— Что ты, Нгуен! — воскликнул он. — Если я издал сам такой закон, как же я буду его нарушать!.. Нужен будет вдове буйвол, она возьмет его у меня.
— За деньги или рис? — спросил Нгуен.
— Ко-ко-конечно...
У Нгуена заходили на лице желваки. Аистенок видел, что он едва сдерживает себя.
— Уйдем, дядя Нгуен! — испуганно протянул к нему руку мальчик.
Но Нгуен словно не слышал Аистенка. Он медленно наступал на Чинь Бана, а тот пятился от него к двери. Он весь съежился и беззвучно открывал и закрывал, как рыба, рот. Потом, увидев свою бамбуковую палку, торопливо схватил ее, как оружие.
— Брось палку, Чинь Бан! Не забывай, что тростью господина можно избить его самого. Мала тебе, что буйвола украл, ты еще и угрожаешь!..
Помещик, потерявший было голос от страха, наконец закричал.
На его зов к террасе уже бежали люди. Они оттащили от Чинь Бана Нгуена, вытолкали его за ворота. Угрожающе размахивая руками, помещик крикнул ему вслед:
— Подождите, вшивые собаки, я вам еще попомню, как бросаться иа Чинь Бана!
Ж ЕЛТАЯ МАСКА
На самом верхушке старинного земляного вала, которым было окружено соление Долга, сидел Хун-Петушок.
Когда-то очень давно в районе Желтой Протоки бродили разбойничьи шайки из окончательно разорившихся, спустившихся крестьян. При их появлении жители селения Долга вооружались дедовскими фитильными ружьями и бамбуковыми кольями и отсиживались под защитой земляного вала.
Деревенские ребята любили играть на валу. И не было ничего удивительного в том, что Хун-Петушок забрался и вот уже час сидит на старинной ограде. Но мальчику было пе до игры. Нгуен поручил ему следить за дорогой в то время, когда во рву беседовал с крестьянами агитатор Куонг, учитель. Партизаны часто присылали в селение агитатора, чтобы сообщить народу новости, разъяснить обстановку.
Хун любил присутствовать на таких беседах. Учитель Куонг умел просто и интересно рассказать о том, что происходит в стране: и на освобожденной территории республики, и в районах, где хозяйничают чужеземцы. Куонг ноявлялся внезапно, и лишь очень немногим заранее было известно, когда и откуда он должен прийти.
Беседа уже подходила к концу, когда на дороге показался один, потом другой грузовик с крытым верхом. «Вероятно, они идут из Донг-Тоа в Ханой», — подумал Хун-Петушок. Не доезжая селения Долга, вторая автомашина почему-то остановилась. Первая проехала дальше, но, завернув на проселочную дорогу, ведущую к соседнему селению, тоже остановилась. Мальчику это показалось подозрительным. На всякий случай он уже вытащил из-за пазухи свою сигнальную трещотку. Но что это? С первой автомашины прогремел выстрел, и из грузовиков стали выскакивать солдаты с автоматами.
«Враги!» — засигналила трещотка юного зукита.
Но было уже поздно. Солдаты стремительно окружили селение. Одни, топча крестьянские посевы, отрезали его от зарослей и Желтой Протоки, другие бежали со стороны Большой дороги. Постепенно приближаясь к селению Долга, враги все больше сжимали кольцо окружения. Вскоре группа солдат стала обходить дома, осматривать сады, огороды и сгонять всех жителей на деревенскую площадь.
У общинного дома перед выстроившимися в два ряда угрюмыми крестьянами прогуливался французский офицер. Когда солдаты пригнали на площадь последнюю группу жителей, по его знаку солдат-баодаевец открыл дверцу одного из студебеккеров. Увидев тяжело выбирающегося из кабинки человека, крестьяне испуганно попятились назад.
— Желтая Маска! Желтая Маска! — приглушенно заговорили люди.
— Сам дьявол пожаловал к нам!
— Будь проклят этот изверг!
Вышедший из машины человек был в обычной крестьянской одежде, а на голове, по самые плечи, натянут желтый джутовый мешок с узкими прорезями для глаз.
Предатель, скрывавшийся под желтой маской, несомненно, знал в лицо многих из тех крестьян, кто ушел в партизаны или помогал им. А ведь нередко эти люди тайном заходили в селения долины Желтой Протоки, чтобы навестить своих родных и близких. Вот почему внезапные налеты французских карателей в сопровождении Желтой Маски нередко заканчивались арестами и казнями вьетнамских патриотов.
Хуп-Петушок, стоявший рядом с матерью, не в пер-tebift раз видел Желтую Маску, и каждый раз уже один вид этого человека наполнял его какой-то неизъяснимой тревогой. Вот и сейчас — кто знает, не стало ли Желтой Маске известно о том, что в деревне находится учитель Куонг? Агитатор ведь но успол уйти из селения Долга.
Мальчик скользнул взглядом по тесно прижавшимся друг к другу крестьянам. Среди них в простой крестьянской одежде и низко надвинутой на лоб тростниковой шляпе стоял Куонг.
Желтая Маска приближался. Увидев его близко от себя, Хун-Петушок невольно вздрогнул и опустил голову. Заметив это, мать обняла и прижала к себе сына. Это словно встряхнуло, привело мальчика в себя. Кто он, в самом деле: юный зукит или пугливый малыш? Хун решительно высвободил плечо из-под руки матери и заставил себя безбоязненно взглянуть в прорези маски.
Желтая Маска в сопровождении офицера и двух автоматчиков неторопливо, словно на прогулке, двигался вдоль застывших рядов. Он внимательно вглядывался в лицо каждого и бесцеремонно приподнимал надвинутые на лоб шляпы кончиком палки.
Зловещая тишина нависла над селепием. Люди, казалось, перестали дышать. Вот Желтая Маска прошел мимо старика Тина, у которого оккупанты недавно казнили младшего сына — партизана; внимательно оглядел плотогона Мина. Кто же не знал, что три его сына сражаются в рядах Народно-освободительной армии?
Проходя мимо Куонга, предатель вдруг остановился. Вглядевшись в лицо учителя, он шепнул что-то офицеру, тот подал знак солдатам, и они грубо вытолкнули агитатора из рядов.
— Кто такой? — спросил офицер.
— Прохожий.
— Что делал здесь?
— Зашел воды напиться.
— У кого останавливался?
— Ни у кого... Выпил воды и хотел уйти.
— Врешь, негодяй! Говори, кто ты и откуда!
Куопг молчал. Тогда из толпы выступил вперед Нгуен.
— Господин офицер,—сказал он, — человек этот попросил воды напиться, но тут вы явились, и его уже не выпустили из селения...
— Молчи, если тебя не спрашивают!
— Это и другие могут подтвердить! — послышались голоса крестьян.
— Может быть, ты сам скажешь, с кем знаком в этом селении? — вкрадчиво спросил Куонга офицер. — Откуда и куда идешь? Скажешь — тут же отпущу.
Куонг не отвечал.
Офицер, размахнувшись, ударил его, опрокинул на землдо и стал избивать ногами. Толпа зашумела, ряды смешались, послышались возгласы возмущения. Тогда, передав учителя солдатам, офицер крикнул в сторону общинного дома:
— Пулеметы!..
Люди невольно попятились назад, утихли.
Вскоре французы с Желтой Маской покинули деревню и увезли с собой избитого, окровавленного Куонга. Видно было, как их грузовики промчались по Большой дороге и скрылись в воротах французского сторожевого поста Донг-Тоа.
Прошло уже больше часа, а Нгуен все сидел неподвижно у общинного дома. Он был мрачен. Несмотря на все усилия, до сих пор не удалось установить, кто скрывается од Желтой Маской. Французы тщательно оберегали своего агента. Этот человек обычно выезжал на свои «опера-
ции» из Донг-Тоа и туда же возвращался. Может быть, он служит на сторожевом посту? Но, судя по информации, которую партизаны получили от своих людей, среди бао-даевцев Донг-Тоа, кроме Чинь Данга, брата помещика, не было ни одного жителя из их долины. Кто же скрывается под желтой маской, где он прячется, где живет?
В комнатах коменданта Донг-Тоа мыла полы маленькая Динь. Она уже кончала уборку, когда к домику коменданта неожиданно подъехала машина. Сопровождаемый лейтенантом, из нее выбрался человек с желтым мешком на голове.
Желтая Маска!
От неожиданности девочка застыла как вкопаиная с мокрой тряпкой в руках. Но в эту минуту из своего кабинета навстречу человеку в маске вышел сам Фуше. Бросив быстрый взгляд в сторону гостя, он грубо окликнул застывшую Динь и приказал ей немедленно убираться из дома.
Девочка тут же убежала на кухонный двор. Здесь, как и обычно, в эти послеобеденные часы было тихо и безлюдно. Старший повар, вероятно, уже спал, а его помощник продолжал возиться у кухонного стола.
«Желтая Маска здесь! — лихорадочно думала Динь. — Как бы проследить, куда он пойдет?»
Конечно, лучше всего было бы Динь устроиться между деревьями у караульного помещения. Оно стоит как раз напротив домика Фуше. Оттуда она могла бы видеть всех, кто выходит от коменданта. И пусть тогда Желтая Маска облачится хотя бы в костюм генерала или буддийского священника, но, если лицо его ничем не будет прикрыто, она узнает и запомнит его.
Однако у караульного помещения стоит часовой, и спрятаться там невозможно.
Размышления Динь были прорвапы появлением во дво ре пожилого марокканца. Солдат вел за собой буйвола. Мельком взглянув в сторону сидевшей в тени девочки, он стал впрягать животное в тележку, на которой стояла широкая с крышкой бадья.
Вот тележка с бадьей выехала со двора столовой, грохоча по ухабам, миновала караульное помещение, вот проехала мимо первого солдатского барака... Динь провожала ее рассеянным взглядом. Но что это? Почему она вдруг остановилась у дома коменданта? И не только остановилась — солдат-марокканец открыл ворота и ввел буйвола с тележкой во двор.
Это показалось девочке странным. Наморщив лоб, она сосредоточенно о чем-то думала и вдруг вскочила на ноги словно ошпаренная.
«Пусть небо тут же превратит ее в надоедливого москита, если этот марокканец со своей бадьей не находится в какой-то связи с Желтой Маской! А что, если?..» Нет, нет, она нс будет больше гадать, а сейчас же, пока не поздно, спустится к Желтой Протоке. Ведь по дороге к ней она уже как-то встречала этого марокканца.
Захватив с собой корзинку с грязным столовым бельем, Динь прошла через ворота сторожевого поста и спустилась к Желтой Протоке. На берегу, там, где восковой плющ свесил над самой водой блестящие мясистые листья, девочка присела. Здесь было тихо, прохладно, никого вблизи не видно. Из густых зарослей можно было незаметно вести наблюдение за тропой, которая шла от ворот к самой воде.
Время тянулось томительно медленно. Вначале из ворот Донг-Тоа, отравив воздух клубами зловонного дыма, выполз бронетранспортер. За ним, вздымая тучи пыли, выскочил виллис с двумя офицерами. Прошел еще час, прежде чем показалась знакомая водовозка. Солдат-марокканец, шагая рядом с ней, спускался к протоке.
Динь мгновенно скользнула в заросли и замерла там.
Не разворачивая повозки, солдат подвел буйвола к самой протоке. Животное стало жадно пить воду. Несколько раз оглянувшись по сторонам и, вероятно, убедившись, что поблизости никого нет, марокканец влез в тележку и снял деревянную крышку. В ту же минуту из-под нее показалась голова в белом пробковом шлеме. Сердце Динь учащенно забилось. Конечно, это тот самый человек, который час назад с мешком на голове входил в дом коменданта. Девочка без труда узнала его по неуклюжей, коротконогой фигуре. Вот только бы лицо разглядеть!
Динь, казалось, перестала дышать в своем укрытии. До боли в глазах она всматривалась в вылезшего из бадьи человека, но неизвестный повернулся к ней спиной. К тому иге под густым шатром буйно разросшейся зелени стоял полумрак.
Солдат между тем вошел в воду и, раздвигая заросли, стал что-то разыскивать в них. Лодка! Марокканец молча подтянул ее к топкому берегу. Неизвестный что-то шепнул солдату, одобрительно хлопнул его по плечу и, усевшись в лодку, оттолкнулся веслом от берега. Он так и не повернулся лицом к девочке.
Динь не дождалась, пока солдат с тележкой поднимется в гору. Только отошел он от воды, как девочка неслышно пробралась к своей крошечной лодке, на которой обычно добиралась из деревни в Донг-Тоа, и, соскользнув в нее, поплыла по каналу вслед за неизвестным.
Вокруг было тихо, только неумолчно звенели цикады да иногда в прибрежных зарослях слышался птичий ще-
Пет. Управляемая багром, лодка легко скользила между заросшими кустарником берегами.
Справа из-за зелени показались крыши хижин; запахло дымом, а вот и знакомая луговина, на которой паслось несколько серых круторогих буйволов. Стоя в воде, две женщины в высоко подвернутых штанах полоскали белье, третья на берегу промывала в корзине рис. Вблизи хижины лежали горки золотистой рисовой соломы, сушилось па циновках зерно.
Держась поодаль от неизвестного, Динь ни на минуту не отрывала взгляда от его спины. Вот его лодка завернула на обводный канал и, миновав селение Долга, подплыла к той части обширного помещичьего сада, которая спускается к воде. Динь вовремя остановила свою лодку, продолжая наблюдать из зарослей. Вот неизвестный осмотрелся по сторонам и, оставив на берегу лодку, торопливо стал пробираться через замаскированный в изгороди лаз в помещичий сад. В это время Динь и разглядела наконец лицо неизвестного.
Человек, скрывавшийся под желтой маской, оказался Чинь Ваном — помещиком из селения Долга.
13
Нет! — качал головой Кремень.
— Врешь, выведешь!
— Нет, не выведу... Здесь так и подохнете!
— Лх ты, подлая тварь! Предатель!
— Предатоль? — сплюнул кровь мыонг. — Разве я продал свой народ, как ты, Криволапый Шакал?!
Чинь Данг с силой пнул ногой лежащего на земле охотника и отошел в сторону.
Несколько дней блуждания по джунглям сделали Чинь Данга похожим на шелудивого пса: жалкие лохмотья еле прикрывали грязное, в струпьях и волдырях тело, недавно гладкое лицо заострилось, посерело. Только в глазах по-прежнему поблескивал злой, настороженный огонек хищного зверя.
Не лучше Чинь Данга выглядел и Менье. Ни на кого не глядя, погруженный в размышления, майор мрачно шагал по небольшой лесной поляне, на которой ненадолго остановилась небольшая группа солдат, уцелевших после разгрома в Чертовом овраге.
Менье, чуть отодвинув Чинь Данга в сторону, доверительно положил руку на плечо охотника и тихо сказал:
— Послушай, Кремень, что тебе за охота упрямиться, заплатить за это жизнью? Я обещаю тебя хорошо вознаградить, если выведешь нас из джунглей.
Слабая усмешка скользнула по лицу Кремня:
— Я не отступлюсь от своего слова.
— Вот, если не веришь мне, — продолжал Менье, — получай задаток. Пожалуйста, бери! Только согласись — и считай это своим.
И он протянул мыонгу золотые часы, кольцо и серебряный портсигар.
Лицо Кремня осталось безучастным.
— Чужеземец, — сказал он, — ты привык все покупать на золото. Но сердце мыонга не продается...
Менье вскипел, лицо его побагровело.
— Тогда вот что, жалкая тварь, — закричал он: — даю тебе па размышления ровно досять минут! Не одумаешься — тут же пристрелю!
Менье взглянул на часы и отошел к Чинь Дангу.
Вокруг стояла тишина. Деревья, окружавшие поляну, словно застыли в раздумье, а небо над головой было такое знакомое, голубое-голубое... Сердце охотника сдавила глубокая, неизъяснимая грусть. Так не хотелось покидать эту близкую, родную землю!.. В воздухе кружились опавшие листья. Они складывались на земле в толстый, упругий ковер, заглушавший шаги животных. Эти листья, прожив короткую жизнь, уже умерли, а другие в это время рождаются, развертываются, зелепеют.
В вечнозеленых джунглях деревья никогда пе стоят оголенными: одни листья рождаются, другие умирают. И Кремню, подобно одному из этих листьев, очевидно, пришел черед. Конечно, умирать пе хочется. Но ведь он дорого продал свою жизнь... Сейчас он, Кремень, вероятно, похож на этот медленно кружащий в воздухе, свернувшийся желтый лист. Вот он лег па земле рядом с такими же опавшими листьями, от которых уже исходит запах тлена. Но на дереве взамен его уже развернулся другой зеленый листик. И у людей так же. Мысли охотника обратились к оставленному дома сыну. Слабая улыбка скользнула по его измученному лицу.
Хруст валежника под ногами людей вывел охотника из полузабытья. Это был Чинь Данг, а с ним несколько солдат. В руках у Криволапого Шакала тускло отсвечивал пистолет. Ну что ж, Кремень готов к смерти. И Чинь Данг, поняв по безмолвному презрительному взгляду охотника, брошенному в его сторону, что тот по-прежнему тверд и непреклонен, несколько раз в упор выстрелил в Кремня.