– Никого я не жду, – сказала Ира. Плакать ей больше не хотелось. – Но и здесь я не останусь.
– Да? – удивил ась Алена. – Домой вернешься? «Домой мне нельзя, – подумала Ира, – они думают – я у Ани. И к Ане мне тоже нельзя – мы ведь поссорились».
Она почувствовала себя между двух огней: с одной стороны ее бесконечная ложь, а с другой – чужой обман.
– Да ладно, – примирительно сказала Алена, оставайся. Куда ты пойдешь на ночь глядя?
Идти было действительно некуда. Но оставаться с этими людьми… –
– Хочешь совет?• – спросила Алена. , «Почему-то мне все дают советы», – отметила про себя Ира и кивнула.
– Сделай вид, что ничего не произошло. Ну, вспылила, разбила очки… Главное – вовремя остановиться. Вот увидишь, тебя только уважать будут больше.
«А может, она права? – подумала Ира. – Даже самые бестолковые люди хоть раз в жизни дают дельные советы».
– Хорошо, – сказала она и улыбнулась. – Простить не могу, постараюсь забыть.
Алена засмеялась, они поднялись с холодного пола и пошли туда, где гремела музыка.
Ира поступила так, как ей посоветовала Алена: она смеялась и шутила как ни в чем не бывало. Она танцевала и с Егором, и с Максом, пила коктейли один за другим и даже попробовала курить трубку.
В этом было даже что-то приятное – делать вид, что ты сильная и равнодушная, притворяться, что ни одна вражеская стрела не попала в цель.
– Может, погуляем? – спросил разгоряченный от плясок Жэка. – Пройдемся по холодку. У меня есть с собой петарды. А?
– А обратно пустят? – забеспокоилась Алена. А то обидно встретить Новый год на улице.
– Пустят как миленькие. – Жэка потряс своими большими кулаками. – Нам охранник печать на ладошку поставит, а потом по этой печатке мы обратно вернемся. Ладушки?
Ире не очень-то хотелось идти на улицу. Было холодно, а она – в короткой юбке, и полупальто не спасет от мороза. Но все пошли, и она тоже поплелась следом.
На улице Жэка стал лепить снежки и забрасывать ими Свету, а она визжала и пряталась за Егора. Глядя на них, Ире вдруг стало по-настоящему весело, и она тоже слепила снежок, но подумала и кидать не стала. Она держала в ладонях этот снежный колобок, пока не закоченели руки, а потом осторожно положила его в сугроб – пусть катится, куда хочет.
«А все-таки хорошо», – подумала она, глядя на черное, звездное небо. Снег падал на ее запрокинутое лицо, и все обиды вдруг показались мелкими и ничтожными по сравнению с этим близким небом и мерцающим снегом.
– Вот это машина, я понимаю, – с уважением сказал Макс, и она услышала его голос как будто издалека. – Не то что наша развалина.
Он указывал на приземистую ярко-красную машину. Казалось, она съехала прямо со страницы автомобильного журнала, – такой она была новой, округлой и гладкой. Ира совсем не разбирал ась в машинах, но даже она залюбовалась этим чудом техники.
– На такой бы разок прокатиться и умереть, мечтательно сказала Алена, и в глазах у нее появился особенный блеск.
– Могу устроить, – пошутил Жэка. – Отожмем стекло металлической линейкой, откроем дверцу изнутри и, как говорил Гагарин, поехали.
Все засмеялись, а Егор вдруг застыл и приложил палец к губам.
– Стойте! – шикнул он. – Смотрите!
14
Дверца машины открылась, из нее выскочила светловолосая женщина и, путаясь в шубе, побежала прочь. А через несколько секунд вслед за ней вылез крупный мужчина, стриженный почти налысо, и бросился вдогонку.
– Люся, Я тебе все объясню! – кричал он пьяным голосом. – Люся, подожди!
Ноги его заплетались, но он все равно бежал, тяжело ступая по хрустящему снегу.
Когда они скрылись из вида, Света сказала:
– Я бы ни за что не остановилась, если бы за мной гнался такой головорез. Ужас, что творится! – И она зябко передернула плечами.
– Важно другое. – Егор отбросил в сторону сигарету. – Он не поставил машину на сигнализацию. – И что? – спросила Света.
– Глупая, – рассмеялся Жэка и обнял ее за плечи, – это значит, что мы можем немного покататься! За мной!
И не успела Ира понять, что происходит, как уже очутилась на сиденье рядом с водителем в ярко-красной, вызывающе прекрасной машине.
– Та-ак, посмотрим, что у нас здесь, – сказал Жэка тоном опытного хирурга. Он залез под приборную доску, покопался там, потом, чертыхаясь, отдернул руку.
Мотор зарычал ровно, размеренно.
– Ура! – крикнула Алена. Она сидела на заднем сиденье рядом с Егором и Максом. – Работает!
Жэка опустил стекло и посмотрел на Свету, которая стояла рядом с машиной.
– А ты?
– Я не поеду, – сказала она.
– Боишься? – широко улыбнулся он. – С нами нечего бояться.
– Нет, не боюсь. – Она отрицательно помотала головой. – Места нет. Я вас в клубе подожду.
– Ну ее, погнали, – начала беспокоиться Алена: – А то сейчас мужик вернется!
Жэка помахал Свете, поднял стекло, и машина рванула вперед, оставляя за собой вихрь встревоженного снега.
– Музыку включи! – крикнул Егор. – И погромче!
Динамики были в дверях и сзади, поэтому музыка гремела отовсюду. Ире казалось, что она спит и ей снится дурной сон. Есть такие сны, из которых никак не выбраться. Сны о том, как ты опаздываешь на поезд, или о том, как бежишь по колено в воде… Чувствуешь страх, бессилие и невозможность что-нибудь изменить.
– Ира, накинь ремень, – сказал ей Жэка. – Будет обидно если нас остановят из-за того, что мы не пристегнуты.
Сам он небрежно перебросил ремень через плечо, а Ира пристегнулась, потому что испугалась и скорости, и того, что их остановят. К тому же Жэка вел машину так лихо, что иногда их заносило на встречную полосу.
– Осторожнее; – попросил его Макс. – Когда ты за рулем– любая машина становится машиной смерти.
– Не говори под руку, – пьяно расхохотался Жэка, – а то еще хуже будет!
Неожиданно перед ними, как из-под земли, возникли две фигуры в форме. Люди в форме выбежали прямо на проезжую часть, засвистели и замахали жезлами, а Жэка едва сумел обогнуть их и остановился немного впереди.
– Черт, менты! – Было видно, что он испугался.
– Почему так быстро?– спросил Егор.
– Сматываться надо. – Жэка уже вылезал из машины.
– Мамочки, я боюсь, – завизжала Алена.
И только Ира застыла на месте, как пришибленная. Все уже были на улице и бежали врассыпную, чтобы раствориться в темных двориках и ночных магазинах, а она так и сидела на месте, парализованная страхом. «Надо бежать», – подумала она, но ноги не слушались. Она попыталась отстегнуть ремень, но он заел и не поддавался. Она рванулась вперед, но ремень, как живое и злобное существо, обхватил ее еще крепче.
– Стойте! Помогите! – крикнула она. – Я не могу отстегнуться!
Но было уже поздно. – Выходи из машины!
Дверцу открыли, и она увидела двух запыхавшихся молодых милиционеров. У них были широкие, недовольные лица и прищуренные глаза. С перепугу ей даже показалось, что они братья-близнецы, но ::по было не так: просто все недовольные люди в форме похожи друг на друга.
– Вылезай, приехали,– сказал один из них.
– И побыстрее, – добавил другой.
– Я не могу, – сказала Ира сдавленным голосом и показала на ремень. – Не могу.
Один из них нагнулся и легким движением отстегнул ремень. Ира вылезла из машины, поправила юбку и встала перед ними, не зная, что будет далыле.
– Чья это машина? – спросил один.
– Не знаю, – ответила она, и это было правдой.
– А кто был за рулем? – спросил он. – тоже не знаешь?
– Не знаю – ответила Ира и опустила глаза.
– А слово «угон» тебе ни о чем не говорит. – спросил другой милиционер.
Ира беззвучно заплакала. Слезы текли по щекам и по носу, но она их не вытирала.
– Хорошо, отвезем тебя в отделение, там разберутся, – сказал он.
Ире хотелось попросить, чтобы ее отпустили домой, потому что она ни в чем не виновата, но она понимала что это бесполезно. Говорят, не пойман – не вор. А уж если тебя поймали, никто не будет особенно разбираться. Ира бросила прощальный взгляд на ярко-красную приземистую машину, и в ночной темноте автомобиль показался ей большим зверем, с которого содрали шкуру.
– Все у нас не так, как у людей, – говорил один милиционер другому, когда они ехали в ближайшее отделение. – У других – праздник, елка и шампанское, а у нас – малолетняя угонщица.
«Теперь меня посадят в тюрьму, – подумала Ира и заплакала еще сильнее. – Лет на пятнадцать-двадцать».
Она представила, как в полосатой пижаме гулеяет по тюремному дворику, заложив руки за спину и заплакала в голос.
15
В отделении милиции как будто не было никакого Нового года. У людей были или несчастные, или озабоченные лица, и совсем никто не улыбался. Ира Продиктовала свое имя, фамилию и домашний телефон.
– А теперь посиди вот здесь, в «обезьяннике», сказали ей.
– В этой клетке?! – испугалась Ира.– Но я же не преступница!
– Разберемся. А пока – посиди.
За решеткой на узких лавках сидели и лежали люди, лишенные Нового года. Ира тоже села на краешек лавки и огляделась по сторонам. Пьяный, неопрятно одетый – мужчина спал, свесив руку на пол, и храпел так, что становилось тошно. Крашеная блондинка громко и непристойно ругала, своего мужа, правоохранительные органы и почему-то Санта-Клауса. Она прикуривала одну сигарету от другой и.сплевывала на пол. В углу расположился целый цыганский табор их было человек шесть, и они то тихо пели, то разговаривали друг с другом на своем непонятном языке.
«Этого не может быть, – Ира зарыла глаза, чтобы не видеть своих сосоедей, и заткнула уши, но все равно слышала и храп, и ругань, и пение. – Это не я. Это не со мной».
Она посмотрела на часы – половина двенадцатого. Говорят, как встретишь Новый год, так его и проведешь.
«Неужели я весь год просижу за решеткой?» – с тоской подумала Ира.
К ней подошла старая цыганка и потеребила ее за плечо.
– Погадаю, милая, – настойчиво говорила она. – Все как есть тебе расскажу. Дай матери денежку.
– У меня нет денег, – сказала Ира и показала пустые ладони. – Совсем нет.
– Хоть рублик дай, хоть копеечку, – не унималась цыганка. – Молодая, красивая… Нельзя врать. – Я правду говорю, – сказала Ира. – Отстаньте.
– Злая ты, грубая,– сказала старуха. – Не будет тебе пути, и без ладони вижу.
– Не будет, ну и не надо, – пробурчал а Ира. Пока все мои пути вели только в тупик.
Цыганка отошла, бормоча что-то нехорошее на своем языке, и Ира вернулась к своим мрачным мыслям.
«Где они сейчас? – думала она о своих неверных друзьях. – Наверное, уже в «Кашалоте». Открыли шампанское и ждут, когда пробьют куранты. А обо мне и не вспоминают…»
Они ее бросили. Бросили одну на ночной дороге.
Оставили дожидаться милиции в угнанной машине. С этим было трудно смириться.
«Ничего, – успокаивала себя Ира, – выйду из тюрьмы и, как граф Монте-Кристо, всем отомщу. Они еще узнают, на что я способна».
Ира вытерла слезы и одернула юбку на коленях.
«А у Ани сейчас хорошо, – подумала она, и се сердце больно сжалось. – Они сейчас все вместе, телевизор смотрят, желают друг другу счастья… А со мной после всего и разговаривать не захотят».
Она снова закрыла глаза и представила себя там, у Ани. Представила елку в гирляндах, домашний торт на столе, новогоднее обращение президента…
«Все это могло бы быть моим, – с горечью поду..,. мала она. – И елка, и торт, и президент. А я от всего этого отказалась».
Досадно, когда все в жизни идет кувырком, но почти невозможно пережить, если ты сам тому виной.
– Дмитриева, на выход! – услышала она чей-то резкий голос.
Ире не хотелось никуда идти, потому что дальше может быть только хуже, – это она знала наверняка.
Ира встала и пошла – голова опущена, руки болтаются, как на шарнирах. Теперь больше никогда, никогда она не сможет жить с гордо поднятой головой.
– Ира! – услышала она мамин голос. – Ира, дочка! Она подняла голову и увидела своих родителей.
Ей показалось, что они не виделись целую вечность и за эту вечность родители успели постареть. На маме было то же праздничное шелковое платье, что и утром, но в этом мрачном месте оно выглядело странно. И еще мама плакала – неправдоподобно крупными, прозрачными слезами.
– Мы можем идти? – спросил папа у милиционера.
– Да, распишитесь здесь и идите, – ответили ему. А ты, – он обратился к Ире, – придешь в четверг на административное собрание.
– Зачем? – чуть слышно спросила она.
– Как это – зачем? Будем выяснять обстоятельства.
Они шли молча, невольно шагали в ногу и не смотрели друг на друга.
– Видишь, к чему приводит твоя доброта, – сказал папа маме. – Это ты ее так распустила.
Мама молчала, и Ира боялась на нее посмотреть, чтобы снова не увидеть слезы в ее глазах.
– Ты говорила, что пойдешь к Ане, – наконец сказала мама. – Ты говорила, там будут ваши одноклассники.
– Я соврала, –призналась Ира. – Я была в «Кашалоте».
– Замечательно! – Папа крикнул так, что вспугнул птицу, сидящую на дереве, она взлетела, и с ветки посыпался снег. – Наша ,четырнадцатилетняя дочь ходит по ночным клубам и угоняет иномарки. Прекрасно!
– Подожди, – остановила, его мама. – Это ,все потом.
– Да? – На папином лице, было возмущение и непонимание. –,Потом? А что сейчас?
– А сейчас мы должны ей помочь, – твердо сказала мама. – Потому что ей трудно.
Когда они пришли домой, на кухонных часах была половина первого. Новый год пришел незаметно, подкрался, пока люди были заняты своими делами.
В ту минуту, когда били куранты, и мама, и папа, и Ира шли по пустынным улицам и спорили. Они не подняли бокалы с шампанским, не загадали заветные желания, не пожелали друг другу счастья.
Но они были вместе, а это главным. А Новый год приходит даже к тем, кто в ссоре.
16
– Как ты оказалась в этой машине? – Женщина в милицейской форме, коротко стриженная, совсем без косметики, сидела за столом напротив Иры и смотрела ей даже не в глаза, а – переносицу, туда, где должен располагаться третий глаз.
«Она похожа на удава», – подумала Ира. Но оттого, что с ней разговаривала женщина, а не мужчина, Ире почему-то было легче.
– Случайно, – сказала Ира. – Какие-то люди предложили покататься, вот я и села. – Незнакомые люди?
– Да, я их не знаю.
– Как они выглядели?
– Было темно, – запинаясь, сказала Ира, – да и ехали мы совсем недолго.
– Ты села в машину к совершенно незнакомым людям? – спросила женщина-удав. Было понятно, что она не верит ни одному Ириному слову.
– Мы вместе были в клубе, в «Кашалоте», – сказала Ира. – Я думала, это их машина.
– Хорошо, а почему, когда они бросились бежать, ты не побежала?
– Я не поняла, что происходит. Я не сделала ничего плохого и не думала, что мне нужно скрываться.
Женщина-удав усмехнулась, достала пачку дешевых сигарет и закурила.
– Хотела бы я знать, кого ты покрываешь, – сказала она. – И почему.
Ира подумала о тех, из-за кого она здесь очутилась. Они ведь даже не позвонили, не поинтересовались, что с ней. Убежали, и все. Как будто так и надо.
Но она твердо знала, что не может, не имеет права назвать их фамилии и имена. И не ради их, а ради самой себя.
– Объясняю ситуацию, – сказала женщина. Тебя поймали на месте преступления. Правда, владелец машины еще не заявлял об угоне, но уверяю тебя – заявит. И если не будет других подозреваемых, за все придется отвечать тебе.
– Но я ее не угоняла! – Ира заплакала и вскочила со стула. – Я и машину-то водить не умею!
– В таком случае – думай, вспоминай. Теперь можешь идти.
– А что со мной будет? – спросила Ира уже в дверях.
– Что? – Женщина уже начала перебирать бумаги на столе и как будто забыла про Иру. – А-а, что будет? Отправят в колонию для несовершеннолетних, вот что.
Ира на нетвердых ногах вышла на улицу. В голове был туман и пустота, и только страшное и чужое слово «колония» вертелось на языке.
Как это могло получиться? Каждый поступок в отдельности был мелким и безобидным, а из всего вместе получился кошмар. Ире казалось что ее уже нет, а есть какая-то другая – непутевая и глупая девочка, к судьбе которой она оставалась равнодушна.