Чьи-то глаза смотрели на нее из темноты. Это были глаза оленя – карие и грустные. В этих глазах застыло недоумение, голова оленя как будто спрашивала: «Зачем? Зачем вы сделали из меня чучело. Разве таким я вам нравлюсь больше?» Ире стало неприятно, и она отвела взгляд.
Ира поднялась на второй этаж, в мансарду, где стояла маленькая кровать, застеленная мягким клетчатым покрывалом. Не раздеваясь, легла и с головой укрылась пледом. Только сейчас она почувствовала, как устала. Она вытянула ноги и закрыла глаза.
«Все – потом, – блаженно подумала она. – Сейчас – спать».
И вдруг она услышала, как совсем рядом с ней, прямо над ухом, раздаются знакомые голоса. Ира скинула с головы плед и оглядел ась.
«Это в соседней комнате, – поняла она. – Стены здесь тонкие, вот и слышно».
Ира без труда узнала тонкий, резкий голос Алены и приятный баритон Егора. Казалось, они спорили. Алена обвиняла и о чем-то просила, а Егор отвечал односложно, иногда посмеиваясь.
Ира села на кровати. Сон как рукой сняло. Во что бы то ни стало ей захотелось узнать, о чем они говорят. Она стала вглядываться в темноту и увидела, что в углу стоят пустые банки, приготовленные дня консервирования. Когда-то она читала о том, что если приложить банку дном к стене, то по вибрациям можно услышать, о чем говорят в другой комнате. Она тихонько встала, с банкой подошла к стене и прислушалась.
– Она? Ты что, ненормальная? – Голос Егора был слышен довольно отчетливо.
Что ответила Алена, расслышать было невозможно. Но по интонации было понятно, что она то ли жалуется, то ли укоряет.
– Это несерьезно, – говорил Егор. – Придумай что-нибудь посмешнее.
«Обо мне говорят, – решила Ира, и от этой мысли ей стало душно. – Неужели она все видела?»
– Напугал малолетку. – Голос Алены стал громче, и слова звучали отчетливо. – Я вообще не понимаю, зачем ее в нашу компанию притащили? От одного ее вида скучно становится!
«Теперь я точно не засну, – подумала Ира. – Никогда не засну».
Егор что-то ответил и засмеялся с хрипотцой, а Алена сказала:
– Бесит меня это все, вот что. Ты не меняешься и не изменишься никогда, а мне это надоело!
Ира услышала, как Алена хлопнула дверью и побежала вниз по лестнице.
– Обиделась, – вслух сказал Егор, но в его голосе не было сожаления.
«Это они из-за меня поссорились, – подумала Ира, снова ложась. – Ну, теперь от Алены добра не жди…» Она слышала, как Егор ходит за стеной, как звенят в его кармане ключи и как он что-то недовольно бормочет.
Минут через пять заскрипела лестница, как будто кто-то осторожно поднимался наверх. «Наверное, Алена вернулась, – подумала Ира. – Вечно она так – убегает и возвращается, убегает и возвращается… Ни капельки гордости…»
Но это была не Алена.
– Что тут у вас происходит? – сонным голосом спросил Макс. – Топаете, как слоны.
Ира придвинулась ближе к стене. Все было слышно и без банки.
– Да, ничего, – самодовольно сказал Егор. Алена опять за мной шпионит. Увидела, как мы целовались с Дмитриевой, и устроила бучу.
«Как он может так просто говорить об этом? – Пронеслось в голове у Иры. – Что теперь подумает обо мне Макс?»
– С Дмитриевой? Ты? – Макс не мог скрыть своего удивления. – Ты и она?
– А что? – не понял Егор. – Ты-то что удивляешься?
Макс молчал. Ире казалось, она дышит так громко что сейчас они ее обнаружат.
– А я думал, она ко мне неравнодушна, – наконец сказал Макс. – И потом, она такая замороженная, что я не ожидал…
– Это она замороженная? – усмехнулся Егор. Да ты ее совсем не знаешь. Она – девочка что надо.
Дальше Ира не смогла расслышать ни слова. Егор с Максом перешли на шепот, как будто почувствовали, что их кто-то подслушивает.
– Ну, посмотрим, – донеслись до нее слова Егора.
–… ты тоже не заносись, – ответил ему Макс.
Ира сама не заметила, как уснула. Сначала у нее в голове вертелись слова: «малолетка», «замороженная», «девочка что надо», а потом все слилось, в одно короткое слово: спать.
Ей снилось, что ее опять, как наяву, целует Егор, но она не отталкивает его, а отвечает на этот поцелуй. Снилось,как будто лето и они вместе едут на поезде. Вагон мерно качается, и это мешает целоваться.
– Проснись, ну, проснись же. – Это Света трясла ее за плечо. – Мы уезжаем.
Ира испуганно села на кровати и 6rляделась по сторонам. Ей было неприятно проснуться в чужом доме, среди незнакомых предметов. «То ли дело – дома», – с сожалением подумала она. Там ее ждал любимый махровый халат и тапочки с мордами псов, овсяная каша на молоке и жужжание папиной электробритвы.
– Сейчас, – сказала она, достала из кармана джинсов расческу и принялась расчесывать растрепанные волосы. – Иду.
Света достала пудреницу и прошлась пуховкой по лицу. От этого лицо стало еще бледней, как будто она всю ночь не сомкнула глаз.
– Вы еще долго сидели? – спросила она.
– Нет, совсем чуть-чуть, – ответила Ира и отвела глаза.
– И что делали?
– Так, отношения выясняли.
Ире обязательно нужно было кому-то об этом рассказать.
– Света, – сказала она. – Только не смейся. Егор меня поцеловал.
– Как поцеловал?
– В губы. – Ира покраснела и разозлилась на себя за то, что краснеет. – Мы с ним разговаривали на крыльце, а он ни с того ни с сего меня поцеловал. – Ну и что? – Света как будто не удивилась.
– Как это – «ну И что»? – немного обиделась Ира. – Почему он это сделал? Не знаешь?
Света посмотрела на нее, как на умственно отсталую. Ира очень не любила, когда на нее так смотрят. Со многим можно смириться, но только не с этим снисходительным, высокомерным взглядом.
– Как это – почему? – устало сказала Света. Просто так. Разве для этого нужны особенные причины?
Раньше Ире казалось, что, конечно, нужны. Но теперь она не знала, что и думать.
– Может, вино в голову ударило, – продолжала говорить Света. – А может, нравишься ты ему. – По тому, как дрогнул ее голос, можно было догадаться, что в последнем она глубоко сомневается.
– Не понимаю… – медленно вставая, проговорила Ира. – Зачем целовать человека, которого не любишь?
– Ты серьезно? – Света подняла аккуратно выщипанные брови. – У тебя какие-то допотопные взгляды. Ну, ничего, пройдет лет пять, и ты поймешь, какой дурочкой была.
– Не пойму, – упрямо сказала Ира. – Хоть десять лет пройдет, все равно не пойму.
На обратном пути все молчали. Алена с Жэкой остались за городом, потому что им некуда было спешить, а все остальные возвращались в Москву. В школе должно было проходить тестирование, которое нельзя пропускать.
Веселые, летучие снежинки врезались в лобовое стекло, а суровые дворники безжалостно сметали их в бесформенную, серую массу. Ира смотрела в окно на чернеющие леса, на белые пятна километровых столбов, и ей было грустно. Грустно оттого, что праздник закончился, оттого, что никто ее не любит, и оттого, что сегодня после уроков надо возвращаться домой и видеть мамины слезы и папины морщины.
Сейчас ей особенно не хватало Ани – ее совета, ее понимания, ее больших, внимательных глаз. Она очень строгая – это так, но от разговоров с ней всегда становится легче.
«Аня для меня – как компас, – подумала Ира, и ей понравился этот образ. – Компас хоть и не может взять за руку и вывести из леса, но он Может указать правильный путь».
Что бы сказала Аня, если бы узнала о том, что случилось за последние сутки? Это не так трудно представить. Наверное, она бы долго молчала, осуждающе качая головой, а потом сказала бы: «Ира, так нельзя» или «Ира, это плохо».
Нельзя прогуливать школу, врать родителям, не ночевать дома, пить вино и целоваться с Егором Тарасовым. Нельзя, нельзя, нельзя.
Наверняка Аня сказала бы так. Но где она, Аня?
Целыми днями милуется со своим Волковым. Разве ей есть дело до того, что происходит с Ирой?
Пускай это все плохо и неправильно, но это ее жизнь; Личная жизнь. И никто не имеет права ее поучать.
– Заедешь домой? – спросил ее Макс и посмотрел как-то особенно.
– Зачем? – вздрогнула Ира.
– Ну, переодеться или с родителями поздороваться…
– Нет, я сразу в школу, – поспешно ответила Ира. – М не домой идти незачем.
– Папа на работе. Я просила его остаться, но он все равно пошел. Ты же знаешь, у него – сердце.
Конечно, Ира знала, что у каждого человека есть печень, почки, селезенка. И ее родители – не исключение. Но однажды ты понимаешь, что у папы или у мамы – сердце, и тебе становится страшно.
– Ему что, было плохо? – спросила Ира и сама испугалась своего ледяного тона.
– А ты как думаешь? – Мама говорила Тихо, почти беззвучно, Ира считывала слова с ее губ. – Как должен чувствовать себя человек, у которого четырнадцатилетняя дочь не ночует дома?
Ира так и стояла в коридоре, не раздеваясь, опустив руки. А мама стояла напротив и не смотрела ей в глаза. «Ей неприятно меня видеть», – подумала Ира, и ей захотелось убежать отсюда. Бежать, бежать до тех пор, пока не остановится сердце.
– Есть хочешь? – спросила мама, потому что не могли же они вечно стоять в коридоре друг против друга, как чужие. – Котлеты с макаронами.
– Нет, я не голодна, – сказала Ира. Ей хотелось поскорее остаться одной, чтобы не видеть заплаканных маминых глаз, не слышать ее упреков.
– А с кем ты была на даче? – как-то бесцветно спросила мама.
– Со Светой, – сказала Ира и покраснела. – Со Светой и ее подругами…
– Подругами, – повторила мама. – Не хочешь – не говори. Только не ври.
– А я не вру. – Ира покраснел а еще больше. – Так и знала, что ты мне не поверишь.
Ира разделась и пошла в ванную. Почистить зубы, вымыть голову, принять душ,– это, все, о чем она мечтала. После душа чувствуешь себя другим человеком – хорошим и обновленным.
Она вышла из ванной в махровом халате, с полотенцем на голове и прокралась в свою комнату. Ира скользнула под одеяло, дотянулась до выключателя и настольная лампа погасла.
«Поскорей бы проходил этот день, – подумала она. – А завтра он уже станет прошлым».
Неожиданно зазвонил телефон.
«Этого мне только не хватало», – испугал ась Ира и резко вскочила с постели.
– Алло? – Она взяла трубку и за провод протащила телефон в свою комнату. – Алло! Говорите!
– Ира, это я, – услышала она голос подруги. – Ты что, спишь?
– Аня? Нет, я не сплю.
Они немного помолчали, как будто говорить было не о чем. А ведь раньше могли разговаривать часами, и разговор, как родник, никогда не иссякал. Теперь этот родник пересох, и только тяжелыми каплями падали отдельные слова.
– Я сегодня говорила со Светой, – сказала Аня, и от этих слов Ира почему-то испугалась. – Она мне все рассказала.
– Что – «все»?
– Все про вашу красивую жизнь, – сказала Аня. – Я не знаю этих людей, но я знаю Егора и много слышала об Алене. – мне бы не хотелось, чтобы про тебя говорили то же, что и про них.
– А что про них говорят? – спросила Ира, хотя сама прекрасно все знала.
– Сама знаешь, – сказала Аня. – Не хочу повторять.
– Тогда зачем звонишь?
Наступила пауза, и Ире показалось, что сейчас Аня бросит трубку, и она услышит безразличные, монотонные гудки. Но вместо этого Аня сказала:
– Ты мне не чужая, понятно? И мне больно видеть, как ты сама себя уродуешь.
– Больно? – закричала Ира. – Если тебе больно это видеть, то больше не смотри на меня! Никогда не смотри!
Ира со всего размаха бросила трубку на пластмассовый корпус телефона.
Она никому не позволит себя жалеть. Даже Ане.
И если та думает, что ее советы кому-то нужны, она сильно ошибается.