Адриенна на самом деле всё время капризничала, ко всему придиралась, сидела с недовольным видом и довела добродушного господина Белло до того, что он часами с ней ссорился.
У неё была любимая фраза: «А мне не хочется!».
Например, когда господин Белло хотел показать ей, что суп можно есть ложкой (он с таким трудом научился это делать и теперь страшно этим гордился), она говорила: «А мне не хочется!». Потом двумя руками подносила тарелку ко рту и хлюпая выпивала весь суп через край. Когда господин Белло уговаривал её обуться и ходить как другие люди (Верена пожертвовала ей очень удобные мягкие туфли), Адриенна говорила: «А мне не хочется!» — и продолжала ходить босиком.
Когда они ссорились, мы с папой и Вереной, конечно, всё слышали — я ведь уже говорил, что они обычно толклись в нашей квартире. Господин Белло с подругой то сидели под столом, то растягивались на ковре (не забывая сначала по-собачьи поваляться и два-три раза перевернуться со спины на живот), так что приходилось всё время смотреть под ноги, чтобы не споткнуться о гостей. Они без спросу таскали из кухни колбасу и ссорились из-за того, кому кусать первым. Точнее говоря, спорила Адриенна. Потому что сперва господин Белло великодушно предлагал: «Пусть кусает Адриенна», а она отвечала: «А мне не хочется!» Но стоило господину Белло откусить от колбасы (а кусал он будь здоров!), как Адриенна тут же начинала хныкать, даже била господина Белло и говорила, что он всегда всё съедает сам и ничего ей не оставляет.
И как-то раз Верене всё это надоело. Она сказала:
— Штерни, поди-ка сюда и полюбуйся! Это уж ни в какие ворота не лезет!
С недавних пор Верена называет моего папу Штерни. По-моему, дурацкое прозвище.
Но, с другой стороны, как его ещё называть? Пипин — нельзя, это имя его раздражает. А Штернхайм — слишком официально.
Тут сразу же подскочил её Штерни и спрашивает:
— Врени, что случилось? Что там такое?
Верене он выдумал прозвище Врени — это, по-моему, ещё глупее.
— Конечно, это не мой диван, а твой. Но я бы такого позволять не стала, — ответила Верена.
Господин Белло и Адриенна, наверно, проголодались, вот и достали из холодильника миску с макаронами, которые остались с обеда. И господин Белло как раз раскладывал макароны на две кучки. Прямо на диване. Горстку налево — горстку направо, в левую кучку — в правую кучку.
Адриенна сидела рядом и внимательно наблюдала за ним.
— Господин Белло, ты что, с ума сошёл? — закричал папа. — Теперь придётся менять обивку. Это что ещё такое?
— Господин Белло хочет ррразделить по справедливости, — объяснил тот, не бросая своего занятия. — Господин Белло разделит, а Адриенна скажет, какую кучку макарон она хочет. Тогда Адриенна не будет говорить, что у господина Белло макарон больше.
— А ну убирайте с дивана свои макароны! — велел папа. — Чтоб через минуту их здесь не было!
— Вот это правильно, Штерни, — сказала Верена. — Хорошо, что ты поговорил с ними серьёзно. А то это уж слишком.
— Правда, господин Белло, так делать нельзя, — добавил я. — Уберите, пожалуйста, с дивана это свинство!
— А мне не хочется! — заявила Адриенна, затем спрыгнула с дивана, стащила подушку с кресла, повертелась, устроилась на ковре и сделала вид, будто её это не касается.
Папа прямо покраснел от злости и заорал:
— А теперь я вам объясню, чего не хочется мне! Мне не хочется, чтобы вы вечно торчали у меня в квартире! Не хочется постоянно выслушивать ваши споры. Не хочется, посидев на диване, отлеплять от брюк макароны с кетчупом. И я вам больше скажу. Я скажу, чего мне хочется. Чтобы вы прямо сейчас убирались наверх, в свою квартиру: Сию секунду!
— А мне не хочется! — ответила Адриенна, встала и ухватила с дивана горсть макарон. С макаронами в руке она пошла на кухню, достала с полки кетчуп, сжала бутылку правой рукой и попыталась направить струйку на левую руку. Но прицелилась она плохо, и красный ручеёк брызнул ей на платье и закапал на пол.
Господин Белло проследовал за ней на кухню и настойчиво зашептал:
— Пошли, Адриенна, папа Штернхайм сердитый. Папа Штернхайм сердито ррругается! Пошли, ну пожалуйста!
Видно было, что ему очень грустно. И тут, не успела Адриенна вставить свою коронную фразу, я встрял и быстро сказал ей:
— Адриенна, ты никуда не пойдёшь, а останешься здесь!
Она тут же ответила:
— А мне не хочется!
— Ну нет так нет, — постановил я.
Господин Белло посмотрел на меня с благодарностью, взял подружку за руку и вывел из квартиры.
Адриенна как-то смутилась, но не сопротивлялась и поплелась за ним.
Они вышли (естественно, не закрыв за собой дверь) и стали подниматься на третий этаж, в мансарду.
Я придвинулся к нему вместе со стулом.
— Адриенна спит в мансарде в шкафу, — начал рассказывать господин Белло.
— В каком ещё шкафу? — спросил я.
— В тряпьёвом шкафу. Любит в нём лежать, — продолжал он, — любит, как он нюхнет.
— Как он пахнет, — поправил я его. — Понятия не имею, чем пахнет у Верены платяной шкаф.
— Он пахнет, — повторил он. — Вот она его пaхает и пaхает.
— Нюхает, — поправил я.
Потом мы помолчали. Господин Белло не любил, когда его поправляли. Но как бы он тогда научился правильно разговаривать? Господин Белло попробовал почесать пяткой за ухом, но быстро понял, что человеческие ноги для этого не годятся, а вот чесаться по-собачьи было и удобно, и прилично. Он обстоятельно почесался по-человечьи — всей пятернёй, потом сел и спросил:
— Макс теперь остался один?
Вопрос меня поразил. Он выражал именно то, что я сам уже давно чувствовал, только не признавался.
Поэтому я попытался ответить как можно безучастнее:
— Ну когда двое сидят в одной комнате, то никто из них не может сказать, что он совсем один. Логично?
Господин Белло искоса посмотрел на меня.
— А Макс ещё дружит с господином Белло?
— Странный вопрос. Ты из-за макарон, что ли? — спросил я. — Конечно, дружу.
Мы опять посидели и помолчали. Потом я сказал:
— Может, лучше надо спросить: а господин Белло ещё дружит с Максом? Мы с тобой почти и не видимся.
Господин Белло вздохнул:
— Что делать господин Белло? Адриенна не хочет играть с Максом, не хочет приходить в комнату Макса и вообще никогда ничего не хочет. Господин Белло может прийти к Максу, только когда Адриенна спит.
Я кивнул, и мы снова помолчали.
Если подумать, по моему гениальному плану все получили то, что хотели. Кроме меня.
У господина Белло теперь была Адриенна, хотя, конечно, он представлял себе совместную жизнь с ней куда веселее. Но он проводил с ней почти всё время.
Папа и Верена стали парой, влюблённо держались за ручки, называли друг друга Штерни и Врени и всё время целовались.
И только у меня никого не осталось. Ну почти никого. Не могу сказать, что папа совсем перестал обо мне заботиться, это всё-таки преувеличение. Да и Верена тоже очень хорошо ко мне относится. Даже помогла мне сделать уроки по биологии, когда мы проходили органы чувств человека и нам задали про глаза. А она в них разбирается, она же работает в «Оптике».
Но, что ни говори, теперь папа скорее с Вереной. А раньше он был со мной.
— Здорово, что ты пришёл и сидишь у меня на подстилке. Прямо как раньше, — сказал я господину Белло.
— Да, здорррово, — подтвердил он и глубоко вздохнул.
— Нелегко тебе приходится с Адриенной, — сказал я.
— Господину Белло трудно, — он кивнул. — Адриенна не хочет быть чевекком.
— Правда? Она хотела бы остаться собакой? — я просто не мог себе такого представить.
— Да, остаться собакой. Адриенна говорит, что господин Белло не спрашивал, хочет ли она превращаться в чевекка. Господин Белло просто дал ей выпить голубой сок. Адриенна говорит, это обхитрость.
— Обхитрость? — переспросил я.
— Да. Господин Белло обхитрел Адриенну.
— Ты имеешь в виду — обхитрил. Но тебя ведь тоже никто не спрашивал, хочешь ли ты стать человеком. Бутыль упала совершенно случайно. А теперь ты рад, что ты человек. Разве не так?
— Ну… — промычал господин Белло. Это было как-то неубедительно.
— Ты что, тоже хотел бы остаться псом? — спросил я.
У меня в голове не укладывалось, что кто-то может захотеть стать собакой, а не человеком, если у него есть выбор.
— Чевекком быть хорошо, — сказал господин Белло. — Собакой — тоже хорошо.
— Да что хорошего в собачьей жизни? — спросил я. — Ну вот объясни ты мне.
— Собаки бегают гораздо больше людей, — начал господин Белло. — Собаки любят бегать, а люди — нет.
— Люди тоже умеют бегать, — сказал я.
— Но не так уж быстро!
— Ладно, собаки бегают быстрее, — согласился я. — И это всё?
— Собаки лучше пахнут, — сказал господин Белло.
— Ты хочешь сказать, они сильнее воняют. Мне не кажется, что собаки так уж хорошо пахнут. Особенно если шерсть промокнет.
— Нет, не так! — рассердился господин Белло. — Собаки лучше нюхнут! Нюхнут, кто шёл по улице, что ел на обед папа Штернхайм. Откуда пришёл Макс. Нюхнут всё точно. А люди вообще ничего такого не чувствуют.
— Хм… — только и промычал я. Тут он, конечно, был прав. Если брать нюх, человеку с собакой не сравниться.
— У собак корм вкуснее, чем у людей, — продолжал господин Белло.
— Ну уж ни за что не поверю! — возмутился я. — Что может быть вкуснее жареной картошки с кетчупом или макарон с подливкой? А пицца, которую мы готовили вместе? Ты же слопал её с большим аппетитом. Тебе понравилось. По крайней мере, ты так сказал. Или ты врал?
— Не врал, — признался господин Белло.
Моё замечание о вранье навело его на ещё одну мысль. Он ткнул себя в грудь указательным пальцем и сказал:
— Собаки не врут. Врут только люди. Это, что ли, лучше?
— Нет, — пришлось согласиться мне. — Ну а всё-таки, почему это собачья еда вкуснее?
— С едой так… — начал господин Белло и остановился. Он думал, как мне это объяснить.
— С едой — как? — повторил я.
— С едой так: собачий корм собакам вкуснее, чем людям — людской, — заверил он.
— Да не может быть, — я вспомнил ванильное мороженое с шоколадным соусом, которое папа мне покупал, когда помирился с Вереной.
— А Макс глодал когда-нибудь косточку, которая три-четыре дня лежала зарытая в саду? Ммм… — и господин Белло даже закатил глаза от удовольствия.
— Ну вот что, тогда я скажу тебе, что люди умеют лучше собак, — не сдавался я. — У людей есть руки, а руками можно отпереть дверь, если захочется ночью пойти к своим друзьям-собакам.
Господин Белло замотал головой.
— Господин Белло был собакой и не отпирал дверь, но ему было не нужно — он и так был на улице.
— Ты это так говоришь, как будто и правда хотел бы остаться собакой, — сказал я. — Тогда зачем же ты выпил голубой сок, когда мы были у Верены, и опять стал человеком?
— Из-за Макса, — ответил господин Белло. — Потому что господин Белло дружит с Максом, а Макс дружит с господином Белло. Потому что господин Белло и Макс могут разговаривать и господин Белло может рассказать Максу, что он дррруг.
— Из-за меня? Честно? — мне стало приятно, я разволновался и погладил господина Белло по голове.
Погладил так, как будто он всё ещё был моей собакой.
— Есть и другие вещи, которые люди умеют, а собаки — нет, — сказал господин Белло и подмигнул. — Просто господин Белло их не называл.
— Мне тоже много чего ещё пришло в голову, — добавил я. — Собаки не умеют кататься на велосипеде.
— Правирьно! А ещё собаки не умеют включать свет.
— Собаки не могут надеть шапку, когда холодно.
— Правирьно! И собаки не могут раздеваться, когда жарко.
— Собаки не умеют читать и писать.
— Правирьно! Собаки не умеют делать уроки. И чистить зубы. И у них нет зубной щётки.
— Ну не знаю, может, это не так уж и плохо, — сказал я. — Но собаки не умеют шутить.
— Верно! И смеяться, — добавил господин Белло.
— Правда? Собаки правда не умеют смеяться? — спросил я.
Господин Белло покачал головой:
— Не умеют.
И засмеялся. Его прямо распирала гордость за это человеческое умение. Волей-неволей я тоже рассмеялся.
А потом мы посерьёзнели и погрузились в раздумья. Тогда я спросил:
— Что же нам делать с Адриенной, раз она не хочет быть человеком? Действие голубого сока, ты сам знаешь, когда-нибудь закончится. А ты чувствуешь что-нибудь, когда вот-вот превратишься в собаку? Или это происходит совсем неожиданно?
Господин Белло задумался.
— Сначала голос у господина Белло стал такой грубый, потом у господина Белло везде так зачиталось и защекоталось…
— Зачесалось? — переспросил я.
— Да, и защекоталось, — подтвердил он. — Потом господину Белло не захотелось ходить на задних лапах…
— То есть стоять на ногах?
— Да. Удобнее уже на ногах и на передних ногах.
— То есть на руках.
— Да. А потом уже вернулась тёплая шерсть, и красивые длинные уши, и острые зубы, и мокрый нос, и всё, что надо.
— И тогда ты опять стал собакой Белло.
— Да, господин Белло стал тогда Белло, — согласился господин Белло.
Я начал размышлять.
— Это значит, что тебе сразу же, как только почувствуешь, что у тебя меняется голос и всё чешется, надо выпивать глоток голубого сока. Тогда ты вообще не будешь превращаться, а останешься господином Белло. Кстати, а где у тебя голубой сок?
— Господин Белло поставил бутылку в холодильник в мансарде.
— Хорошо. Но Адриенна-то не будет пить сок, когда почувствует, что вот-вот превратится в собаку. Она же не хочет быть человеком.
— Господин Белло не хочет, чтобы Адриенна превратилась в собаку, — сказал он. — Господин Белло хочет говорить с Адриенной, и рассказывать ей истории, и смеяться.
— И ругаться, — добавил я.
Господин Белло грустно кивнул.
— Может, сумеешь её уговорить, — попробовал утешить его я. — Вопрос только в том, поддастся ли она на уговоры. Догадываюсь, что она ответит.
Господин Белло снова кивнул.
— Господин Белло тоже догадался: «А мне не хочется!».
— И что ты тогда будешь делать?
Господин Белло наклонился и прошептал мне в самое ухо:
— У господина Белло есть план!
— Какой такой план? — спросил я.
Он покачал головой.
— Господин Белло пока не хочет рассказывать.
— Ну-ну, интересно будет посмотреть, — сказал я.
Лучше бы я не отступал так легко, а сразу же расспросил его! Надо было приставать, выспрашивать, чтобы он раскололся! Может, тогда я придумал бы план получше. Может, тогда и не случилось бы нашей беды.
Щекотка началась дней через пять. Увы, всё пошло совсем не так, как планировал господин Белло.
Я сидел в своей комнате и мучился с домашним заданием по математике.
Папа был на первом этаже, в аптеке. Верена — на работе. Господин Белло и Адриенна — наверху, в своей квартире.