— Вы из нашей школы, да? — из-под губы ползет жевательный табак.
— Ага, точно, — отвечает Йенна и быстро отхлебывает кофе.
— Мы живем рядом, — говорит Сакке Тоббе и Никке, кивая в сторону Йенны. — В одном подъезде.
— О, — отзывается Тоббе, — где Уллис, что ли? Девушка Хенке?
— Да, — отвечает Йенна.
— Тогда ты, наверное, была на вечеринке, ну, недавно? — Никке склоняется над столом.
Он смотрит прямо на Йенну, не на Сюсанну, и он симпатичный. Не такой, конечно, как Сакке, на которого Йенна все еще не в силах посмотреть, но все-таки симпатичный.
— Нет, — отвечает Йенна, ненавидя себя за то, что приходится так отвечать. — Нет, не была.
— А ты? — Никке смотрит на Сюсанну, которая нервно откашливается.
— Нет, я не смогла прийти, — выдавливает она из себя наконец. — К сожалению.
«Не смогла прийти».
Йенна сидит, уставившись на Сюсанну. Что это еще за ответ? Как будто ее там ждали.
— Ну ладно, — Никке переводит взгляд на Тоббе и Сакке. — Но, блин, это была вечерина!
— Да, крутейшая… — соглашается Сакке. — Соседи жаловались, чуть в полицию не пошли.
«Мы не жаловались», — думает Йенна, но вслух ничего не говорит.
Кажется, что бы она ни сказала, все будет глупо, но если ничего не говорить — тоже глупо. Хотя то, что несет Сюсанна, еще глупее. Теперь вот она рассказывает Йенне, что произошло на конюшне. Как будто Йенне интересно.
— Я вообще-то больше не хожу на конюшню, — произносит Йенна в надежде, что парни услышат, но они по-прежнему заняты обсуждением вечеринки.
— Ой, ну прости, — говорит Сюсанна. — Я думала, что тебе все равно интересно, но раз так, то… ладно…
Она отхлебывает какао и умолкает с обиженным видом.
— А когда Хенке наблевал в ванной! — вдруг вспоминает Никке и поворачивается к курящему уголку. — Хенке! Ты помнишь, что делал в ванной, на вечеринке Уллис?
Дикое ржание из угла. Никке засовывает два пальца в рот и изображает звук рвоты.
— Ну, помнишь? — орет Никке.
— Заткнись! — бросает Хенке, ухмыляется и одной рукой обнимает Уллис, которая больше не гогочет, а смотрит туда, где сидят Йенна и Сюсанна, не отрываясь.
И Йенна знает почему. Вовсе не из-за какой-то там блевоты в ванной. Уллис-Сиськуллис таращится на парней из 9 «А», которые сидят за столиком Йенны и Сюсанны.
О, как это приятно.
Просто ужасно круто.
Глава 16
— Ты не видела открывалку? — спрашивает Йенна.
Бабушка стоит у кухонного стола и, гремя посудой, кивает на крючок, приклеенный к стене прямо у вытяжки.
— Я повесила ее туда, — отвечает она, — так лучше.
У Йенны внутри все прямо-таки закипает.
— У нас она хранится в четвертом ящике, — говорит она, срывая крышку с бутылки «Пепси» и бросая открывалку на место.
Бабушка поворачивается к Йенне.
Йенна упрямо смотрит на нее.
— Наконец-то Сюсанна ушла домой, — говорит бабушка, меняя тему.
— И что ты хочешь этим сказать? — спрашивает Йенна и сама удивляется своему дерзкому тону.
— Уже одиннадцатый час, Йенна!
Маме нужно поспать, неужели ты не понимаешь? Не так-то легко уснуть, когда по квартире табуном носятся твои гости!
— Табуном? Один человек?
— Нельзя думать только о себе, Йенна!
— Только о себе?!
А если мама умрет, а если мама умрет, мама может умереть, маме больно, мама может умереть, а если мама умрет, а если мама умрет!
— Только о себе?!
У Йенны на глазах слезы — она и сама не знает, откуда они взялись, просто навернулись на глаза, и все.
— Да что ты знаешь! — кричит она. — Ничего ты не понимаешь, так и не говори ничего, отстань от меня!
Йенна больше не крадется на цыпочках, Йенна не осторожничает, ей незачем сдерживать себя. Слова рвутся наружу, она вулкан: горячие слова несутся потоком. Бабушка не отвечает, она отворачивается, глаза блестят.
— Что там у вас? — доносится из гостиной.
Мама с бледным, опухшим лицом и больными ногами хочет покоя, она спала на диване и проснулась.
— Подумай хоть немного о маме! — шипит бабушка, и по ее накрашенной щеке стекает слеза.
Йенна запыхалась.
— Подумай о ней, она же больна, ей и так тяжело, не надо делать хуже! — продолжает бабушка.
Она расставляет посуду на полке, вытирает мокрый кухонный стол тряпкой.
— Ничего, Лив! — выкрикивает она, продолжая работу. — Ничего, не волнуйся!
— Йенна, о чем вы спорите? — спрашивает мама.
Бабушка бросает красноречивый взгляд на Йенну.
— Ни о чем, — отвечает та наконец.
Бабушка вешает тряпку на кран. Йенна отправляется в свою комнату. В свои владения.
— А открывалка все равно должна лежать в четвертом ящике, — говорит она, прежде чем закрыть дверь.
Глава 17
Красные салфетки, длинный стол, покрытый выглаженной скатертью, стулья из семнадцатого, девятнадцатого и двадцатого кабинетов плюс пара пластиковых цветков из кабинета изо.
Подготовкой классного вечера занимались Йенна и Сюсанна: только им не хватило смелости отказаться. Сюсанна надеется, что это прибавит ей баллов, а у Йенны просто нет сил сопротивляться.
Все остальные из класса пообещали прийти за полчаса до родителей. И вот на часах 18.33, Сюсанна и Йенна вносят последние термосы с кофе, а другие сидят, раскачиваясь на стульях, и вертят в руках салфетки и стаканы.
— Оставьте в покое приборы, — звучит сердитый голос Бритты, которая суетливо проверяет, все ли готово.
— Хорошо, очень хорошо, — говорит она Йенне и Сюсанне, помогая им расставлять блюда на столе, к которому можно будет подходить и накладывать себе еду.
Сегодня вечером Бритта смешлива и разговорчива.
— Ну что ж, Йенна и Сюсанна, — произносит она, — ваши родители придут?
Йенна ужасно занята термосом, крышка которого никак не хочет завинчиваться, но Сюсанна послушно кивает.
— Даже брат придет, — говорит она, — посмотреть показ мод. Пляжную моду.
Старшего брата Сюсанны зовут Стефан. Он учится в одном из старших классов, ходит на занятия по вождению, и у него есть девушка.
— Пляжную моду? — изумленно произносит Бритта, застывая на месте. — Сюсанна, дорогая, какая может быть пляжная мода в октябре?
Сюсанна пожимает плечами.
— Никакая, я просто так сказала. Иначе бы он не пришел, и мы продали бы на один билет меньше.
— А… да… — растерянно отвечает Бритта и, слава богу, забывает спросить Йенну, придет ли ее мама.
Один за другим появляются родители, осторожно заполняя зал. Лица расплываются в серьезных родительских улыбках. Бриттины откормленные бока тоже занимают немало места, да еще и шевелюра пышно уложена феном.
— Как мило, как мило! — повторяют родители, увидев накрытый стол и украшения на сцене.
— Очень приятно! — отвечает Бритта, протягивая каждому руку.
При каждом рукопожатии вздрагивает Бриттина брошь: то ли кошка, то ли осел. Кто бы это ни был, брошь уродливая. Йенне брошки никогда не нравились.
Постепенно все устаканивается, все на своих местах. Родители усаживаются на стулья, у каждого красная салфетка и белый стаканчик. Ученики за отдельным столом. Йенна и Сюсанна сидят вместе. Йенна то и дело оборачивается, глядя на дверь.
— Твоя мама придет? — шепчет Сюсанна.
— Говорила, что постарается, — отвечает Йенна, не сводя взгляда с дверей.
Сюсанна умолкает — вот и хорошо, Йенна занята своими собственными мыслями — своим собственным, привычным беспокойством.
Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, приди. Иначе все только и будут думать, что о Йенне.
Где Йеннина мать?
Не знаю. Наверное, не придет. Ее никто никогда не видел.
А отец?
Нет, он-то вообще сбежал. Когда она была маленькая.
Родителям наливают чай, кофе, угощают булочками.
А Йенниной мамы все нет.
— Можно здесь курить? — слышится чей-то голос.
Это Модная Мамаша. Сильно накрашенная, в красном платье, туфли на высоких каблуках.
— Ну, можно или нет? — продолжает она, с ухмылкой оглядываясь вокруг и размахивая незажженной сигаретой.
За ученическим столом раздаются взрывы хохота. Уллис смеется громче всех и говорит, что мать, наверное, совсем чокнутая, но Юхан и Пол возражают: ты чего, она крутая! Как и сама Уллис.
— Угостишь? — кричит Юхан Модной Мамаше, а Уллис фыркает: «Заткнись!»
Модная Мамаша встает из-за стола, покачивается и чуть не опрокидывает стул, но отец Юхана успевает схватиться за спинку и удерживает его на месте. Родители, сидящие рядом, облегченно вздыхают.
— Кто спросил? — ухмыляется Модная Мамаша, не замечая конфуза со стулом.
— Я, — отвечает Юхан, — мужчина в самом расцвете сил!
— Ну уж, не сказал бы! — дразнится отец Юхана.
Йенна видит, что все прислушиваются к происходящему, — а как же иначе? Раздается смех, но в глазах у всех странный блеск, и атмосфера какая-то неприятная. Как будто мысли просвечивают насквозь, вылезают наружу. Тут уж улыбкой не поможешь.
Бритта тоже смеется, но немного: чтобы сразу как можно вежливее объяснить, что в школе не курят, лучше выйти на свежий воздух. Модная Мамаша отмахивается и снова садится, еле удерживая равновесие: «Она что, пьяная?» — шепчет кто-то.
— Попозже, красавчик! — говорит Модная Мамаша, посылая Юхану воздушный поцелуй.
— I can’t wait![4] — отвечает Юхан, и Йенна не сомневается, что у него в штанах стоит.
У Юхана встает при слове «девчонка».
А когда они классом идут в бассейн (Йенна ненавидит бассейн, ненавидит, ненавидит бассейн!), где вокруг куча девчонок в мокрых купальниках, у него сразу же начинаются трудности. Плавки сильно жмут. Йенна находит это довольно мерзким. Он должен держать себя в руках.
И еще Йенна находит это довольно интересным.
Юхан-Стояк.
За всеми этими мыслями, этими словами Йенна почти забыла, что у нее болит живот: боль почти отпустила. Но вот отворяется дверь, и живот снова схватывает. До этой самой секунды она очень хотела, чтобы мама пришла. Но как только Йенна ее видит, желание пропадает — ей стыдно, ужасно стыдно, и вдобавок стыдно за то, что ей стыдно!
Мама.
У мамы на лбу капли пота: она с трудом поднялась по лестнице, и вот теперь она стоит, прислонив — блин, блин, блин! — костыли к двери. Блин, блин, блин! — ну зачем только Йенна уговорила ее, ну о чем она только думала?
Весь зал уставился на запыхавшуюся маму. На ней платье, хоть она и не любит платья. Но, кроме домашнего костюма и широкого платья, ей ничего не надеть. Все остальное слишком обтягивает отекшее от кортизона тело.
Мамин взгляд блуждает среди сидящих за столом, она старается сделать несколько шагов. Один из мужчин подбегает к ней: надо ли чем-то помочь? Йенна слышит — и все слышат, потому что в зале совершенно тихо, — что мама просит чаю. Конечно, сейчас он принесет чаю. «Нелегко вам приходится, пожалуй!»
Мама, наконец, добралась до родительского стола.
— Ты не собираешься здороваться? — Сюсанна дружелюбно толкает Йенну в бок.
— Попозже. Пусть спокойно выпьет чаю.
— Ну да… Но…
Сидящие за столами снова принимаются беседовать, Йенна пьет морс — очень много морса. Сюсанне не сидится на месте.
— Как хорошо, что она пришла, — заводит она, а Йенна и рада бы согласиться, но у нее не выходит.
Рада бы болтать, как все, но и это не получается.
Мысли только о том, как высидеть до конца и не сбежать.
К ужасу Йенны мамина соседка по столу вдруг произносит, указывая на костыли:
— Ох, и что же это с вами приключилось?
Мама делает глоток чая, ставит на место чашку и отвечает, глядя прямо в глаза соседке:
— У меня рак.
Спокойно, как ни в чем не бывало — красиво. Но для других рак — это не спокойно и не красиво. Рак — это слово, которого никто не хочет слышать, которого никто не в силах вынести, с которым никто не знает, что делать! А мама просто и честно отвечает на вопрос, она всегда отвечает просто и честно, она ничего плохого не имеет в виду, но Йенне от этого не легче! Ведь теперь все есть, как есть: соседка на мгновение замирает, потом внезапно краснеет и начинает извиняться и охать, стараясь скорее дожевать еду.
А Йенна.
Йенна сидит, уставившись в тарелку, и надеется, она так надеется, что никто за столом не слышал, что сказала мама.
Глава 18
Йенна больше не завтракает.
— Ты вообще ничего не будешь? — мамин голос доносится из спальни, где она теперь все чаще лежит.
— Ты вообще ничего не будешь? — бабушкин голос доносится из кухни, где она все чаще готовит.
— Нет, — отрезает Йенна.
Она выходит из квартиры, сбегает по лестнице, толкает дверь плечом и упирается в Сакке.
— Оу! — восклицает Йенна, уткнувшись ему в грудь.
— Ой, блин, — отвечает Сакке и не успевает увернуться от Йенниного хвостика, который хлещет его по лицу.
От ужаса Йенна роняет сумку. Случайно столкнуться с Сакке — об этом она только и мечтала. Но не сбить с ног!
Идиотка она, вот кто.
— Привет, — бормочет Сакке, пока Йенна собирает разлетевшиеся по полу бумаги, книги и ручки.
— Привет, — отвечает Йенна, чувствуя себя особенно мелкой и ничтожной — на корточках.
— Как дела? — спрашивает Сакке.
— Отлично, — отвечает Йенна. Неужели он и правда спросил, как дела? — А у тебя как?
Неужели она и правда решилась спросить? Сердце стучит, руки трясутся, ноги дрожат, а Сакке такой красивый, ужасно красивый — эти черные волосы и куртка с капюшоном. Даже чуть-чуть щетины на щеках. Йенна стоит так близко, что ей и это видно.
— Здорово, — говорит Сакке, нервно шаря в карманах. — Я забыл кое-что, только что вспомнил.
— С кем не бывает, — отвечает Йенна, чувствуя, что говорит, как бабушка. Да, от такой жизни умом тронешься.
— Точно, — соглашается Сакке, — с кем не бывает.
Он кивает, шарит в карманах, пожимает плечами, вздыхает.
— Ну ладно. А ты на дискотеку в пятницу идешь? — спрашивает Сакке.
— Дискотеку?
— Ну да. В доме культуры. Там в пятницу дискотека.
— Да? — неуверенно произносит Йенна, но тут же добавляет: — A-а, в эту пятницу? Я думала, в следующую.
— Нет, в эту, — ухмыляется Сакке — точнее, улыбается, и, боже мой, какой же он красивый.
— А, ну тогда я приду. Конечно.
— Здорово. Но сейчас мне надо забрать… ту вещь. Увидимся.
В кармане Сакке раздаются начальные аккорды какой-то рок-композиции, и он достает мобильный, бросает извиняющийся взгляд на Йенну и исчезает вверх по лестнице.
Но что-то остается: не только запах одеколона, не только мелодия мобильного, которая будет играть в голове у Йенны весь день, — что-то еще, более теплое.
Оно остается в теле Йенны.
Ему там хорошо.
— Поэтому нам надо, надо пойти на дискотеку в пятницу!
Йенна трясет Сюсанну так, что у той чуть очки не слетают с носа.
— Ну заче-ем, — ноет Сюсанна, надевая куртку. — Нам же не нравятся дискотеки.
— Да мы никогда и не были на дискотеке, на настоящей! Откуда нам знать, нравятся они нам или нет? Мне очень, очень надо пойти, неужели ты не понимаешь?
Йенна призывно глядит на Сюсанну.
— Можешь идти одна, — говорит Сюсанна. — Ты все равно будешь только с Сакке обниматься.
— Да уж, прямо!
Йенна иронически фыркает, чтобы не показать, как внутри у нее все пузырится и искрит.
Обниматься с Сакке.
Сначала говорить с Сакке.
Потом обниматься с Сакке.
— Да уж, конечно, — повторяет Йенна. — Ни с каким Сакке я не буду обниматься, ясное дело. Мы вообще не из-за него туда пойдем. Ну, не только из-за него. Может, будет просто весело. Ну, правда ведь?
— Не знаю, — отвечает Сюсанна. — Я хотела пойти на конюшню.
— На конюшню можно когда угодно пойти! Ну давай, Сюсанна, ну сделай хоть что-нибудь крутое!
— С каких это пор дискотека — «что-нибудь крутое»? — Сюсанна мрачно смотрит на Йенну.