девчонка со всеми ее странностями, все же терпеть ее еще можно было бы, но вот
однажды мы столкнулись с ней один на один и после этого случая стали, похоже, лютыми врагами. По крайней мере, с моей стороны это было именно так. А
произошло вот что. Наша группа на десятый день странствий прибыла в старый
лесной монастырь, сооруженный исключительно из одних бревен. Меня в этом
заведении мало что интересовало, поэтому, пройдясь по широкому пыльному двору, я никуда заходить не стал и выбрался под прохладную тень огромной охранной
стены с башнями. Многие туристы полезли на этот самый бастион, чтобы с его
высоты оглядеть окрестности, а я, засунув руки в карманы широких бриджей, прогуливался внизу, слушая плейер и пиная валявшиеся повсюду сухие сосновые и
еловые шишки. Поглядывая на суетившихся туристов, я подсмеивался над ними, не
понимая, чего хорошего они нашли в этой дряхлой старине, где живут всего-то
какие-то три бабки-отшельницы. Да и что значат все эти башенки да часовенки по
сравнению с величественными сооружениями Гизы! Вот взобраться на вершину
пирамиды
Хеопса — это да! Там хоть голыми руками снимай с неба звезды! И видно, наверно, почти весь Египет! А тут что? Лезут, корячась, по узкой винтовой лесенке внутри
глухой мрачной башни, чтобы хоть на немного подняться над вершинами сосен. Да и
что там увидишь? Кругом лес да болота куда ни глянь… И никаких чудес древних
цивилизаций, никаких сокровищ природы. Ан, нет, всем хочется покорить эту
стену! Даже вон, тетя Клава взобралась и машет мне руками и что-то кричит.
Тогда я опустил наушники и услышал: «Жорка, иди сюда! Ты только посмотри, как
тут здорово! Какой вид!»
— Да ну, теть Клав,
неохота! — попытался я отмахнуться.
— Да ты не ленись! Не
пожалеешь! Такой красоты больше нигде не увидишь! Точно тебе говорю! Там вон
озеро и лебеди на нем, представляешь! И горы очень хорошо видно! Я в бинокль
глядела, так вообще потрясно! Давай залезай!
Эх, делать было нечего:
я еще ни разу не огорчал тетю Клаву! И чего они только там нашли хорошего?! Я
поворчал, потоптался и, глубоко вздохнув, пошел к башне, ведущей наверх. С
большой неохотой, недовольно кряхтя, точно старый дед, начал я свое восхождение
в то время, как другие туристы уже возвращались обратно.
Благо еще, что внутри
башни было прохладно и совсем не жужжали мошки и слепни. Лесенка оказалась
деревянная, весьма крутая и жутко скрипучая. Хоть мне и шел четырнадцатый год, но из-за моей любви к вкусненькому и регулярных занятий реслингом, плаванием и
прыжками в воду, я был несколько полноват и выглядел немного старше своего
возраста, так что даже одиннадцатиклассники не решались наезжать на меня, думая, что я их ровесник и вполне смогу дать сдачи! Поэтому ветхие ступеньки
башни пели подо мной весьма печальную песню, точно мартовские коты. Было
довольно тесновато и, когда мне навстречу попадался очередной спускающийся
турист, приходилось здорово прижиматься к заплесневелой стене, и все равно мы
невольно чиркали друг друга животами. Пожалуй, только с малышней было полегче
разминуться. И вот когда я уже преодолевал последний завиток лестницы, внезапно
появилась Пашка, как всегда беззаботная, надменная, остроглазая, в своем
дурацком наряде. Она надвигалась прямо на меня. И тут я решил, что вот он, момент, когда надо было бы поставить эту зарвавшуюся девчонку на место. И тогда
я, когда мы поравнялись, взял да и не уступил ей дороги. Она взглянула на меня
своим пронзительно-злобным взглядом, удивившись моему поступку. О, это были
глаза пантеры! Даже в полумраке, царившем в башне, я ощутил, как сильна была ее
ненависть ко мне! Даже показалось, что глаза ее сверкнули во тьме голубым
огнем-молнией! Отчего закололо где-то под лопатками.
— Разреши, я пройду! —
тихо, но в то же время строго и уверенно произнесла девчонка и двинулась ко
мне.
Но я остался стоять на
месте и только тупо улыбнулся. Однако это не помешало этой кикиморе продолжить
движение. Она уперлась в меня и с силой наступила на ногу, прямо на большой
палец.
— Bay! — вырвалось у
меня, и я невольно отпрянул к стенке.
— Извини, я нечаянно! —
пискнула девчонка и от неожиданности тоже дернулась в сторону и оступилась, при
этом очень крепко и резко саданув меня своим острым локотком прямо под дых! Это
был подлый и коварный удар, и он застал меня врасплох. От боли у меня аж
перехватило дыхание и я согнулся, прижимаясь к стенке.
— М-м-м! — простонал я и
заскрежетал от злости зубами. — Корова! Смотреть надо!
— Прости, пожалуйста, я
же не хотела! — проверещала девчонка и как ни в чем не бывало побежала вниз, при этом, как мне тогда показалось, злорадно усмехаясь! Не знаю. Как только
тогда удержался, чтобы не спустить эту наглую пигалицу с лестницы! Еще никогда
и никому, даже старшим пацанам, я не давал возможности уйти безнаказанно. А
тут, представьте, спасовал почему-то… Остался униженным, оскорбленным и
побежденным. Эта кикимора сделала меня, как последнего лоха! Конечно же вы, друзья мои, скажете, что мне нельзя было ответить, что связываться с девчонками
— самое последнее дело! И верно, именно так я тогда и подумал, поэтому и
позволил Пашке уйти спокойно и безнаказанно. Однако, потерпев поражение, я
вовсе не сдался, а невзлюбил эту зазнайку еще сильнее и оставшиеся дни
путешествия только и занимался тем, что подыскивал варианты возможной мести.
Рассчитаться с девчонкой за все сразу я считал делом своей чести, так как
думал, что она специально ударила меня тогда на лестнице в отместку за то, что
я наехал на нее, перекрыв дорогу. И вот в самый последний день, когда уже
казалось, что мне теперь уж вряд ли удастся отомстить, такой случай вдруг
совсем неожиданно представился. Итак, разглядывая пассажиров парома, я заметил
Пашку. Она сидела неподалеку от бака с водой, на длинном мотке брезента и, как
обычно, увлеченно дочитывала свою черную книжку, которая лежала у нее на
коленях.
Белый платок хоть и
висел на голове, но на этот раз из-за духоты завязан не был, и озорные косички
болтались на груди. Я бегло огляделся и понял, что все пассажиры увлечены
своими делами и разговорами и никто не обращает внимания на мирно сидящую в
сторонке девчонку, а заодно и на меня, ее противника. План мести созрел почти
мгновенно, едва мой взгляд упал на какой-то ящик из которого торчала пустая
пластиковая бутылка. Я быстро спрыгнул с тюков, взял эту бесхозную полторашку и
отправился к баку с водой. Паром тащился на удивление медленно. Я отметил, что
мы едва достигли середины реки, а тем временем гроза уже приближалась, так как
вдали довольно активно колыхались кроны деревьев. У нас же тут пока еще был
полный штиль, и казалось, что жара и духота выдавили из воздуха весь кислород.
Я прошел мимо девчонки. Она даже и бровью не повела. Похоже, она сейчас не
заметила
бы и самого слона! Что ж, это мне было только на руку. Я подошел к баку, попил
холодной водички, умылся, а затем наполнил бутылку. Крышки на ней не было, и
это тоже меня радовало. От предвкушения скорой расплаты я весь вспотел. Снова
осмотревшись, я не спеша двинулся в обратный путь, небрежно держа бутылку в
одной руке. Поравнявшись с девчонкой, сделал вид будто споткнулся, задев за
брус, торчавший из палубы, и выпустил бутылку из ладони. Полторашка грохнулась
прямо у ступней Пашки, выплюнув от сильного удара добрую половину своего
содержимого. Ледяные брызги окатили мою противницу буквально с ног до головы.
— Ах! — невольно
вырвалось из груди девчонки, и она быстро вскочила.
— Ой, извини, я
нечаянно! Проклятый брус… — пробурчал я, спешно поднимая бутылку и едва
сдерживая злорадную улыбку.
Девчонка глубоко
вздохнула и, смахнув брызги со страниц книги, снова присела на моток брезента.
— Извини! — сказал я и
пошел дальше.
В это время паром попал
в водоворот и его стало заметно трясти. Оказавшись за спиной девчонки, я
остановился и, беззвучно хохотнув от удовольствия, снова повторил свой трюк, направив на сей раз ледяной плевок прямо на лопатки девчонки, выпирающие из-под
платья. Когда вода хлынула на спину Пашки, она пронзительно взвизгнула и опять
вскочила, буквально задыхаясь от столь коварного удара. Ее глаза, и без того
большие, расширились до безобразия.
— Прости, я не хотел!
Это водоворот! Так качает, а бутылка скользкая… — начал я как бы виновато
оправдываться за свой поступок, но мои глаза при этом так злорадствовали, что
девчонка, похоже, все поняла.
Я подумал, что она
сейчас бросится на меня и вцепится ногтями в лицо, точно дикая кошка, или же, что еще хлеще, попытается двинуть меня по щеке этой своей черной книжкой, которую она теперь прижимала к груди, защищая от воды, или же, на худой конец, разразится на весь паром трехэтажной бранью, чтобы натравить на меня всех
пассажиров парома. Да, в те секунды нашего противостояния я был почти уверен в
таком исходе ситуации и был поэтому готов принять любую контратаку девчонки, так как чувствовал себя отмщенным по полной программе! Однако ничего страшного
не произошло. Пашка осталась стоять на месте, ее пальчики лишь крепче сжали
кожаную обложку. И она не произнесла ни слова, а только посмотрела как всегда
открыто, прямо в глаза, и все… Но зато, что это был за взгляд! Нет, в ее
глазах, которые я тогда впервые увидел так близко и ясно, не было ни ненависти, ни гнева, ни злобы, ни коварства. В них вместе с набежавшими слезинками застыли
боль и удивление, непонимание и немой упрек, точно она говорила: «Ну зачем ты
так?!» Но более всего меня поразило в этом взгляде даже не это, а какая-то
необъяснимая покорность судьбе, точно девчонка понимала, что получает расплату
за свои проступки, и, похоже, она была готова и дальше терпеть любые мои
выходки. И тут я впервые ощутил внутри себя острый укол совести. Не перегнул ли
я палку своей мести? «А вдруг эта девчонка тогда, в башне, задела меня
действительно случайно?» — промелькнула в мозгу стремительная мысль.
И, поддаваясь этой
минутной слабости и желая поскорее уйти от девичьего взгляда, я мухой подхватил
уже почти пустую бутылку и, неуверенно буркнув: «Прости! Я же не
специально…», убрался восвояси. Я подошел к краю парома и повис на его
железных
поручнях. Уши у меня горели, от духоты и от внезапно нахлынувших чувств совсем
не хватало воздуха. Я дышал широко раскрытым ртом, приводя себя в порядок. Две
силы боролись у меня внутри. Одна ликовала и говорила, что ты, Жорка, молодец!
Сделал эту зазнайку на все сто! Будет теперь знать, как обижать такого
классного пацана! Кажется, она поняла свои ошибки и впредь не станет так себя
вести — надменно и вызывающе. Другая, наоборот, упрекала меня, считая, что я
поступил подло, ударил в спину, как самый последний трус. А ведь она не такая
уж и зануда, и совсем не уродина, даже симпатяшка! Вон ведь какие у нее живые
глаза!
Я не знаю, что делала в
это время девчонка, так как боялся обернуться, но, похоже, на пароме никто даже
и не заметил наших разборок. Плавание спокойно продолжалось.
Когда я наконец пришел в
себя, то снова почувствовал уверенность в своих силах и в правоте поступков. Я
отомстил и теперь могу спокойно возвращаться домой. Ведь сама судьба дала мне
такой шанс хоть как-то поквитаться за свои поражения, и я его не упустил. И
нечего себя больше укорять! Через пару дней мы уже полетим в Египет, и все эти
мелочные разборки изгладятся из памяти и души, вытесненные новыми
захватывающими впечатлениями. Став прежним Жорой-Обжорой, я усмехнулся и, забросив баклажку далеко в реку, решительно обернулся. Однако то, что я увидел, заставило меня поразиться! Нет, это вовсе не касалось Пашки, я, кажется, и
думать-то о ней уже забыл. Видение, открывшееся моему взору, было тревожным и
впечатляющим: из-за леса прямо на паром надвигалась страшенная серо-лиловая
туча. Гонимый ею ветер какими-то невероятно резкими и свирепыми порывами
кидался то на прибрежные заросли, то на реку, то на наше хлипкое судно. Хоть
берег был уже и далеко от парома, но я слышал, как трещат там отрываемые с
деревьев
сучья, как протяжно скрипят и стонут старые сосны да ели. В небе что-то гулко
прогрохотало.
— Эге, кажись,
начинается представленьице! Эх, не успеем теперь оторваться… — услышал я
рядом голос старичка, спешно идущего к своему рюкзачку с камушками.
— Ничего, дедуль! —
подбодрил его паромщик. — Оторвемся! Ветер-то, он теперь нам в помощь будет, попутный! Вмиг на том берегу очутимся! Гроза-то, она еще не так скоро
разразится, пужает пока токмо. Держитесь покрепче и все! Щас вас всех с
ветерком прокачу! — и он, кинув за борт потухшую папироску, начал что-то делать
у пульта управления паромом.
Я взглянул на Пашку. Она
стояла все на том же месте и кого-то усиленно отыскивала взглядом своих
огромных глаз. Платок она держала в руке, а раскрытая книга лежала на брезенте, и ветер жадно ее перелистывал то в одну, то в другую сторону, как бы
нетерпеливо пытался узнать, где там самое интересное место. И тут снова
раздался оглушительный гром, и налетел такой внезапный и мощный шквал ветра, что застал всех пассажиров врасплох. Злые порывы ринулись на паром, точно стая
голодных хищников, хватая и швыряя все, что попадалось им на пути. Люди
загалдели, засуетились, прикрывая свои пожитки, началась суматоха, более
похожая на легкую панику.
Я от неожиданности
оступился и едва не вылетел за борт, повиснув на поручнях. Они меня удержали, и
я снова встал на ноги. В лицо ударила пролетавшая по воздуху газета, к ступням
полетели клочья сена, срываемые с подводы. По палубе катались пластиковые
бутылки и яблоки, носились бумаги, полиэтиленовые пакеты, картонные коробки и
даже чье-то кепи.
— Жора, ты где?! Иди
быстрей сюда! — донесся зычный голос тети Клавы.
В это время Пашка тоже
крикнула:
— Тетя Зоя, я здесь! — и
замахала рукой.
Однако коварный ветер
тут же рванул ее платок и, выдернув его из пальцев, швырнул далеко за борт.
— Ой! — пискнула
девчонка и обернулась.
А проказник, подвывая,
как волк, уже вовсю теребил ее платье и запутывал косички. Видя, что платку уже
не поможешь, Пашка кинулась к книжке, но и тут опоздала… Резкий порыв вырвал
пухлый фолиант буквально из рук и с легкостью погнал его по гладкой палубе.
Девчонка в отчаянии бросилась следом, пытаясь задержать бег книги. Где там!
Свирепый проказник норд-ост не оставил ей никаких шансов. Он словно играл с
человеком, напевая при этом свою заунывную песенку. Ветер замедлял натиск, давая девчонке возможность нагнать бесценную для нее книгу, но как только она
плюхалась на палубу, чтобы прикрыть собой черный фолиант, тут же ловко
подхватывал его и опять гнал к краю парома. А потом вообще взял и грубо закинул
книжку прямо в реку!
— О, нет! — воскликнула
пораженная девчонка и, быстренько перекрестившись, тоже бросилась за борт.
В отчаянном рывке Пашка
добралась до своего уже собравшегося идти ко дну сокровища и выхватила книгу из
воды.
Отфыркиваясь, хотела уже
было возвращаться, но заметила белеющий неподалеку лоскут ее платка, который