Возьмём пару наименьших дружественных чисел — это 220 и 284. Так вот, сумма младших делителей числа 220 равна двумстам восьмидесяти четырём. А сумма младших делителей числа 284 равна двумстам двадцати. Не верите? Так проверьте! Начните с двухсот двадцати. Какие у него младшие делители? Это 1, 2, 4, 5, 10, 11, 20, 22, 44, 55, 110. Сложите их и получите 284. Точно так сложите младшие делители числа 284, то есть 1, 2, 4, 71 и 142, и получите 220.
Да, прав был Пифагор, когда сказал, что друг — это второе я, и в качестве примера сослался на дружественные числа 220 и 284. Вероятно, он не знал, что таких дружественных пар много, не то мог бы назвать числа 2620 и 2924. Или 5020 и 5564. Есть и другие, но я их забыл. В конце концов, могу и я что-нибудь забыть? Или это разрешено только Главному терятелю?
К счастью для него, а заодно и для меня, больше я его ни о чём не расспрашивал. Отчего? Да оттого, что не стоило. Не стоило спрашивать, был ли утерянный номер числом положительным: ясно, что был. Потому что мог ли он быть отрицательным? Я, по крайней мере, отрицательных лотерейных билетов ещё не видывал. Не стоило спрашивать, был ли он числом целым, потому что мог ли он быть дробным? Дробных лотерейных номеров тоже не припомню. Разумеется, есть кое-какие другие числовые признаки, но о них не стоило спрашивать по иной причине: они слишком сложны. Разъяснения отняли бы много времени, а у нас его не было, так как второй тайм уже начался.
Надо сказать, после перерыва игроки слегка оживились, хотя и не настолько, чтобы размочить счёт. Он всё ещё оставался сухим, как пустыня Сахара, несмотря на невероятное количество газированной воды, которую вливали в себя разгорячённые болельщики. По мере того как матч подвигался к концу, досада и разочарование зрителей неуклонно росли и наконец достигли такой степени, что будь это степень какого-нибудь числа, её пришлось бы вычислять электронной машиной. И всё-таки никто из них не вопил ни «Мазилы!», ни «Шайбу, шайбу!», не нахлобучивал на себя, забывшись, шляпы соседа, не падал через барьер на головы нижесидящих и, уж конечно, не требовал сдать судью на мыло — даже когда тот несправедливо назначил пенальти по воротам «ватрушек»!
Бедные «ватрушки» тоже снесли это безропотно, хотя «коржик», которого они сшибли на штрафной площадке, пострадал но чистому недоразумению. Просто у него развязался шнурок на бутсе. Заметив это, он нагнулся, чтобы его поправить, да так внезапно, что случившийся рядом «ватрушка» не успел посторониться и сшиб несчастного.
«Ватрушка» после того так расстроился, что сам себя вывел из игры, а поверженный «коржик», полежав ничком сколько положено, встал, прихрамывая доковылял до своего невольного обидчика и чуть не силком приволок его обратно на поле.
Тут как раз пришло время бить пенальти. Судья направился к одиннадцатиметровой отметке, чтобы установить на ней мяч, а «коржики» тем временем стали совещаться, кому доверить удар. Выбор, как ни странно, пал на пострадавшего. С точки зрения обычного футбола, это весьма неразумно. Человека только что сбили. Он ушибся. Ему было больно. Может, у него и сейчас коленка ноет. Вероятно, он скорее промажет, чем другой, со здоровой коленкой.
Но джентэнэмы-«коржики» рассуждали иначе. Они хорошо знали, что судья неправ, да не в их обычае оспаривать судейское решение. Был, однако, другой способ восстановить справедливость: выбрать такого игрока, который промажет скорее всех прочих. Им оказался пострадавший, и он сделал всё, что в его силах. Даже более того! Долго и обстоятельно примериваясь, как бы не попасть с одиннадцати метров в сетку ворот противника, он потерял ориентацию. Впоследствии девочка уверяла, что у него голова не в ту сторону закружилась.
Так это было или иначе — судить не берусь, только, подбежав к мячу, он вдруг завертелся вокруг него волчком и ударил по нему так сильно, что забил гол в собственные ворота.
Это был удар! Подобного в истории футбола ещё не видели и, вероятно, никогда уже не увидят. Энэмчан он привёл в такое неистовство, что они позабыли свою обычную сдержанность и разразились бешеными аплодисментами. Этого в истории футбола тоже не бывало. Везде в таких случаях свистят и топают ногами. Везде, только не в Энэмске, который следовало бы переименовать в Джентэнэмск. Надеюсь, так оно когда-нибудь и случится.
ПОСЛЕ МАТЧА
Матч так и окончился со счётом 1:0 в пользу «ватрушек».
Противники до того состязались в благородстве, что им уже было не до игры. Никто из них ни за какие коржики… виноват, ни за какие ватрушки не согласился бы стать виновником нового гола, так что и в этом отношении обе команды оказались на одинаковом уровне. Напоследок они снова выстроились в одну числовую шеренгу и, братски обнявшись, удалились с поля.
Главный терятель хлопал им вместе со всеми, а потом в виде итога сказал, что это был футбол с матемЭТИКОЙ. Опять он перепутал слова и опять попал в самую точку. Мы с девочкой так и покатились со смеху, Пуся — тоже, но уже в прямом смысле. Благо, газоны в Энэмске превосходные. Всегда сожалею, что я не собака и не могу покататься по мягчайшей энэмской мураве. Зато Пуся покатался всласть, и девочка сказала, что этого вполне хватит на двоих. И ещё она сказала, что во всякой шутке есть доля правды. Чего-чего, а этики в нынешней игре хватало, да и математики тоже. Ведь мы о каких только числовых признаках не переговорили благодаря числам на футболках!
— Ой, а что я заметила! — вдруг перебила себя девочка. — Игроков в команде одиннадцать, так? И пенальти тоже с одиннадцати метров бьют!
— Скажите, какое занятное совпадение! — изумился Главный терятель. — Уж нет ли тут какой-нибудь связи?
— Вполне допускаю, — сказал я. — Заглянув в историю футбола, можно бы, вероятно, натолкнуться на любопытные сведения, например, почему в команде именно 11 игроков, а не 12 или, скажем, 13…
— Чур, чур! — перебил Главный терятель и трижды сплюнул через левое плечо. — Тринадцать — число несчастливое!
— А вот и нет! — запальчиво возразила девочка. — Сколько скамеек было в той аллее, где Пуся повстречался с котёнком? Не помните? Тринадцать. А как всё замечательно кончилось!
Какая девочка! Какая необыкновенная девочка! Мало того что умница, так ещё без предрассудков… А всё же уверен: если порыться в истории математики, да и просто в истории, непременно докопаешься, почему число считают счастливым или несчастливым. И вообще, как оно связано с жизнью.
Взять, к примеру, совершенные числа — те, что равны сумме своих младших делителей. В древности им придавали таинственный, даже божественный смысл. Немудрено: ведь они так редки! Даже в наши дни их насчитывается всего двадцать четыре, а поначалу, в глубокой древности, только два: 6 (его младшие делители 1, 2, 3) и 28, чьи младшие делители 1, 2, 4, 7, 14. Пифагорейцы — последователи великого Пифагора — дошли в своём поклонении совершенным числам до того, что здание пифагорейской школы разделили на 28 комнат. Таким образом, совершенные числа оставили след в архитектуре. Сказались они и на обычаях: в Древней Греции самый почётный на пиру гость непременно возлежал на шестом по счёту ложе от хозяина. Отразились и на религии: средневековые христианские богословы полагали, что изучением совершенных чисел можно спасти душу и заслужить вечное блаженство. Иные из них объясняли совершенство мира тем, что бог создал его в шесть дней. Другие считали, что в людском несовершенстве повинно несовершенное число восемь: ведь, согласно библейскому мифу, именно восемь человек спаслись в Ноевом ковчеге во время всемирного потопа и положили начало роду человеческому!
Увлечённый своим рассказом, я шёл, ничего не замечая. Совершенные числа — моя слабость. Мне таки случалось в них покопаться и даже выудить кое-что неизвестное. Я уж собрался посвятить в это моих спутников, но тут девочка потянула меня за рукав и, смешливо прикрываясь ладонью, указала глазами на Главного терятеля. Вид у него был очумелый, глаза отсутствующие и, судя по всему, посвящать его во что бы то ни было не имело никакого смысла. В самом деле, что толку взывать к человеку, который разговаривает сам с собой и свистящим шёпотом повторяет: «Двадцать два, двадцать два, двадцать два…»? Я вспомнил безумного пушкинского Германна, его зловещую скороговорку: «Тройка, семёрка, туз!», и мне стало не по себе. Неужели Главный терятель чокнулся… виноват, тронулся?
— Друг мой, — сказал я как можно деликатнее, беря его под руку. — Что с вами? Вы не захворали?
— Пока ещё нет, — отозвался он, — но непременно захвораю, если сию же минуту не вспомню, каким образом утерянный номер связан с числом 22.
— Что вы говорите? — взвился я, мгновенно позабыв о совершенных числах. — Неужто вас посетила новая ассоциация?
— Именно, именно, — нетерпеливо подтвердил он. — Но, к сожалению, какая-то смутная. Когда мы говорили о числе игроков в футбольной команде, я вдруг подумал, что всего на поле их было 22. И тут мне почудилось, что с этим числом я как-то мудрил, когда изучал лотерейный номер. Но как? Хоть убейте, не помню!
— Спокойствие, только спокойствие! — сказал я, от волнения позаимствовав любимое выражение Карлсона. — Всё предусмотрено. Подобные ассоциации называются непроявленными. И стало быть, вашу надо проявить.
— То есть как? — опешил Главный терятель. — Это что же? Киноплёнка? Фотография? Рентгеновский снимок?
— Ни то, ни другое, ни третье, — заверил я, — и тем не менее… Лаборатория непроявленных ассоциаций существует всего год, а производительность Стола находок уже возросла втрое!
— До чего интересно! Как в кино! — зачарованно выдохнула девочка. — А собачьи ассоциации там проявляют?
— О собачьих ассоциациях поговорим после, — строго сказал я. — А теперь — в путь!
АЛЛЕЯ ПРИЗРАКОВ
Мы покинули Городок юных пенсионеров и снова зашагали по дороге. Пуся резво бежал впереди, обнюхивая встречные кусты, изредка поднимая ножку, чтобы оставить свой след в истории. Вдруг он остановился и беспокойно заурчал. Девочка подбежала, чтобы взять его на руки, и тоже застыла на месте.
— Ой, — сказала она, — ой! Дальше я не иду.
— В чём дело? — спросил я, приблизясь.
Она посмотрела на меня с ужасом и молча кивнула на дорожный указатель. Я глянул и обомлел: на указателе чёрным по белому было написано: «Аллея призраков».
Признаться, я почувствовал себя не очень уютно. Главный терятель тоже заметно нервничал. Конечно, никаких призраков нет. Это все знают. Но знают ли об этом сами призраки? А ну как не знают? Бродят себе как ни в чём не бывало по своей аллее и до смерти пугают путников леденящими душу стонами…
Похоже, нам следовало поискать другую дорогу. Но другой дороги, конечно же, не было, не то Пуся давно бы на неё вырулил. Что делать? С позором повернуть обратно или смело ринуться навстречу неизвестности?
Посовещавшись, мы выбрали второе и скоро очутились в светлой берёзовой роще. Неширокая ровная просека делала её похожей на аллею, и, право же, это была самая приветливая аллея из всех, какие я видел.
Молодые стройные берёзки тихо покачивали своими кудрявыми вершинами. Ветер ласково перебирал их сквозные текучие ветки, и казалось, что роща шелестит нежно-зелёными тюлевыми флагами.
Словом, здесь было до того чудесно, что мы и думать забыли о своих страхах. Главный терятель даже отважился на шутку и заявил, что призраками тут и не пахнет… Но в это время что-то незримое пролетело у самого моего уха, и рядом послышался тихий отчётливый вздох. Мы замерли. Вздох повторился. К нему присоединился другой, третий… И вот уже вся роща наполнилась долгими скорбными вздохами. Они висели в воздухе невидимым звуковым облаком и вдруг превратились в музыку, в заунывный хор прозрачных голосов. Казалось, рой комаров зудит свою неизбывную бессловесную песню. Постепенно, однако, звучание её усилилось, и в ней проступили слова:
Мы призраки, мы призраки,
Пропавших чисел души,
Услышьте наши признаки,
Раскройте ваши уши!
По признакам, по признакам
Несчастных разгадайте,
И призракам, и призракам
Вернуться к жизни дайте!
Вот оно что! Сомнений нет: мы попали в зону утерянных чисел. В ту самую легендарную заповедную зону нашего воображаемого Энэмска, о которой я столько слышал в детстве от дедушки. Оказывается, она и впрямь существует, а я-то думал… Впрочем, что я думал — значения не имеет. Важно другое: без выкупа нас отсюда не выпустят. По здешним законам всякий, вступивший в зону утерянных чисел, обязан восстановить хотя бы одно из них.
К счастью, сделать это было куда проще, нежели разгадать номер утерянного билета. Ведь признаков у него пока раз-два и обчёлся, и с ними мало что сделаешь. У обитателей заповедной зоны признаков было предостаточно. И неразгаданными они остались исключительно по вине своих нерадивых владельцев, которые терять — теряют, а расхлёбывать… виноват, разгадывать предоставляют другим.
Разгадывать, правда, нам пока нечего было. Напрасно мы напрягали слух, надеясь услышать какое-нибудь задание. Призраки, должно быть, ещё не решили, на каком остановиться. Но вот наверху раздался лёгкий звук — словно кто-то стебелёк отломил. Мы подняли головы: в воздухе медленно планировал берёзовый лист. Зубчатые края делали его похожим на страничку из блокнота. Как выяснилось, это и впрямь была страничка с заданием, но только из блокнота берёзового. Прежде чем коснуться земли, она слегка помедлила, будто выбирая, куда приземлиться, и опустилась прямо перед Пусей.
Вот чего мы не ждали! Наконец-то Пусю сочли человеком, но… выдержит ли он испытание? Пусть даже задача не из трудных, но ведь то для настоящего человека…
Пуся, однако, оказался достаточно настоящим человеком, чтобы восстановить наибольшее нечётное двузначное число, которое делится на пять и сумма цифр которого делится на три. Разумеется, он не мог изложить ход своих размышлений, но число определил правильно и честно выдал семьдесят пять тявков. Тридцать семь сдвоенных и один — единичный. На закуску. Вроде точку поставил: тяв!
После этого что-то затрепетало перед ним в воздухе, что-то тихонько засмеялось. Чей-то высокий чистый голосок крикнул «Спасибо!», потом снова и снова — уже издали, улетая, и незримый хор грянул благодарный и радостный гимн.
Слова этого гимна я запомнил не только потому, что он короткий, но и потому, что услышал его в тот день четырежды, из чего нетрудно понять, что все мы успешно справились со своими задачами.
Вторая из них предназначалась девочке и была чуть сложней предыдущей. Видимо, энэмские призраки тоже не чужды джентэнэмства и соразмеряют свои задания с возможностями испытуемых. — Пуся получил самое простое, касающееся двузначного числа. Девочке предложили восстановить трёхзначное. Каждая его последующая цифра вдвое больше предыдущей, и все эти цифры чётные.
Не в пример Пусе, девочка уже могла объяснить ход своих рассуждений и сделала это очень толково. Она решила начать с первой, наименьшей цифры числа. Почему наименьшей? Да потому что по условию каждая последующая была вдвое больше предыдущей. Что же это могла быть за цифра? Ведь чётных цифр, как известно, четыре: 2, 4, 6, 8. Начав с первой из них — двойки, получим число 248. Теперь посмотрим, можно ли получить таким образом другое число, удовлетворяющее нашим условиям? Начнём его с цифры четыре и увидим, что построить таким образом нужное число невозможно, поскольку третья его цифра — это уже не цифра, а двузначное число 16 (4, 8, 16). И стало быть, искомое число — 248.
Несмотря на солидный возраст, Главному терятелю досталось задание примерно той же сложности. Проницательные призраки сразу поняли, с кем имеют дело, и рисковать не захотели. В конце концов, всякая неудачная попытка оборачивалась прежде всего против них самих… Избранное ими число было опять-таки трёхзначным. Каждая его последующая цифра на единицу меньше предыдущей, а последняя — в два раза меньше первой.
Признаться, волновался я отчаянно, но вопреки моим опасениям Главный терятель ничего не забыл и не перепутал. Наоборот, он даже проявил похвальную самостоятельность, подойдя к решению совсем иначе, нежели девочка. Он размышлял так: раз первая цифра числа, с одной стороны, в два раза больше последней, а с другой стороны — на два больше её, это может быть только 4. При этом последующая цифра будет 3, а последняя — два. Таким образом, искомое — 432.