Дуракову эта фамилия ни о чем не говорила. А Молодцов и вправду слышал о Ногососове. Но только так — краем уха: какие-то финансовые махинации, связанные с переводом сумасшедших сумм в заграничные банки, бегство самого Ногососова за границу, выписанный на его имя международный ордер на арест… Вот, пожалуй, и все, что было известно Димке.
— А вы что, и Ногососова тут встретили? — спросил Молодцов.
— Нет, Игрока я здесь не встречал. Да если он и тут, то наверняка загримированный. Его же по всему миру ищут.
Димка пожал плечами:
— А что могло понадобиться такому крутому аферисту в Хлевном?
Священник тоже пожал плечами:
— Бог его знает.
— А в милицию обо всем этом вы не хотите сообщить? — спросил Федька.
— Да западло мне в ментуру стучать, — вырвалось вдруг у отца Афанасия. Густо покраснев, он закрестился на ближайшую икону. — Господи, прости мою душу грешную. Никак не могу от этой поганой «фени» избавиться.
— Ну а что вы все-таки собираетесь предпринять? — осведомился Молодцов.
— Ничего, — сказал священник. — Буду богу молиться.
— А как же Игрок, Мухомор, Таракан… — перечислил Дураков. — Они же явно хотят совершить какое-то преступление.
— И пускай совершают, — невозмутимо произнес отец Афанасий. — На то они и преступники, чтобы совершать преступления. А священники — на то и священники, чтобы молиться. Так уж устроен мир, дети мои. Понятно?
— Понятно, — сказали ребята.
— А раз понятно, то и идите себе с богом. А мне надо к вечерней службе готовиться.
И мальчишки пошли. С богом.
— Ну что, Димыч, делать будем? — спросил Дураков на улице.
— Преступников ловить, Федька, — ответил Молодцов. — На то ведь мы и сыщики. Верно?
— Верно-то верно, — почесал Дураков переносицу. — Только я никак не врублюсь: на фиг Ногососову картина, которая ни фига не стоит? И главное, какого фига они эту Бухалкину из Штатов притащили?.. В общем — сплошная фигня получается.
— Фигня не фигня, а расследовать это дело надо, — отрезал Димка.
— А как? Нам же почти ничего не известно.
— Настоящий сыщик, получив минимум информации, должен суметь домыслить все остальное.
— Ух ты! — восхитился Дураков чеканной формулировкой. — Это твой батя сказал, да, Димыч?
— Нет, Федька, — с гордостью произнес Молодцов. — Это я сам сказал.
— Зашиби-и-сь.
Глава 19
Гениальная догадка
В реке отражались звезды. А на берегу реки сидели Молодцов с Дураковым. Уже битых три часа они пытались ответить на вопросы:
К чему Ногососову картина, не имеющая ценности?
Зачем Тараканов изображает из себя иностранца?
Для чего привезли Бухалкину в гробу и почему не увозят обратно в Штаты?..
И так далее, и тому подобное.
Вопросы наползали друг на друга, как льдины во время ледохода; тянулись вереницей, как верблюды в пустыне; вылуплялись, как цыплята из яиц».
Вопросы… вопросы… вопросы…
И ни одного ответа.
— Димыч, — наконец сказал Федька, — меня уже тошнит от этих вопросов. Пошли по домам.
— Ну пошли, — со вздохом согласился Димка. — Все равно в башку ничего не лезет.
И только он это произнес, как у него в башке мелькнула гениальная догадка. Вильнув хвостиком, словно рыбка, догадка собралась было нырнуть во тьму Димкиного подсознания. Но Молодцов проворно схватил ее за хвост.
И сразу же все ниточки связались, все кубики сложились, все звенья соединились…
— Федька! — заорал Димка. — Я понял, понял!..
— Что ты понял?
— Все понял! Следи за моей мыслью…
— Слежу. Молодцов начал:
— Спрашивается: что понадобилось такому матерому аферисту, как Ногососов, в такой дыре, как Хлевное?..
Дураков обиделся за родное село.
— Хлевное — вовсе не дыра.
— Ладно — не дыра. Так что же все-таки Ногососову тут понадобилось?..
— Ну и — что?
— «Золотая баба»!
— «Золотая баба»?
— Именно! Игрок хочет заграбастать статую Паоло Карлизи.
— Но ведь никто не знает, где она спрятана.
— Никто, кроме Бухалкина, — уточнил Молодцов. — Он же её спрятал. А место тайника указал на картине, которую украли Мухомор с Тараканом!.. — Димка замолчал, желая насладиться произведенным эффектом.
Но эффекта не получилось. Федька только плечами пожал:
— А на фиг её воровать, если можно просто переснять?
— Правильно, — согласился Димка. — Скорее всего они вначале так и сделали. Но по фотке не смогли врубиться, где спрятана статуя. Тогда они украли картину, чтобы её как следует изучить. Но, видно, у них опять чего-то не клеится. Не зря же они до сих пор гроб в Штаты не отправили.
— А при чем тут гроб?
— А при том, что в этом гробу они и хотят вывезти «золотую бабу» из России.
— Как это?
— Элементарно. Гроб с двойным дном.
— Здрасте, — усмехнулся Дураков. — Он же стеклянный.
— Это оптический обман. На самом деле в гробу есть второе дно, где они и собираются прятать статую.
Федька продолжал усмехаться:
— Ну ты, Димыч, нагородил. Тебе бы романы писать, как Кукурузникову.
— Ничего я не нагородил! Просто я умею анализировать факты и делать из них соответствующие выводы.
— Ну хорошо, а откуда Ногососов узнал, что на картине зашифровано место, где спрятана статуя?..
— Да какая разница?! — отмахнулся Молодцов. — Это все детали! Главное, что я вычислил замысел Игрока. Представляешь, если нам удастся его взять, да еще и «золотую» бабу разыскать. К нам тогда клиенты толпами повалят…
Димка не на шутку распалился. Глаза его горели, щеки пылали. Прямо хоть прикуривай от него.
— Откроем шикарный офис на Невском! — размечтался Молодцов. — Купим себе по «Мерседесу»!..
— А я, пожалуй, еще и бате «мерс» куплю, — тоже стал мечтать Дураков. — А то он ездит на своем «Запорожце»…
— А я… — начал Димка, но тут его за нос укусил слепень. — У, гад! — завопил Молодцов, хлопнув себя по носу. Но «гад» успел улететь.
От укуса Димка малость опомнился.
— Всё это, конечно, хорошо, — сказал он, потирая укушенное место. — Но вначале надо найти Ногососова.
— На него можно через Хопкинса-Таракана выйти, — прикинул Дураков. — Они ведь встречаются.
— Необязательно. Ногососов может Тараканову из-за границы инструкции передавать.
Федька с ходу предложил совсем другой вариант:
— Давай тогда выйдем через Таракана на Мухомора, а через Мухомора на картину Бухалкина.
— А на фига нам эта картина, если у Синичкиной копия есть.
Дураков с сомнением покачал головой:
— Элька нам ни за что ее не покажет.
— А вдруг покажет?
— Ага, держи карман шире. После того как ты ее дурой обозвал.
— Я ее еще и страхолюдиной называл, — припомнил Молодцов. — Эх, блин горелый! Кто ж знал, что так все повернется.
— Спросить-то, конечно, можно, — сказал Федька. — Надо только с ней повежливее разговаривать. Девчонки это любят.
И вот на следующий день Молодцов с Дураковым отправились к Эльке Синичкиной.
Во дворе дома Синичкиных на раскладушке лежала Элькина мать. Регина Арнольдовна. Она загорала.
— Здрасте, — поздоровались с ней ребята.
— Здравствуйте, мальчики, — кивнула им Регина Арнольдовна и, узнав Федьку, добавила: — Как дела, Федя?
Дураков чуть было не брякнул: «зашибись», но вовремя спохватился.
— Хорошо, — ответил он. И спросил: — А Эля дома?
— Дома… Элечка-а! — громко позвала Регина Арнольдовна. — К тебе пришли-и!
— Кто-о?! — донеслось из открытых дверей.
— Наш сосед, Федя!
— Дураков, что ли?!
— Да, Федя Дураков. И с ним еще один мальчик.
— Скажи им, что я улетела на Марс! — прокричала из дома Элька.
Регина Арнольдовна с улыбкой посмотрела на ребят.
— Элечка шутит. Она очень остроумная девочка.
— Да уж, — хмыкнул Димка.
— Элечка-а, — вновь позвала Регина Арнольдовна, — ну выйди, пожалуйста, к гостям.
Элька вышла.
— Доброе утро, — поздоровались с ней ребята.
— Спокойной ночи, — язвительно ответила Синичкина.
Мальчишкам пришлось это проглотить в интересах следствия.
Федька вежливо, даже чересчур, сказал:
— Элеонора, могу я с вами побеседовать?
— Ну побеседуй, — фыркнула Элька.
— Давай на улицу выйдем, — предложил Димка. — У нас к тебе конфидициальный разговор.
— Кон-фи-ден-ци-аль-ный, — по слогам поправила Молодцова Регина Арнольдовна с раскладушки.
Молодцов, Дураков и Синичкина вышли на улицу. И сели там на лавочку у калитки.
— Элеонора… — опять начал Федька.
— Да ладно уж, Дураков, — со смешком прервала его Синичкина. — Называй меня просто Элей.
— Эля, покажи нам, пожалуйста, свою картину, — вкрадчиво попросил Дураков.
— Какую картину?
— Ту, что ты в музее перерисовывала.
— А почему я должна вам ее показывать? — как всегда, начала выпендриваться Синичкина. — Поезжайте в музей и смотрите, сколько влезет.
— Так ее из музея украли.
— А мне-то что?
— Эль, ну покажи-и, — канючил Федька.
— За показ деньги платят, Дураков. Понятно?
— А мы заплатим, — пообещал Димка. — Мы ее даже купить у тебя можем.
— Купи-и-и-ть? — удивленно протянула Синичкина.
— Ага! — разом подтвердили ребята.
— А зачем вы хотите ее купить?
— Ты ее так классно нарисовала! — с притворным восторгом воскликнул Молодцов.
— Не нарисовала, а сделала копию, — поправила его Синичкина.
— Всё равно классно! Она даже лучше оригинала получилась. Скажи, Федька?
— Ну! — сказал Федька. — Лучше!
Синичкина подозрительно взглянула на Дуракова.
— Ты-то откуда знаешь? Ты же ее не видел.
— Зато я о ней слышал, — нашелся Федька. — От Димыча…
— Да, да, — закивал Молодцов, — я ему все уши прожужжал, какая ты, Эля, классная художница.
Синичкина даже слегка порозовела от удовольствия.
— А за сколько вы хотите её купить?
— За сто рублей, — сказал Димка.
Но лучше бы он этого не говорил.
— Что-о?! — взвилась Синичкина. — За сто рублей?! Да у меня краски дороже стоят! Сто рублей! Идите-ка отсюда, раз в живописи не разбираетесь!..
— Ну хорошо, хорошо, — поспешно произнес Дураков. — Не сердись, Эля. Сколько ты хочешь?
Глаза Эльки мстительно блеснули.
— Пять тысяч долларов!
— Ах, пять ты-ы-сяч… — стал заводиться Димка, но Федька предостерегающе наступил ему на ногу, и Молодцов закончил более-менее вежливо: — Не много ли, Эля?.. Ты ведь все-таки не Пикассо.
— Я лучше Пикассо, — без ложной скромности заявила Синичкина.
— Эль, ну покажи картину, — взялся по новой упрашивать Федька. — Жалко тебе, что ли?
Теперь в глазах у Синичкиной блеснул озорной огонек.
— Так уж и быть, Дураков, — покажу. Но с одним условием.
— С каким?
— Достань носом до своего пупка.
— Чего-чего? — переспросил Федька.
— Носом до пупка достань, — усмехаясь, повторила Элька.
— И всего-то?
— Всего-то.
— И ты покажешь картину?
— Покажу.
— А не врешь?
— Не вру.
— Ну ладно. — Дураков наклонился, пытаясь дотянуться носом до пупка. Но не тут-то было. Тогда он опустился на корточки и повторил попытку. С тем же успехом.
— Давай, давай, Дураков, — хихикала Синичкина. — Старайся.
— Кончай, Федька, — хмуро сказал Димка. — Я этот прикол знаю. Носом до пупка не достать.
— Да почему? — бормотал Дураков, сгибаясь и так и этак.
— Да потому. Пошли отсюда.
Димка поднялся с лавочки. Федька тоже поднялся с корточек.
— А как же… — начал он.
— Пошли, пошли, — прервал его Молодцов.
У Димки возникла очередная идея.
Глава 20
«Воскресение» княжны Бухалкиной
— Значит, так, — принялся излагать свою идею Молодцов, когда ребята отошли от дома Синичкиных, — мы разыграем маленький спектакль. Я надену черные колготки…
— Чего ты наденешь? — поразился Дураков.
— Колготки. Не перебивай. Я натяну на голову колготки и нападу на Синичкину. Типа, я — бандюга. А ты из кустов выскочишь и закричишь: «Эй, ты, козел, отвали от девчонки, а то рыло начищу!» Я сразу даю деру, типа, я испугался, а Синичкина дарит тебе свой поцелуй и картину Бухалкина.
— Ты думаешь? — с сомнением спросил Федька.
— Уверен. Мы с Ромкой Орешкиным в Питере такой же номер проделали с одной девчонкой.
— Ну давай попробуем, сказал Дураков и тут же воскликнул: — О, Димыч, а можно еще круче сделать!
— Как?
— У моего бати медвежья шкура есть. Мы ее на Машку напялим, а Машку на Синичкину напустим. Представляешь, как Элька завопит, когда нос к носу с медведем столкнется. А тут мы из кустов выскакиваем и кричим Машке: «А ну вали отсюда, косолапый!»
— Класс! Да она нам тогда не то что одну — она нам все свои картины отдаст.
— Точно! Аида шкуру на Машку примерять.
— Аида!
Ребята направились к дому Дураковых. Иван Иваныч, как всегда, возился под своим «Запорожцем». Одни ноги наружу торчали.
— Здрасте, Иван Иваныч, — поздоровался Димка.
— Здорово, елки зелёные, — послышался голос из-под машины.
— Батя, я твою шкуру возьму, — сказал Федька.
— Мою шкуру? — озадаченно переспросил Дураков-старший.
— Ну, в смысле — медвежью. Которая в твоей комнате висит.
— Бери, елки зелёные, — разрешил Иван Иваныч, даже не поинтересовавшись зачем.
Федька скрылся за дверью. В этот момент во двор вошел профессор Безбородов.
— Приветствую вас, молодой человек, — сказал он Молодцову. — А Иван Иваныч дома, не в курсе?
— Дома, дома, елки зелёные, — откликнулся Дураков-старший, вылезая из-под «Запорожца». — Здравствуйте, Аркадий Петрович.
— Здравствуйте, Иван Иваныч. Профессор и изобретатель обменялись рукопожатиями.
— Ну как ваша амфибия, Иван Иваныч?
— Да уже почти готова, елки зелёные. Скоро буду испытания проводить. А потом возьмусь еще за одну штукенцию.
— А что за штукенция? — полюбопытствовал Безбородов.
Дураков-старший мечтательно улыбнулся.
— Хочу, елки зеленые, «оживитель» сделать да свою прабабку оживить. Она такие интересные сказки мне в детстве рассказывала. Охота еще раз послушать.
— Чудненько, чудненько, — разгладь окладистую бороду Безбородов.
А Димка захихикал.
— Напрасно хихикаете, молодой человек, — сказал ему профессор. — Любая идея даже сама безумная, имеет право на существование. По большому счету, только безумные идеи и способствуют прогрессу… А это еще что такое? — прервал он сам себя, глядя поверх «Запорожца».
Молодцов тоже посмотрел. Из дома на задних лапах вышел… медведь. А точнее Дураков-младший в медвежьей шкуре.
… Умной Маше медвежья шкура тоже пришлась впору. Теперь оставалось дождаться удобного момента, когда Синичкина пойдет за околицу, в лес.
Долго ждать ребятам не пришлось.
Буквально на следующее утро Федька услышал звонкий Элькин голосок с соседнего двора:
— Мамочка, я пошла на пленэр…
Дураков встал было в тупик — что ещё за «пленэр»? Но, к счастью, Регина Арнольдовна спросила:
— А куда именно, доченька?
— На болото, мамочка. Хочу написать болотный пейзаж.
«Зашибись!» — подумал Дураков и понесся к Молодцову.
А мать и дочь продолжали разговор:
— Только я тебя умоляю, Элечка, ни в коем случае не ходи по болоту!
— Ну что ты, мамочка. Я с краешку расположусь.
Они еще немного поговорили, и Элька, прихватив мольберт, отправилась на «пленэр». То есть на Чертово болото. А следом за ней, прихватив Машку с медвежьей шкурой, отправились Димка с Федькой.
Углубившись по тропинке в лес, мальчишки надели на свинью медвежью шкуру, превратив таким образом хрюшку в мишку. Они уже хотели двинуться дальше, но тут впереди послышались шаги.
— Синичкина возвращается! — зашептал Молодцов. — Прячь Машку!
— Машка! В кусты! — приказал Дураков.