Транчбуль стерла пену, которая выступила у нее на губах.
Когда она снова заговорила, голос ее неожиданно сделался мягче, тише, любезнее, и она с улыбкой наклонилась к мальчику.
— Тебе ведь понравился мой тортик, правда, Богтроттер? Он такой сочный и вкусный, правда, Богтроттер?
— Очень хороший, — пробормотал мальчик. Он и сам не успел сообразить, что говорит.
— Ты прав, — сказала Транчбуль. — Он в самом деле очень хороший. Поэтому я думаю, тебе нужно поблагодарить кондитера. После того, как джентльмен хорошо поел, Богтротгер, он всегда хвалит повара. Ты ведь этого не знал, а, Богтроттер? Впрочем, обитатели преступного мира не отличаются хорошими манерами.
Мальчик продолжал молчать.
— Кондитер! — крикнула Транчбуль, поворачиваясь в сторону двери. — Иди сюда, кондитер! Богтротгер желает сказать тебе, какой хороший у тебя получился шоколадный торт.
На сцену поднялась кондитер в грязном белом фартуке. Это была высокая и очень худая женщина; казалось, ее давным-давно высушили в печи и лишили всех жизненных соков. Было очевидно, что Транчбуль заранее подготовила ее выход на сцену.
— Ну, Богтроттер, — прогудела Транчбуль. — Скажи кондитеру, что ты думаешь о ее шоколадном торте.
— Он очень хороший, — пробормотал мальчик.
Его явно занимали размышления о том, чем все это кончится. Единственное, что он знал наверняка, это то, что закон запрещал Транчбуль стегать его хлыстом, которым она похлопывала себя по бедру. Это было приятно осознавать, хотя особенно приятного в этом ничего не было — Транчбуль была совершенно непредсказуема. Никогда не знаешь, чего от нее ожидать.
— Ну вот, видите, — воскликнула Транчбуль. — Богтроттеру понравился торт. А нет ли у нас для него еще кусочка?
— Есть, — ответила кондитер. Похоже, она знала ответы наизусть.
— Так принеси же нам. И нож прихвати, чтобы удобнее было резать.
Кондитер исчезла, но почти тотчас же появилась снова, сгибаясь под тяжестью огромного круглого шоколадного торта на фарфоровом блюде. Торт имел в диаметре сантиметров сорок и был покрыт толстым темно-коричневым слоем шоколада.
— Поставь его на стол, — сказала Транчбуль.
В середине сцены стоял небольшой столик, а за ним — стул. Кондитер бережно поставила торт на стол.
— Садись, Богтроттер, — сказала Транчбуль. — Садись вон там.
Мальчик осторожно подошел к столу и сел на стул. Он неотрывно смотрел на гигантский торт.
— Ну вот, Богтроттер, — сказала Транчбуль, и голос у нее снова сделался мягким, вкрадчивым, чуть ли не нежным. — Он весь твой, до последнего кусочка. Поскольку тебе так понравился вчерашний кусок, то я приказала кондитеру изготовить большой торт для тебя одного.
— Спасибо, — проговорил мальчик, совсем сбитый с толку.
— Кондитера благодари, не меня, — сказала Транчбуль.
— Спасибо, — сказал мальчик кондитеру.
Та стояла, поджав губы, и неодобрительно наблюдала за происходящим. Казалось, она набрала в рот лимонного сока.
— Ну, приступай же, — сказала Транчбуль. — Почему бы тебе не отрезать кусочек и не попробовать его?
— Что? Прямо сейчас? — осторожно спросил мальчик. Он знал, что где-то тут кроется подвох, но где — не знал. — А можно, я лучше домой его возьму? — спросил он.
— Это было бы невежливо, — сказала Транчбуль, лукаво ухмыльнувшись. — Ты прямо сейчас должен доказать нашему кондитеру, как ты признателен ей за все хлопоты.
Мальчик не двигался.
— Ну начинай же, — сказала Транчбуль. — Отрежь кусочек и попробуй его. Мы не собираемся торчать тут целый день.
Мальчик взял было нож и уже собрался вонзить его в торт, но остановился. Он посмотрел на торт. Затем поднял глаза на Транчбуль и на жилистую женщину-кондитера, у которой рот был полон лимонного сока.
Все дети, затаив дыхание, напряженно ждали, что будет дальше. Они были уверены, что что-то обязательно должно произойти. Транчбуль была не из тех, кто просто так, из чувства доброты, угостит кого-то целым шоколадным тортом. Многие высказывали предположение, что в торт добавлен перец, касторовое масло или еще что-нибудь подобное, от чего мальчика стошнит. Возможно, там даже был мышьяк, и мальчик умрет через десять секунд. А может, торт был заминирован, и только Брюс Богтроттер разрежет его, как вместе с тортом взлетит в воздух. В школе знали — от Транчбуль всего можно было ожидать.
— Что-то мне не хочется, — сказал мальчик.
— А ты попробуй, — сказала Транчбуль. — Это невежливо по отношению к кондитеру.
Мальчик очень осторожно стал отрезать маленький кусочек огромного торта. Отрезав его, он положил нож, взял пальцами скользкий кусок торта и очень медленно стал есть его.
— Хороший торт, правда? — спросила Транчбуль.
— Очень хороший, — ответил мальчик, доедая кусок.
— Съешь еще кусочек, — сказала Транчбуль.
— Мне хватит, спасибо, — пробормотал мальчик.
— Я сказала, съешь еще кусок, — настаивала Транчбуль, и в голосе ее зазвенели угрожающие нотки. — Ешь еще один кусок! Делай, что тебе говорят!
— Я не хочу, — сказал мальчик. Транчбуль неожиданно взорвалась.
— Ешь! — закричала она, ударив себя хлыстом по ноге. — Говорю тебе — ешь, значит, будешь есть! Ты же хотел торта? Вот тебе торт. Мало того, ты его весь съешь! Ты не сойдешь со сцены и никто не выйдет из этого зала, пока не съешь торт, который стоит перед тобой. Я ясно выражаюсь, Богтроттер? Ты меня понимаешь?
Мальчик посмотрел на Транчбуль. Потом перевел глаза на огромный торт.
— Ешь! Ешь! Ешь! — кричала Транчбуль.
Мальчик очень медленно отрезал еще один кусок и начал есть его.
Матильда не верила своим глазам.
— Думаешь, он справится с ним? — шепотом спросила она у Лэвиндер.
— Нет, — шепотом ответила Лэвиндер. — Это невозможно. Он и половины не съест, как его стошнит.
Мальчик продолжал есть. Съев второй кусок, он в нерешительности посмотрел на Транчбуль.
— Ешь! — крикнула она. — Жадные маленькие воришки, которые так любят есть торт, должны иметь его много! Ешь скорее, мальчик! Скорее ешь! Мы не собираемся ждать тут целый день! И не останавливайся. Если еще раз остановишься, то отправишься прямо в душегубку. Я запру дверь, а ключ выброшу в колодец!
Мальчик отрезал третий кусок и начал его есть. Этот кусок он доел даже быстрее, чем первые два, а закончив, тотчас взял нож и отрезал еще один кусок. Казалось, он вошел во вкус.
Матильда, внимательно наблюдавшая за мальчиком, не заметила, чтобы он выражал беспокойство. Более того, он, казалось, обретал все больше уверенности.
— Он отлично держится, — прошептала она Лэвиндер.
— Его скоро стошнит, — прошептала ей та в ответ. — Это будет ужасно.
Одолев половину огромного торта, Брюс Богтротгер остановился на пару секунд и несколько раз глубоко вздохнул.
Упершись руками в бедра, Транчбуль строго смотрела на него.
— Ешь дальше! — крикнула она. — Доедай его до конца!
Неожиданно из груди мальчика вырвался гулкий звук, громом прокатившийся по залу. Многие захихикали.
— Тихо! — крикнула Транчбуль.
Мальчик отрезал еще один большой кусок и стал быстро его есть. По-прежнему незаметно было, что он утратил к торту интерес. Глядя на него, никак нельзя было сказать, будто он вот-вот воскликнет: „Не могу, не могу я больше. Меня сейчас стошнит“.
Он продолжал делать свое дело.
А между тем в выражении лиц наблюдавших за ним двухсот пятидесяти детей происходила едва заметная перемена. Когда все только начиналось, у них был такой вид, будто они предчувствовали неладное. Они приготовились стать свидетелями неприятной сцены, когда мальчик, набитый по горло шоколадным тортом, вынужден будет сдаться и молить о пощаде и им придется следить за тем, как торжествующая Транчбуль будет заталкивать куски торта в широко раскрытый рот задыхающегося ребенка.
Однако ничего подобного не происходило. Брюс Богтроттер уже съел три четверти торта и выглядел вполне нормально. Казалось, ему даже нравилось то, что он делает. Ему предстояло взобраться на гору, и он решил — либо поднимусь на вершину, либо умру в середине пути. Более того, теперь он понял, что публика молча поддерживает его. Происходящее он воспринимал как битву между собой и Транчбуль.
— Давай, Брюси! — неожиданно крикнул кто-то. — Победа будет за тобой!
Транчбуль резко повернулась и крикнула:
— Молчать!
Публика внимательно следила за тем, что происходило на сцене. Состязание полностью захватило собравшихся. Все готовы были выразить мальчику поддержку возгласами и аплодисментами, но не осмеливались.
— Кажется, он справится с тортом, — прошептала Матильда.
— Я тоже так думаю, — шепотом ответила Лэвиндер. — Никогда бы не подумала, что кто-то может съесть такой громадный торт.
— Транчбуль тоже в это не верила, — прошептала Матильда. — Посмотри-ка на нее. Она краснеет все больше и больше. Она его убьет, если он победит.
Мальчик между тем замедлил темп. Это было очевидно. Но он продолжал заталкивать куски в рот с упрямой настойчивостью бегуна на длинные дистанции, который вышел на финишную прямую и знает, что осталось немного.
Когда исчез последний кусок, публика тотчас же устроила громкую овацию. Дети вскочили на стулья, зааплодировали и закричали:
— Молодец, Брюси! Отлично, Брюси! Золотая медаль — твоя!
Транчбуль не шевелилась. Ее огромное лошадиное лицо стало пепельно-серым, цвета расплавленной лавы, а в глазах горела ярость. Она метала суровые взгляды в сторону Брюса Богтротгера, который раскинулся на стуле как человек, объевшийся до полусмерти, не способный ни двигаться, ни говорить. На лбу его выступили капельки пота, но на губах играла торжествующая улыбка.
Транчбуль неожиданно рванулась с места, схватила огромное пустое фарфоровое блюдо, на котором когда-то лежал торт. Подняв блюдо высоко над головой, она опустила его прямо на голову несчастного Брюса Богтроттера, и по сцене разлетелись осколки.
Мальчик был до того набит тортом, что напоминал мешок влажного цемента, который и кувалдой не разобьешь. Он лишь встряхнул несколько раз головой и затем продолжал улыбаться.
— А, да пропади ты пропадом! — вскричала Транчбуль и, преследуемая кондитером, быстро сошла со сцены.
ЛЭВИНДЕР
Однажды мисс Хани обратилась к ученикам первого класса со следующими словами:
— У меня есть для вас важные новости, поэтому слушайте внимательно. И ты тоже, Матильда. Отложи на минутку книгу и послушай меня.
Все обратили к ней лица в нетерпеливом ожидании.
— Наш директор мисс Транчбулль завела обычай, — сказала мисс Хани, — раз в неделю вести уроки в каком-нибудь классе, и у каждого класса есть свой определенный день и час. Наше время — в два часа дня по четвергам, сразу после большой перемены. Так что завтра в два часа мисс Транчбуль будет вашей учительницей вместо меня. Разумеется, я тоже буду здесь присутствовать, но только в качестве молчаливого свидетеля. Всем понятно?
— Да, мисс Хани, — прощебетали дети.
— Хотела бы вас предупредить, — сказала учительница. — Директор строга во всем. Поэтому позаботьтесь, чтобы на вас была чистая одежда, чтобы у вас были чистые лица и руки. Говорите только тогда, когда к вам обращаются. Если она задаст вопрос, то, прежде чем отвечать на него, сначала встаньте. Никогда не спорьте с ней. Не дерзите. Не пытайтесь казаться остроумными. Это может ее разозлить, а если она выйдет из себя, то всякое может случиться.
— В этом мы нисколько не сомневаемся, — пробормотала Лэвиндер.
— Я вполне уверена, — продолжала мисс Хани, — что она будет спрашивать у вас то, что вы должны были выучить на этой неделе, то есть умножение на два. Поэтому я настоятельно вам рекомендую еще раз все повторить, когда придете сегодня домой. Пусть вас поспрашивают мама или папа.
— А что еще она будет спрашивать? — спросил кто-то.
— Чтение слов по буквам, — сказала мисс Хани. — Попытайтесь запомнить все, что вы выучили в эти последние несколько дней. И вот еще что. Когда директор войдет в класс, на столе должны обязательно стоять графин с водой и стакан. Иначе она вести урок не будет. Кто будет ответственным за то, чтобы все это было на месте?
— Я, — немедленно отозвалась Лэвиндер.
— Очень хорошо, Лэвиндер, — сказала мисс Хани. — В таком случае тебе придется сходить на кухню, взять там графин, наполнить его водой и поставить на стол вместе с чистым стаканом, прежде чем начнется урок.
— А если на кухне не будет графина? — спросила Лэвиндер.
— На кухне есть не меньше десяти графинов и стаканов директора, — сказала мисс Хани. — Их по всей школе разносят.
— Я ничего не забуду, — сказала Лэвиндер. — Обещаю вам.
Изобретательный ум Лэвиндер уже изучал возможности, которые открывались перед ней в связи с этим графином. Ей хотелось совершить нечто поистине героическое. Она безумно восхищалась Гортензией, поскольку та реализовывала в школе самые дерзкие планы. Она восхищалась и Матильдой, которая по секрету поведала ей о своей проделке с попугаем, а также о других домашних происшествиях, включая историю с краской для волос, обесцветившей шевелюру ее отца. Теперь настала ее очередь стать героиней. Оставалось лишь придумать какой-нибудь блестящий план.
В тот день по дороге из школы домой Лэвиндер принялась обдумывать различные возможности, и вдруг ей пришла в голову блестящая мысль. Она стала разрабатывать свой план с такой же тщательностью, с какой герцог Веллингтон разрабатывал свои планы перед сражением при Ватерлоо. Конечно, неприятелем в данном случае был не Наполеон. Но в Кранчем-холле никого не нужно было убеждать в том, что директриса — не менее страшный враг, чем знаменитый француз — для англичан. Если хочешь выйти из сражения с ней живым, говорила про себя Лэвиндер, то нужно призвать на помощь все свое искусство и соблюдать при этом величайшую осторожность.
В большом саду позади дома Лэвиндер был грязный пруд, который служил обиталищем колонии тритонов.
Тритон, хотя он и нередко встречается в английских прудах, не часто попадается людям на глаза, поскольку существо это робкое и угрюмое. Внешность у него невероятно безобразная, он выглядит как маленький крокодильчик, только голова у него короче. Он совершенно безобиден, но глядя на него, этого не скажешь. В длину он около шести дюймов, то есть сантиметров пятнадцать, он очень скользкий, спинка у него зеленовато-серого цвета, а брюшко оранжевое. По существу, это амфибия, и поэтому тритон может жить как в воде, так и без воды.
В тот же вечер Лэвиндер вышла к пруду с намерением поймать тритона. Это проворные существа, и поймать их непросто. Она долго и терпеливо лежала на берегу, пока не увидела одну громадину. Пользуясь своей панамой, она выловила тритона. Девочка заранее припасла пенал для карандашей, в который уложила водоросли, однако выяснилось, что переложить тритона из панамы в пенал не так-то просто. Он извивался и корчился и, кроме того, в пенал помещался с трудом.
Когда ей все-таки удалось поместить его туда, пришлось приложить немало труда, чтобы, закрывая крышку, не прищемить ему хвост. Соседский мальчик, которого звали Руперт Энтвисл, рассказывал ей, что если оторвать у тритона хвост, то этот хвост останется живым, и из него потом вырастет другой тритон, в десять раз больше того, которому хвост принадлежал. Он может быть размером с аллигатора. Лэвиндер не очень-то этому верила, но рисковать не хотела.