и говорит:
— Дадут тебе мальчишки дорожки портить! Они нарочно их раскатывают, а ты — засыпать!
— Во-первых, — сказала я, — никаких мальчишек не боюсь. А во-вторых, дорожки их портить не будем. Пусть себе катаются. Я тоже люблю кататься. А будем посыпать дорогу, где люди ходят.
Рита и сама, конечно, понимала всё это, но ей просто-напросто лень было поработать.
— Если не хочешь, — добавила я, — и не надо. Без тебя обойдусь.
— А я мальчишкам скажу — они тебя прогонят.
— Бессовестная ты, Рита, — сказала я. — Люди на дороге падают, руки ломают, ноги ломают, а тебе и не жалко.
После уроков я пришла домой, нашла ведёрко с нарисованными грибками (я ещё маленькая с ним играла), лопатку и побежала во двор, к большому снежному холму, под которым песок лежит.
В одну минуту я добралась до песка. Он смёрзся и был твёрдым. Я долго колотила песок ручкой от лопаты, пока он не рассыпался в мелкие комки. Тогда помяла комки ногой, и получится такой песочек — хоть в стакан насыпай вместо сахара.
Я набрала полное ведёрко и пошла к бугорку, на углу дома. Там самое опасное место, снег даже блестит, такой скользкий. Стала песком посыпать и вижу: стоит у своего подъезда Рита и что-то Валере нашептывает. Боялась я этого Валеру! Хоть он и в четвёртый класс ходит, пусть только посмеет тронуть!
Я ещё не весь песок рассыпала — подходит Валера.
— Тебе кто велел посыпать? — сказал он грубым голосом.
— Кто велел, тот и велел! А тебя спрашивать не собираюсь!
— А вот я как дам сейчас!
— Попробуй!
— И дам!
Что делать? Не драться же с ним.
— Эх ты! — говорю Валере. — Несознательный человек. Я для пользы посыпаю. Вот пойдёт твоя мама здесь, поскользнётся и ударится головой. И убьётся.
— Насмерть? — Валера от неожиданности открыл рот.
— Может, и насмерть. А я посыплю здесь, она и не упадёт.
Валера потоптался на месте, увидел палку, схватил её и побежал к куче песка, которую я расковыряла. Потом он вынес из дома кастрюлю и стал помогать мне посыпать дорогу.
Рита видит, что ничего у неё не получилось — не послушался Валера, — подошла к нам, губы вытянула и начала критиковать:
— И неправильно посыпаете… И не так надо…
Я спорить с ней не стала, и обижаться мне не хотелось.
— Возьми и покажи, как надо, — сказала я.
— И покажу!
Начали мы работать втроём. Валера песок подносит, а мы скользкие места посыпаем. Везде посыпали. Возле подъездов, ступеньки, дорогу вдоль всего дома и дальше — до овощной лавки. Там тоже сплошной лёд был.
Идут люди и похваливают нас.
— Ай да работнички! — сказала тётя Маша из десятой квартиры. — От всех жильцов — спасибо вам!
А дядя Вася — он такой смешной! — поднял палец и говорит:
— Слышите?
— А что слушать, дядя Вась? — спросил Валера.
— Стучат.
— Кто стучит?
— Ну, как же, разве не слышите — в Ленинграде стучат, на Монетном дворе. Медали вам куют! — Дядя Вася захохотал и вытащил из кармана всем по конфете. — Пока, вместо медали.
Мы кончили работать, когда темнеть начало. Хорошо поработали! И завтра будем посыпать. Ещё дальше, до самой трамвайной остановки, посыплем дорогу. Нам же не трудно. Всё равно по двору гуляем. А так и гулять будем, и пользу делать. И тогда ни один человек на нашей улице не упадёт.
Три литра молока
Вчера Валя Кулькова попросила меня, чтобы сегодня утром я пошла с ней в магазин — она хотела выбрать и купить своей маме подарок.
— 8 Марта ещё не скоро, — объяснила Валя, — но лучше сейчас купить. А то народу потом будет очень много, и какую-нибудь хорошую вещь не достанешь. О подарках надо заботиться заранее. Моя мама всегда так говорит.
Я согласилась пойти. 8 Марта и в самом деле ещё не скоро, а вот день Советской Армии — уже недалеко. «Куплю, — решила я, — подарок Андрюше. Он же — будущий воин. Конечно, и всех других мальчиков нашего класса мы поздравим с их праздником и что-нибудь подарим. Но Андрюшу я должна поздравить особо. Он ведь мой защитник».
У меня был рубль. В книжке лежал. Я его давно хранила, на всякий случай. И вот — как раз такой случай.
С Валей мы условились встретиться у почты, в одиннадцать часов. Раньше я не могла — в музыкальную школу ходила, у нас сегодня было занятие по сольфеджио.
Взяла я свой рубль и вышла из дома. Иду и радуюсь: дорога жёлтым песочком посыпана, не скользко, мы посыпали!
У почты меня поджидала Валя. Она, видно, давно уже пришла. Замёрзла на ветру, пританцовывала в своих красных сапожках.
— Мы же в одиннадцать условились, — сказала я. — Сейчас — ровно одиннадцать.
— Я знаю, — ответила Валя. — Просто мне очень хотелось скорее в магазин.
— Нравится? — спросила я и с гордостью показала на жёлтую дорожку песка позади нас.
— Что нравится? — не поняла Валя.
— Песок. Это мы сами вчера посыпали вечером. Как раз до почты. И сегодня будем посыпать.
Я думала, Валя удивится. А она не удивилась. Вообще ничего не сказала про песок. Она опять стала говорить о том, как ей лучше израсходовать свои 22 рубля 40 копеек.
— Денег у мамы я больше не беру, — сообщила Валя.
Теперь я промолчала. Подумаешь, заслуга! Есть чем гордиться!
Мы ещё прошли немного и свернули на другую улицу, где стоит этот магазин. Ты, папа, знаешь его — длинный, с широкими витринами, а по вечерам надпись зеленым и красным светится: «Галантерея. Ткани. Одежда».
А перед этим магазином — ещё один, молочный. Мы в этот магазин не ходим, у нас ближе есть. И вот выходит из молочного магазина мальчик, наверное, в первом классе учится, ну, может быть, как и я, — во втором. Только он худенький и небольшого роста.
Мальчик нёс бидон. И ничего бы, конечно, не случилось, если бы не выехала из-за угла машина. А мальчику надо было улицу переходить. Машина хотя и неблизко ещё была, а мальчик поспешил. Перебежал улицу и в нескольких шагах от нас шлёпнулся на скользком месте. Бидон у него из руки вырвался, и все молоко на тротуар вылилось.
И никто почему-то мальчика не пожалел. А высокий дядька в меховой кепке даже обругал его:
— Разиня! И как такому доверяют родители!
Ещё парень шёл. Он засмеялся:
— Поливай его, поливай! Молочный каток будет!
Поднял мальчик пустой бидон, крышку и стоит, на белую лужу смотрит. А из глаз слёзы капают, капают.
— Ну, чего ты плачешь? — сказала я. — Ты же не виноват, что поскользнулся. Даже взрослые падают. Ещё и руки ломают, ноги. Скажи своей маме…
Тут мальчик ещё сильнее заплакал.
— Она… б-бить м-меня б-бу-удет…
Я сначала даже слов не разобрала.
— Бить?.. Кто тебя будет бить?
— М-м-мама.
— Мама?! — не поверила я. — Разве твоя мама тебя бьёт?.. А ну, идём к тебе домой. Я твоей маме сама расскажу, если она тебе не верит.
Но мальчик не хотел идти. Упёрся и пуще прежнего плачет.
— Может быть, пойдём уже? — потянула меня за рукав Валя. — Что время терять? Видишь, какой он упрямый.
— Обожди, — сказала я и снова обратилась к мальчику: — И долго ты так будешь стоять и плакать?
— Не… з-знаю…
Тогда я обернулась к Вале и сказала:
— Идём купим ему молока, и никто не станет его ругать и бить.
Валя неохотно пожала плечами и вздохнула:
— Как хочешь… Идём.
Я взяла мальчика за руку, и мы отправилась в молочный магазин.
Магазин был совсем небольшой, даже без кассы.
— Тебя как звать? — спросила я мальчика. Он уже немного успокоился, и перестал плакать.
— Женя.
— Сколько у тебя в бидоне было молока?
— Три литра.
— Так… — сказала я и быстро сосчитала: — 24 копейки умножить на три — будет 72 копейки. Правильно, Женя?
— Правильно. И мама дала мне 72 копейки.
Я вспомнила, что собиралась на свой рубль купить подарок Андрюше ко дню Армии. Три литра… Почти все деньги надо израсходовать… Я взглянула на Валю, но она почему-то сразу опустила глаза и покраснела. «Неужели нисколько не даст? — подумала я. — Ведь у неё такая куча денег!»
Очередь наша подходила всё ближе и ближе. Наконец я поставила на прилавок бидон, и продавщица в белом переднике спросила:
— Тебе сколько, девочка?
— Три литра, — ответила я и снова взглянула на Валю. Она стояла рядом, но смотрела в другую сторону.
Я достала свой рубль и протянула продавщице. Она отсчитала мне двадцать восемь копеек сдачи и сказала:
— Следующий…
Мы вышли из магазина, и я передала бидон Жене.
— Иди, Женя, — сказала я тихо. Он улыбнулся впервые:
— Спасибо.
Мы с Валей не смотрели друг на друга. Я поняла, что дальше так не могу, — к глазам у меня почему-то сами собой подступали слёзы, и я сказала:
— Извини меня, Валя, но мы столько потеряли времени из-за этого молока, что я в магазин с тобой не пойду… Мне надо еще заниматься по музыке.
Я не стала ждать, что ответит Валя. Мне надо было сразу же уйти, потому что я могла разреветься при ней. А я этого больше всего боялась.
Насчёт музыки я Вале неправду сказала — вовсе и не собиралась заниматься перед школой музыкой.
А заплакать я так и не заплакала. Всё-таки пересилила себя. А когда подходила к дому, даже улыбаться стала. Это я вспомнила Женю и подумала: как он, наверное, обрадовался, что его строгая мама ни о чём не узнает.
Воробей — серый хвостик
Дежурной по классу сегодня была Рита. Она тряпку намочила, вытерла чисто доску и ходила такая довольная, что всё у неё в порядке.
И ещё я заметила: она как-то особенно, таинственно поглядывала на Валеру с первой парты. Она даже сказала ему:
— Да-да, Валерочка, видела, что у тебя в портфеле, видела!
Когда вошла Нина Ивановна, Рита доложила, сколько учеников присутствует в классе и кого нет.
— Хорошо, садись, — кивнула ей Нина Ивановна.
А Рита не уходит, не садится — на Валеру хитровато так глаза косит. Не знает, сказать или не сказать. И всё же не смогла утерпеть:
— Нина Ивановна, а я видела у Шитикова рогатку в портфеле. Он птиц стреляет…
У Нины Ивановны на лбу две морщинки показались. Она сердито посмотрела на Риту.
— Это хорошо, Рита, что ты не боишься при всех сказать о товарище правду, но послушай себя, каким тоном ты сообщаешь. Будто ябедничаешь. А я предупреждала: ябед и сплетников не терплю. Садись, пожалуйста.
Мне казалось, что учительнице надо бы и Валеру поругать: куда это годится — в школу ходить с рогаткой! И вообще, зачем ему рогатка, он же не хулиган. Только Нина Ивановна ничего Валере почему-то не сказала, а сразу начала спрашивать задачку, которую задавала на дом.
На переменке Валера подскочил к Рите и показал ей язык.
— Ага, кому попало, кому! И сколько хочешь говори — я не боюсь, не боюсь!..
На втором уроке у нас по расписанию — письмо.
Я вынула учебник и тетрадку с домашней работой. Но учительница почему-то не стала смотреть наши тетрадки. Она подошла к окну, постояла там немного, поглядела на улицу и всё о чём-то думала. Я всегда вижу, когда она думает: глаза у неё в эти минуты чуть прищурены, а губы крепко сжаты.
И вдруг Нина Ивановна повернулась к нам и начала рассказывать:
— Стоял холодный зимний день. После долгой метели земля, будто периной, укрылась толстым снежным покровом. Выглянуло солнце, и мороз усилился. Посвистывал ветер. Ветер врывался в рукава пальто, залезал под воротник, хватал за кончики ушей и за нос. Но людям мороз был не страшен. Они выскакивали из теплых троллейбусов и трамваев и скрывались в подъездах больших домов, где в каждой квартире было светло, тихо, уютно и жаром полыхали батареи отопления.
Морозный ветер ничего с домами поделать не мог и со свистом летел дальше, высматривая, на кого бы ему напасть. Людей не испугать, у кошек и собак — густая шерсть, да и не найдёшь их на улице. В квартирах полёживают или в крепких собачьих будках. Певчие птицы улетели в далёкие жаркие страны.
Летел ветер и не знал, кого обидеть. Глядь — воробышек — серый хвостик сидит на ветке дерева. Сжался, бедняга, дрожит. «Вот кому от меня достанется!» — обрадовался ветер и давай под каждое воробьиное перышко забираться, последнее тепло из птичьего тельца выдувать.
А воробей — серый хвостик вспоминал лето, своих взрослых теперь детишек и верную свою подругу-воробьиху. Дети куда-то давно разлетелись, а воробьиху на днях сцапал рыжий кот и даже перышек не оставил.
«Ничего, — думает воробей, — всё равно морозу и ветру не одолеть меня. Придёт время — кончатся холода, утихнут злые ветры, пригреет солнце, зелёная травка выглянет, и заживу я опять весело и сытно. Новую семью заведу… Ничего, как-нибудь перезимую, не в первый раз. Только бы рыжему коту в когти не угодить…»
Сидит так воробей — серый хвостик, мечтает о лете, глаза прикрыл и не видит, как в это самое время к дереву крадётся мальчик с рогаткой в руке. Заложил мальчик в рогатку камень, натянул резину и…
Нина Ивановна замолчала. И мы все молчим, не шелохнёмся, ждём.
— Ну, а дальше? — тихо спросил кто-то.
— А дальше сами придумайте. Берите тетради, ручки и пишите продолжение этой истории. А какая она будет, зависит от вас. То ли печальная, то ли радостная. Пишите. Времени ещё много.
Мне до того жалко было воробья, что плакать хотелось. А тут ещё этот злой мальчишка с рогаткой! И я так написала дальше:
«Только хотел мальчишка выстрелить — как сзади хвать кто-то его рогатку! Это милиционер! «Идём, — говорит, — в милицию, хулиган этакий!» И отвёл его туда. А потом во двор вышла девочка и насыпала возле дерева пшена. Воробей пшено поклевал, и ему стало уже не так холодно. Девочка ему каждый день бросала пшено и крошки хлеба. Воробей привык к девочке и стал даже залетать в форточку её комнаты. Посидит немного, пощебечет, погреется и опять улетит. Так благополучно и дождался он весны. А потом подружился с воробьихой, и стали они растить маленьких птенчиков».
Наверное, все написали со счастливым концом. Кому же хочется, чтобы воробей — серый хвостик ни за что ни про что погиб!
Я думаю, что и Валера так написал. Нина Ивановна, когда собирала тетрадки, подошла к Валере и спросила:
— Закончил?
Он вздохнул и подал ей свою тетрадку.
Нина Ивановна взяла тетрадку, прочитала, что он там написал про воробья и мальчишку, и улыбнулась.