Эти и другие подобные вопросы преследовали Фаолана, пока он исполнял обычные обязанности глодателя. Он уже свыкся с тем, что все его оскорбляют, и привычно принимал позы покорности, как будто то, что он выгрызал на чужих костях, намертво вросло в его собственные. Среди прочих вопросов его часто мучил вопрос о том, куда делись его родители. Чем больше Фаолан думал об этом, тем сильнее запутывался. Ему казалось, что он вступает в долину, полную теней.
Вечером в последнюю четверть Второй Голодной луны волчицу из клана МакДонегалов тоже мучили мысли и воспоминания о запахе, который она почти год назад учуяла у черепа медведицы гризли. Стоило ей тогда вдохнуть тот слабый аромат, как забвение кончилось. В мыслях забурлили волны памяти, столь тщательно воздвигаемые стены рухнули, а невидимые, казавшиеся зарубцевавшимися раны вскрылись. «Мой серебристый волчонок». За все время, что у нее рождались дети, Мораг никогда не приносила волчонка с серебристой шкуркой. В тот день щенков появилось трое: две рыжевато-бурые девочки и серебристый мальчик со слегка кривой лапкой. Пока не пришла обея, мать ласкала его, вылизывала, зарывала нос в его мех. Очень красивый мех — как будто на волоски упали звезды с неба. Она бы назвала его в честь созвездия — например, Скаарсгард, Прыгающий волк, который подхватывает волчат, падающих со звездного пути по дороге к Пещере Душ.
Говорят, что внутри матерей малькадов образуется черная пустота, которая постепенно затягивается, превращаясь в серую тень. Но теперь эта серая тень вновь разрасталась, чернела, захватывала не только чрево, но и голову.
В период забвения она продолжала жить, как от нее и ожидали: вступила в новый клан, клан МакДонегалов, нашла нового супруга и родила троих здоровых щенков с рыжей шкурой. Она даже стала довольно хорошей загоняющей. Но теперь, когда вернулась память, Мораг уже не так быстро бегала на по-прежнему сильных ногах, а взор ей застилала сгустившаяся тьма.
В последнем бирргисе передовой волк дал сигнал к атаке, и Мораг побежала вперед, на свое обычное место. Впереди, словно грозовое облако, темнело стадо мускусных быков. Вместе с другой загоняющей она должна была начать разворачивать стадо на запад, к заходящему солнцу. Но ей казалось, что солнце уже слепит ее глаза. Грозовое облако оставалось размытым, даже когда они приблизились к стаду вплотную. Мораг показалось, что ее окружила мутная дымка. Как она увидит быка, которого нужно отогнать от стада? Это всегда получалось у нее лучше всего, она всегда бежала на пределе скорости и при этом просматривала стадо, выискивая старых или больных животных. А ведь мускусные быки бегают медленнее карибу или маралов. И тут она неожиданно споткнулась и упала. Над ней пронеслись волки стаи.
«Великий Люпус! Я упала!»
Мораг поняла, что больше загоняющей ей не бывать.
Глава четырнадцатая
Марал Желтых Источников
Мхайри стремительно огибала западный фланг большого стада маралов. Это был шанс завоевать доверие, и, хвала Люпусу, глодатель, по всей видимости, усвоил преподанный урок. Он трусил далеко позади, и ей даже не нужно было оборачиваться, чтобы удостовериться в этом. Когда в последнюю Голодную луну неподалеку от Голубой Скалы выследили стадо, ее вновь отправили на охоту со стаями Восточной Осыпи и Голубой Скалы. На этот раз ее сопровождали Аластрина и Стеллан из Каррег Гаэра. За Мхайри внимательно наблюдали. Она должна выполнить свою задачу без малейшей осечки, и, если этот проклятый глодатель снова посмеет нарушить строй, она с большим наслаждением лично вонзится зубами в самую нежную точку его морды.
Сейчас они преследовали стадо по территории, которая называлась Желтые Источники. Подали сигнал к окружающему маневру. Следовало слегка обогнуть животных, а затем разделить их. Это было рискованно, но с таким большим стадом ничего другого не оставалось. Иначе они не смогли бы отследить слабых животных, державшихся в самом центре. Фаолан видел, как Стеллан, бежавшая рядом с Мхайри, подала загоняющей знак. Вскоре Мхайри заметила кайлих — слабую самку. Теперь обязанность Фаолана заключалась в том, чтобы подбежать поближе, найти мочу или кал этого животного и определить, что оно здоровое.
«Какое жалкое поручение», — думал он, наблюдая за тем, как Мхайри несется вперед, а потом неожиданно замедляет бег, как будто потеряла интерес. Сейчас марал тоже немного сбавит скорость, но Мхайри вернется к нему вместе со Стелланом и Аластриной.
Такую же тактику использовал Фаолан, когда примерно год назад загонял карибу. Только тогда не было никаких капитанов, передающих сигналы, никаких загоняющих с фланга, помогающих окружить животное. Он всё сделал сам.
Теперь же охота подходила к концу. Волки уже окружили кайлих, которая совсем замедлила ход и непонимающим взглядом смотрела по сторонам; из бедра ее текла кровь. Такой раны достаточно, чтобы остановить, но не убить. Чтобы завершить охоту, нужно добраться до шеи животного, до жизненно важной артерии. Загоняющие отбежали назад. Их работа закончена. Несколько самых крупных самцов окружили кайлих и начали по очереди нападать на нее, но она встала на дыбы и ударила копытом одного из нападающих.
— Вот зараза! — вырвалось у Хипа.
— Великолепно! — просипел Свистун.
Свистун выразил то же, что промелькнуло в голове у Фаолана. Как у этой старой самки нашлись силы напасть на одного из матерых волков?
— Великолепно. У кайлих чудесный дух, — добавил Свистун.
— Да вытечет побыстрее из ее тела кровь, чтобы наши великолепные капитаны и лейтенанты не перетрудились сверх меры, — громко произнес Хип.
Свистун окинул Хипа сердитым взглядом.
— Засунь свою морду в испражнения быка и заткнись!
Фаолан было усмехнулся, но замолк от удивления, когда Хип упал на колени перед Свистуном.
— О дражайший Свистун, смиренно прошу у тебя прощения! — Мордой Хип прижимался к земле, его ноздри отчаянно трепетали. — Я бы никогда не посмел поставить себя выше этого величественного и достойного зверя, который умирает, чтобы жили наши вышестоящие. Если я нечаянно нанес тебе оскорбление, то смирно прошу твоего прощения. Ибо только благодаря тучному мясу этого благородного оленя будут процветать наши предводители, наши великие и героические вожди и наши стаи.
Но Свистун уже отошел, чтобы посмотреть поближе, как будет умирать марал. Фаолана же слова Хипа настолько изумили, что он застыл на месте. Он не хотел никого оскорбить?И все же каким-то странным образом оскорбил. Это походило на лохинвирр, только извращенный. При лохинвирре вслух слов не говорили. Благодарность следовало приносить просто, тихо и прочувственно, чтобы не уменьшить ценность жертвы.
Фаолан осторожно подошел к волкам, окружившим марала. Все они молчали, никто не лаял, не визжал от восторга — просто хранил спокойную и уважительную тишину. Капитан встал на колени в позе полной покорности и заглянул в глаза умирающему животному, ведь только там в это мгновение можно было прочесть истину. Когда лохинвирр завершился, капитан встал и, не говоря ни слова, разорвал живот оленя, начав тем самым церемонию дележа добычи.
Фаолан стоял в тени редких берез и наблюдал за процессом. Первыми ели предводители стай, затем капитаны бирргиса, включая загоняющих. Среди них первой мяса отведала Мхайри, сыгравшая важную роль в охоте. Когда она вышла в круг и получила щедрый кусок вкусной печени, послышались приветственные крики и вой. Как это принято среди загоняющих, они подбежали к своей молодой подруге и принялись втирать густую кровь печени в шерсть на голове и морде. При этом они буквально наскакивали на нее, ей даже пришлось лечь на землю.
Наконец поднявшись, она огляделась. Казалось, что ее рыжевато-бурую морду скрывает алая маска, сквозь которую сияют зеленые глаза. Кто-то прокричал: «Красный олень для красной волчицы!», и снова поднялся галдеж. Веселье предстояло долгое, ведь кайлих оказалась жирнее, чем предполагалось. Воздух наполнили запахи крови, выпотрошенных внутренностей и обглоданных костей. Посреди всей этой суматохи Мхайри неожиданно подошла к Фаолану, по-прежнему стоявшему в тени берез.
— Вот тебе, — сказала она и опустила перед ним бедренную кость. — Сегодня ты хорошо поработал. Ты окажешь мне честь, если выглодаешь историю моей первой добычи. Ты можешь назвать ее… — она почти застенчиво опустила глаза. — Можешь назвать ее «Мхайри загоняет рыжего марала в Желтых Источниках».
— Хорошо, я сделаю это.
И в самом деле, единственная привилегия глодателей состояла в том, что они могли давать название своей кости. Хип назвал Кость Стыда с историей Фаолана «Грехи и унижение глодателя Фаолана», а потом еще и добавил: «Ужасающее нарушение законов бирргиса».
— Хорошо. Я просто хотела убедиться, что ты понимаешь… Ты позволил мне сделать, что я хотела. Я знаю, что ты бегаешь быстро, очень быстро, — тут она сделала паузу. — Для самца. Так что спасибо.
Мхайри повернулась и отошла.
— «Так что спасибо»? Я бегаю очень быстро «для самца»? Урскадамус! — пробормотал Фаолан. Он так и не смог выдавить надлежащий ответ: «И тебе спасибо, благородная Мхайри».
Глава пятнадцатая
Маленькая косточка
Заходящая луна на западе побагровела, словно ее окунули в кровь кайлих, и медленно опустилась за горизонт. Проявились звезды, и лапа Великого Волка снова показалась на небосводе, что всегда служило поводом для праздника среди волчьих кланов Далеко-Далеко. Гаддерглод был намечен на вторую из весенних лун, луну Поющей Травы. Фаолан решил пока что посетить найденное тумфро — ему почему-то захотелось отыскать кости маленького щенка.
Он подумал, что было бы неплохо соорудить друмлин в честь той малышки. Когда наберется достаточно костей, Фаолан сложит их в костяной холм, с которого девочка сможет запрыгнуть на первую ступеньку звездной лестницы и побежать к Пещере Душ.
Фаолан дошел до каменистой вершины, на которой располагался плоский камень, но никаких костей там не было. Оглянувшись по сторонам, он подумал, что кости, должно быть, скатились вниз по склону. Когда он уходил отсюда в конце осени, снег, несмотря на его песню-просьбу, так и не выпал, но шел сильный дождь.
Фаолан попытался определить направление. Эта зима на памяти волков выдалась самой холодной, и густые снегопады случались редко, да и сейчас с неба моросило. Он решил поискать кости по маленьким ручейкам и следам, оставленным стекающей водой.
Поиски затянулись до конца ночи, пока небо не начало светлеть. Едва горизонт обагрили первые алые проблески рассвета, он заметил нечто, торчащее из земли. Осторожно раскопав грунт когтями, а затем зубами, он вытянул заинтересовавшую его вещь. Что это? Неужели крохотное ребро? Фаолан присмотрелся внимательнее, и у него кровь застыла в жилах, а шерсть на загривке встала дыбом. Внутри него все забурлило, заклокотало. Гнев и ярость вырвались наружу глухим рыком.
Какой бы хищник ни покончил с крохотным щенком, сделал он это самым жестоким образом. Вся кость была густо испещрена отметинами от зубов. Невозможно даже представить себе, кто на это способен. Впрочем, это уже не имеет значения. У Фаолана есть кость, он спрячет ее понадежнее, а затем вернется и найдет остальные.
Единственное, что пришло ему в голову, — это оставить косточку рядом с лапой Гром-Сердца. Фаолану становилось немного спокойнее от мысли, что это ребрышко будет лежать рядом с лапой большой и доброй медведицы. Понятно, что для щенка страдания давно остались позади, но все равно больно думать о том, какой ужасный его ждал конец. Сейчас, когда Великий Волк вернулся на небо, малышка сможет наконец-то добраться до Пещеры Душ. Фаолан поклялся, что еще придет к этому склону и найдет ее кости. Почему-то ему не хотелось думать о маленьком создании как просто о щенке; ему нравилось вспоминать о нем как о красивой девочке.
Следующим вечером, когда Фаолан вернулся к этой гряде, ему показалось, что поблизости находится еще какое-то животное. Он втянул воздух, чтобы проверить ветер, но никакого запаха не учуял. Возможно, недавно рядом проходили другие волки, ведь сейчас он находился неподалеку от территории стаи Огненной Травы. Наверное, они выслеживали вторую половину стада красного марала.
Вечер выдался безлунным и темным. Ничто не отбрасывало теней, и все же Фаолан ощущал вокруг себя какие-то смутные силуэты. Он даже отругал себя за то, что так возбужден. «Я становлюсь суеверным, прямо как клановые волки», — подумал он и приступил к поискам.
Он нашел еще несколько косточек; все они были с глубокими царапинами. Одна из них, несмотря на повреждения, казалась особенно красивой и словно напрашивалась на то, чтобы на ней изобразили историю несчастной малышки. Фаолан немедленно принялся за дело. Он уже довольно давно ничего не выгладывал и потому испытывал некоторую неловкость.
«Нет, я пока не могу, — подумал он. — История малышки еще не закончена». Ему вдруг показалось, что неправильно грызть кость сейчас, пока все его мысли заняты только ужасной смертью волчонка. Эти ужасы вплетались в поэму, которую он пытался запечатлеть на кости, и ему пришлось остановиться.
Потом Фаолан нашел еще несколько косточек. Их уже было довольно много — за один раз все не взять. Он захватит первую часть, отнесет ее к лапе Гром-Сердца, а когда вернется, то, возможно, настроение у него уже поменяется, и он сможет закончить рисунок.
Но, вернувшись, Фаолан не нашел кости, которую начал глодать. Им овладело какое-то нехорошее чувство. Неужели его все-таки кто-то видел? И почему тогда этот кто-то забрал именно эту кость, а не любую другую? Тем не менее Фаолан даже немного радовался, что не завершил глодание. Пусть малышка уже и закончила свое земное существование, Фаолану казалось, что в ее истории точка еще не поставлена.
На его отсутствие в клане внимания не обратили. Волки до сих пор отмечали успешное окончание охоты, хотя суматохи поубавилось, да и запах крови стал глуше. Вокруг валялись кости, которые должны были обработать три глодателя. Фаолан принялся за бедренную кость, которую ему дала Мхайри.
Луна Замерзшей Звезды исчезла, и ее место занял тоненький серпик луны Трескучего Льда. Приветствуя ее появление и празднуя уход зимних голодных месяцев, вместе с Грир, скрилином Речной стаи, завыла Аластрина. А потом, посреди ночи, пошел проливной дождь, небо озарилось всполохами молний, похожими на тысячи ярких костей.
Два скрилина начали сейлидх-фир — небесный танец огня. На этот раз они воспевали историю Скаарсгарда, того самого Прыгающего волка, который помогает малышам взобраться на звездную лестницу. Фаолану это показалось добрым предзнаменованием — вероятно, та малышка действительно находится на пути к Пещере Душ. Он надеялся, что она благополучно доберется до места, где сможет спокойно отоспаться, а потом пуститься в игры с друзьями.
Но тут скрилины перешли к истории упрямого маленького волчонка, который постоянно спрыгивал с лестницы. Это была любимая история многих волков, в форме вопросов и ответов повествующая не о малькаде, а о простом умершем волчонке. Аластрина пела за Скаарсгарда, а Грир — за волчонка.
— Куда ты убегаешь, малыш, малыш? — пела Аластрина.
— Я спешу отведать мясо лисы, которую поймала моя мама, — вторила ей Грир.
— Тебе не нужно мясо в Пещере Душ, о малыш.
— Еще я не попробовал лосося, который плавает в реке.
— Ты оставил свои зубы на земле, о малыш. Теперь ты свободный дух. Позабудь о мясе, тебя ждет небо.
— Я не смогу заснуть на голодный желудок. Дай мне поесть.
— Теперь ты не будешь голодать, у тебя нет зубов, нет желудка. Ты дух на звездной лестнице.
— Но я так тоскую!
— О чем же ты тоскуешь?
— О снах, которых у меня не будет; о мясе, которое я не поем; о реках, которых не переплыву.
Фаолан слушал эту песню впервые. Ему она вовсе не казалась такой уж забавной, как остальным волкам трех стай. И сон никак не шел, хотя он надеялся, что после успешных поисков костей ему не о чем будет волноваться. Он часто просыпался от того, что в его снах маленькая волчица постоянно спрыгивала со звездной лестницы, но не потому, что желала отведать мяса или рыбы, а потому что хотела отомстить.