На зелёной лужайке среди улицы маленькие ребятишки играли в «каравай». Тут был и Ваня Берёзкин, и Дёмушка — Алёнкин брат, и Катя Перепёлкина, и Костя Беляк... С ними была пионерка Ариша Родионова; она учила ребятишек петь:
— Каравай, каравай,
Кого любишь, выбирай!
Пионеры часто устраивали всякие игры с маленькими ребятишками. Ариша увидела Таню и позвала её:
— Таня, иди с нами в «каравай» играть!
— Иду! — откликнулась Таня. — Вот только куклу посажу куда-нибудь.
Таня хотела посадить куклу около двора, на брёвнышко, но тут из-под крыльца выскочил Снежок, молодой лопоухий пёс с озорными глазами.
Он уже успел сбегать на скотный двор, сунулся в свиную кормушку, промчался на реку к ребятам, которые ловили рыбу, и ухитрился стащить у них из ведра плотицу. Вернувшись, доел в своей плошке вчерашние щи, улёгся в холодке и решил вздремнуть. Но увидел Таню — не вытерпел и начал прыгать вокруг неё, хватать её за платье то с одного бока, то с другого.
— Отстань, Снежок! — прикрикнула Таня. — Отстань, говорят!
Она оттолкнула Снежка и нечаянно выронила куклу. А Снежок словно этого и ждал — подскочил, схватил куклу и помчался по улице.
Ребятишки засмеялись.
— Держи его! — закричал Дёмушка.
Таня бросилась за Снежком:
— Отдай куклу! Отдай куклу, озорник!
Но Снежок припустился ещё сильнее. Наверно, он думал, что Таня играет с ним. Он промчался по улице, распугал гусей и за вётлами возле пруда свернул на усадьбу. Таня бежала за ним — сначала по дорожке, потом по траве до самого перелеска. Снежок бросился в кусты и скрылся. Таня видела только, как метнулся за кустами его белый лохматый хвост.
Таня остановилась.
ТАНЯ ВЪЕЗЖАЕТ В ДЕРЕВНЮ
Высокая трава со всех сторон окружала Таню. Тонкие лиловые колокольчики покачивались перед ней. Словно белые вырезные тарелочки, блестели в траве ромашки. Малиновая липкая дрёма легонько цеплялась за платье. Где-то внизу, в траве, на сто голосов стрекотали кузнечики.
Таня оглянулась. Ничего не видно, только головки цветов пестреют перед глазами. Да ещё видны ольховые кусты, куда убежал Снежок, и ёлки вдали, высокие и хмурые...
— Снежок! — позвала Таня. — Снежок, где ты?
И пошла дальше, до самых кустов.
Свежая зелёная тень лежала в кустах, и кругом было тихо-тихо.
Тане стало страшно. Она повернула назад, попробовала бежать... Но куда побежишь, когда ни тропки нет, ни дорожки и дом неизвестно где! Таня вышла на бугорок, оглянулась и заплакала. Сначала она плакала потихоньку, а потом прибавила голосу. Ей казалось, что она теперь никогда не увидит мать, и бабушка больше не испечёт ей пирожка, и дед не встретит её у конюшни. И она закричала громко и отчаянно:
— Мама-а! Мамушка-а!
Но никто не отвечал ей, только орешник шептал что-то своими шершавыми листьями.
Вдруг откуда-то издали сквозь кусты долетела к Тане песенка. Прозвенела и умолкла, словно ветерок унёс её. Таня обрадовалась: значит, где-то близко народ есть — и побежала туда, откуда донеслась песня. Пушистые пахучие цветы кивали Тане из-под кустов. На светлых полянках из травы поглядывали на Таню красные ягоды... Но Таня бежала не останавливаясь.
Скоро берёзки и орешины расступились, и Таня вышла на широкий солнечный луг. Скошенная трава рядами лежала на лугу. А на дальнем конце луга колхозницы ворошили сено. И среди них Таня сразу увидела свою мамушку.
Бежать по скошенному колко, и Таня тихонько пошла через луг.
— Ты как сюда попала? — удивилась мать.
— Снежок куклу утащил, — сказала Таня, — вот я за ним и побежала.
— А где же кукла?
— Не знаю. Он её спрятал где-то...
— Вот какой негодный этот Снежок! — сказала мать. — Ну, мы ужо ему зададим!
Мать разговаривала с Таней, а сама не переставала ворошить сено. Она шла в рядок с другими колхозницами; сено так и шумело под её быстрыми граблями.
— Мамушка, — сказала Таня, — в кустах ягод много!
— Ну вот, поди да посбирай.
— А я одна боюсь... Пойдём с тобой?
— Что ты, дочка! — сказала мать. — Да когда мне за ягодами ходить? Ведь я же бригадир. А наша бригада с Марьиной соревнуется. Что же, ты хочешь, чтобы твоя мамка отстающей была? Вон, посмотри, как в Марьиной бригаде работают, торопятся!
Таня посмотрела на соседнюю делянку. Там колхозницы разбивали свежие, недавно скошенные валы. Таня оглянулась: у кого больше сена — у тётки Марьи или у матери? У матери, пожалуй, больше... Помочь бы, да граблей нет.
— Иди-ка ты домой, Танюша, — сказала мать, — а то скоро жара начнётся.
— А куда мне идти? — ответила Таня. — Я дороги не знаю.
Тётка Наталья, которая шла рядом с матерью, засмеялась:
— На край света зашла!
А девушка Настя сказала:
— Танюша, вот Серёжа Таланов с косьбы едет — он тебя подвезёт, беги к нему! — И закричала: — Серёжа! Подвези Танюшку домой!
По дороге, по краю луга, шли две лошади, запряжённые в косилку. Металлические колёса косилки поблёскивали на солнце. Лошадьми правил парнишка. Он сидел, сдвинув на затылок рыжую кепку, и покрикивал:
— Ну-ну, шевелись! Домой, на отдых — ну-ка!
Серёжа посадил Таню на сиденье косилки, а сам пошёл рядом с вожжами в руках.
И отсюда, с высоты косилки, Таня увидела вдали какие-то крыши, выглядывающие из-за кустов. Возле одной крыши стояли высокие берёзы, которые показались Тане очень знакомыми...
— Это чей колхоз? — спросила Таня.
— Вот так раз, — засмеялся Серёжа, — своей деревни не узнала!
Тане стало очень весело. Оказывается, она совсем недалеко от дома. Ну конечно, это их деревня. И эти берёзки — их берёзки, которые у них во дворе растут. Таня подумала: вот как хорошо будет, когда она въедет на косилке в деревню! Только бы девчата были на улице.
Всё случилось так, как хотелось Тане. Её подружки были на улице — и Нюра, и Алёнка, и маленькие ребятишки. Все они стояли и смотрели, как приехала на косилке Таня.
НЕПРИЯТНЫЙ РАЗГОВОР
Серёжа ссадил Таню среди деревни. Ребятишки окружили её:
— Где была?
Таня начала рассказывать: она зашла далеко от дома, заблудилась в лесу; два волка выглядывали на неё из-за деревьев, хотели напасть, да побоялись...
Вдруг Алёнка спросила:
— А кукла моя где?
Таня сразу замолчала, забыла и про лес и про волков. Она глядела на Алёнку и просто не знала, что сказать. Алёнка почуяла недоброе.
— Отдавай куклу! — сказала она.
В это время на крыльцо вышла бабушка.
— Татьянка! — закричала она. — Иди слазь на чердак — собери яички!
Таня встрепенулась.
— Я тебе её после принесу! — сказала она Алёнке и побежала домой.
Вот спасибо бабушке, вот выручила Таню!
Таня подошла к лестнице на чердак, взялась за перекладину и остановилась.
— Ну, что же ты? — спросила бабушка.
— Боюсь... А вдруг лестница упадёт?
— Лестница-то не упадёт, — сказала бабушка, — а вот лукошко-то с яйцами ты, пожалуй, уронишь. Полезем-ка вместе — кто яйца собирать, кто лукошко держать.
На чердаке было тихо, светло. Солнышко сквозило из-под застрех, и в слуховое окно падали широкие светлые лучи. Под крышей висело много берёзовых веников — это бабушка и мать их на зиму заготовили. От веников шёл крепкий горьковатый запах. Возле стенок ютились соломенные плетушки. Это гнёзда для кур. Сюда куры приходят класть яйца.
— Ну, давай яйца собирать, — сказала бабушка.
Таня держала лукошко, а бабушка снимала с гнёзд и складывала в лукошко яйца. Со всех гнёзд собрали, только по одному яичку оставили в каждом гнезде — это чтобы курам охотнее было нестись. Потом бабушка сказала:
— А загляни-ка вон в то гнёздышко: есть там что-нибудь?
Таня взглянула:
— Ни одного!
— А скорлупки возле гнезда валяются?
— Нет. Никаких скорлупок нету!
— Что такое! Какой-то зверь повадился яйца таскать — подследить надо!
Вдруг Таня ухватилась за бабушкин фартук: в одном из тёмных углов среди веников торчали длинные жёлтые колючки.
— Бабушка! Вон он — зверь-то!
— Да где такое? Где ты видишь?
— Да вон он... Колючки торчат!
— Фу, глупая! — сказала бабушка.
Она подошла прямо к «зверю», схватила его за колючки и стащила вниз.
Таня поглядела — а это старый деревянный гребень, на котором бабушка зимой кудельку прядёт.
— Ну что? Страшный зверь?
Таня засмеялась:
— А я подумала — может, это он яйца таскает!
ПОРОСЁНОК
Таня подошла к слуховому оконцу, поглядела вниз — ух, до чего высоко!
И отсюда она увидела, что Алёнка сидит у них во дворе на брёвнышке, дожидается Таню. Таня нахмурилась: вот беда! Ну что она скажет Алёнке? Хоть бы спрятаться от неё куда-нибудь...
Таня слезла с чердака и через заднюю калитку пробралась в коровник. Оттуда она хотела пройти прямо на усадьбу да и убежать подальше.
Но около овчарника Таня поскользнулась на соломе и схватилась за щеколду, чтобы не упасть. Щеколда вдруг выскочила, и дверь открылась.
В овчарнике жил поросёнок. Поросёнок скучал в тесном и душном закутке. Когда дверь открылась, он сразу поднял пятачок, понюхал свежий воздух, радостно хрюкнул и со всех ног ринулся из овчарника.
— Ай! — закричала во дворе Алёнка.
Таня стояла за дверью овчарника и смотрела, как бушевал поросёнок. Он вертел головой, хрюкал и носился по двору взад и вперёд, взвизгивая от радости. Подбежал к скамейке — опрокинул её. Подбежал к тазу с водой перевернул таз и воду пролил. А потом увидел Алёнку и быстро засеменил к ней. Алёнка вскрикнула, выбежала со двора, и синее платье её замелькало за палисадником.
— Вот как! — засмеялась Таня. И тотчас закричала: — Бабушка, бабушка, скорей — поросёнок выскочил!
СРАЖЕНИЕ
Танины куклы жили на полу под лавкой. Их горница с одной стороны была отгорожена бабушкиным сундучком, а с другой — полосатой занавеской.
В горнице стоял деревянный чурбачок, на нём лежала перина и было постелено пёстрое одеяло. Это была кровать. Другой чурбачок был покрыт белым лоскутком — за этим чурбачком куклы обедали. А в жестяной коробке, которая была сундуком, хранились куклины платья.
Куклы у Тани были тряпичные, с размалёванными щеками и с волосами из пакли. Таня хмуро сидела перед ними, подперев кулаком подбородок.
«Может, Алёнке Грушу отдать? Жалко... У неё кофточка красная. Матрёшу? Тоже жалко. Дуньку? Вот Дуньку не жалко — она совсем чумазая и волосы у нее почти оторвались. Но Дуньку Алёнка не возьмёт, пожалуй».
В это время в избу вошла Алёнка. Таня покраснела и тотчас задёрнула занавеску.
— Давай мою куклу! — потребовала Алёнка. — Где она у тебя?
— Она спит, — сказала Таня.
— Где спит? Покажи!
— Не покажу!
— Ты что, не отдавать, да?
Алёнка отдёрнула занавеску. Одни Танины куклы сидели в горнице, а её новой, нарядной не было.
— Отдавай! — закричала Алёнка. — А то я сейчас твоих всех... Вот! Вот!
И начала швырять Таниных кукол по всему полу. Грушу в красной кофточке она подкинула так высоко, что та пролетела через всю избу и шлёпнулась в кадушку с водой.
Тогда Таня рассердилась.
— Уходи из избы! — закричала она. — Уходи!
Она схватила веник и замахнулась на Алёнку. Алёнка испугалась веника и побежала на улицу. На пороге она столкнулась с Таниной бабушкой.
— Это что за война? — сказала бабушка.
Таня и Алёнка закричали обе сразу:
— Она моих кукол расшвыряла! А одна вон как намокла — даже полиняла вся!
— А она мою куклу не отдаёт! Пусть отдаст!
— Так чего ж ты Алёнке куклу не отдаёшь, а? — спросила бабушка.
Таня опустила голову и заплакала. Бабушка обняла её:
— Чего же тут плакать? Надо отдать, да и всё!
Таня уткнулась в бабушкину кофту:
— Да как же я отдам, когда её Снежок в кусты утащил!
Бабушка погладила Таню по голове и сказала:
— Вот нашли из-за чего ругаться да драться! Да я вам ужотко ещё лучше куклу сделаю!
НА ПОЛДНИ
Прозвонил колокол на обед. Мать пришла с работы и поставила грабли у крыльца.
Таня выбежала к ней:
— Мамушка! Ну, чья бригада больше сработала — твоя или Марьина?
Мать улыбнулась:
— Моя.
— Ну, значит, теперь за ягодами можно?
— Вот какая ты, дочка! — сказала мать с упрёком. — Мы-то свой участок убрали, а Марьина бригада ещё не управилась.
— Ну и пусть они управляются!
— А если дождь?
— Ну и что же? Сено-то Марьино!
— Не Марьино и не моё, а наше общее, колхозное. Мы свою делянку убрали — значит, надо Марьиной бригаде помочь. Чем больше мы сена уберём, тем больше скотины у нас в колхозе будет. А чем больше скотины, тем колхоз богаче. А чем колхоз богаче, тем и нам с тобой жить лучше! Поняла? Ну-ка, принеси из сеней холодной водицы — я руки вымою, да надо идти на полдни, корову доить!
Мать вытерла фартуком потное, красное от загара лицо, вымыла руки, взяла подойник и пошла доить корову на луг, туда, где стадо полднюет отдыхает в холодке, пережидает полуденную жару.
Таня увязалась за ней. Кого бы ещё позвать? Разве Нюру Туманову? Нюре не очень-то хотелось идти по жаре, но она подумала, что хорошо бы искупаться, и пошла.
Таня не знала, звать ей Алёнку или нет. Может, она теперь губы надула и сердится? Но Алёнка увидела, что девчата собрались на луг, и сама прибежала. А Дёмушку и звать не надо было — он и так нигде не отставал. Только Снежок остался дома. Он приподнял голову, посмотрел на них из-под крыльца и опять улёгся — не стоит бежать, в холодке лучше... К тому же и Таня больно оттаскала его за уши, когда он вернулся. Ну их, пусть идут.
Но, когда девочки зашли за околицу, Снежку стало скучно. Он вскочил и пустился за ними, хлопая ушами.
Шли через ржаное поле по горячей белой дорожке. Густая рожь стояла по сторонам — ничего не видно, только синее небо да высокие колосья над головой. Колосья задевали волосы матери, проводили ей по щекам своими шелковистыми усиками.
— Хорошая нынче рожь, — сказала мать, — ишь как дружно колосится!
За ржаным полем на цветущей луговине стояли маленькие домики. Это колхозная пасека. Пчёлы гудели над пёстрыми цветами.
— Идите потихоньку, — предупредила мать. — Не бегайте, не сердите пчёл.
Таня спряталась за мать, уцепилась за её юбку.
Алёнка тоже шла осторожно и зорко поглядывала кругом — не летит ли откуда пчела.
А Нюра и совсем затаила дыхание.
Вдруг Дёмушка остановился и закричал:
— Алёнка!
Он стоял и отмахивался рукой от пчелы, которая гудела над его головой. Но чем больше он отмахивался, тем сердитее гудела пчела.
Дёмушка побежал, и в эту минуту — раз! — пчела тяпнула его прямо за щеку. Да так больно, будто огнём обожгло. Дёмушка заревел.
— Ничего, — сказала мать, — пройдёт!
Дёмушка поплакал и перестал. А когда пришли на луг, где коровы отдыхали, то все увидели, что щека у Дёмушки раздулась, будто он засунул туда орех. Девочки поглядели на него и засмеялись:
— Дёмушка, покажи, что ты за щеку спрятал?
НА РЕКЕ
Стадо полдневало в лесочке у реки. Коровы стояли и лежали среди берёзок в холодке и лениво жевали жвачку. Две пёстрые коровы забрели по колено в воду и стояли там неподвижно. Доярки с колхозной фермы уже доили коров. Коровы с фермы были все крупные, чёрные с белым.
На зелёной луговинке, под тенью берёзы, блестели большие светлые бидоны. Учётчик Петя Дроздов стоял возле этих бидонов. Доярки приносили к нему тяжёлые, полные молока подойники:
— Это — от Зорьки...
— Это — от Красотки...
— Это — от Ласточки...
А учётчик мерил молоко, чтобы знать, сколько какая корова даёт молока, и сливал надоенное в бидоны.
Мать пошла искать свою корову. Белая черноглазая Милка лежала под кустом. Она увидела хозяйку, встала не спеша и протянула морду: корочка есть? Мать дала Милке корочку, погладила её и села доить.