— Значит, не отлипает? — глубокомысленно спросил Сережка.
— Не отлипает, — подтвердил Пек.
— Ну и пусть, мы стол к плите придвинем.
Ребята с трудом придвинули стол к плите. Сережка окунул ложку в бульон, затем поддел ею немного теста.
— Ты по полной бери, — запротестовал Пек, — маме поправляться надо… И вообще толстые клецки вкуснее.
Бульон в кастрюле кипел, клецки кружились, словно гонялись одна за другой. Скоро Сережка пригасил газ, и они пошли накрывать на стол.
Мама уже проснулась. Она поцеловала обоих сыновей и подозрительно глянула на Пека. Локти у того были в муке.
— Это я об стену в кухне, — неумело соврал Пек, отряхиваясь.
Сережка переменил на мамином стуле салфетку, расставил тарелки и побежал за супом… Суп был густой и мутный… Разлив его по тарелкам, Сережка недовольно подвинулся к Пеку.
— Не мог уж замесить как следует… Все клецки разлезлись.
— А вот и не разлезлись! — проворчал Пек, вытаскивая из тарелки большой, в полкулака, комок теста.
Мама удивленно помешивала суп ложкой.
— Что, если она есть не будет? — прошептал Сережка, соскабливая ложкой прилипшую к зубам клецку.
Пек завел глаза под лоб; веки у него начали подозрительно пухнуть. А мама отхлебнула одну ложку, другую, с улыбкой посмотрела на ребят и сказала, что уже давно мечтала о таком супе.
Март
В классе тихо. Заядлые шептуны загляделись на желтых солнечных зайцев и замолкли.
У доски переминался с ноги на ногу коренастый толстошеий Мишка Жарков. Отвечал он нудно, путано. Называл Короленко Владимиром Галонычем, а Тыбурция — паном-Тридурцевым.
Учительница сидела подперев щеку рукой, недовольно хмурилась.
Но вот скрипнула дверь — и тишины как не бывало. Ребята задвигались, загудели. Мишка у доски приосанился, сказал смело:
— Мария Григорьевна, все уже… Можно сесть?
Учительница вздохнула.
— Садись.
— Мария Григорьевна, на минутку… — позвали из-за: двери. В щелку ребята увидели высокого военного моряка и седую голову завуча.
Сто?ит только учителю выйти из класса, как у ребят сразу найдется масса дел.
Староста Нинка Секретарева громко объявила, что если кто хочет пойти в ТЮЗ, то завтра нужно принести по пяти рублей. Мишка с ухмылкой доказывал, что точка во сто раз лучше двойки и даже тройки.
Учительница пробыла за дверью недолго. Она вошла в класс, легонько подталкивая перед собой чистенькую белокурую девочку с толстыми короткими косами. Мария Григорьевна была невысокого роста, — только на голову выше Мишки и других ребят, но рядом с новенькой она казалась солидной и высокой.
— Познакомьтесь, — сказала она сразу всему классу, как могут говорить только учителя, — это ваш новый товарищ, Валя Круглова. Она приехала из Таллина и с сегодняшнего дня будет учиться у вас в классе…
Раскосый, чернявый Лёвка Ковалик (ребята прозвали его Кончаком) проворчал: «Очень приятно». А Витька насмешливо заметил:
— Какой это товарищ, это же просто девчонка!
Мальчишки заулыбались. Девчонки возмущенно загудели.
— Не болтай глупостей! — сказала Витьке учительница, а новенькой показала на свободную парту.
Новенькая села, выпрямилась, заложила руки за спину и словно окаменела в этой неудобной позе.
— Мумия египетская, — определил Кончак, — Слышишь, Витька, в классе нафталином запахло.
Витька шумно втянул носом воздух и раскатисто чихнул.
— Тебе дует! — сказала Мария Григорьевна. — Иди сядь к Вале.
Витька пустился было в объяснения:
— А чего я сделал?.. Что, уж и чихнуть нельзя?.. — но, глянув исподлобья на учительницу, понял, что все его ухищрения бесполезны. Он недовольно запихал книжки в портфель, постоял, посмотрел на закапанные чернилами половицы да так, с опущенной головой, и пошел через весь класс на новое место. Расстегнутый портфель он тянул за угол по полу, и весь вид его как бы говорил: «Что ж, сажайте с этой клюквой, с этой мумией… Мы еще и не такое терпели». Подойдя к парте, Витька ворчливо скомандовал:
— Подвинь-ксь, ты… Расселась, как в карете.
Новенькая и без того сидела на самом краешке скамьи; она прижала локти к бокам и съежилась.
Витька разложил на парте все свои книжки, тетрадки, карандаши, вынул даже завтрак, завернутый в пергаментную бумагу, затем развалился на скамейке и критически оглядел свою соседку.
Девочка отвернулась, подняла плечи.
Витьке был виден только ее маленький, почти прозрачный нос, Витька поморщился, перевел глаза на потолок, сделал вид, что изучает трещины на штукатурке, а сам думал: «Если по этому носу дать хорошего щелчка, то он, наверно, разлетится на сто кусков». Витькины пальцы уже сложились в упругое кольцо, но тут к их парте подошла Мария Григорьевна.
— Сядь как следует.
Витька неохотно выпрямился.
— Он же мешает тебе, — чего ты молчишь?..
— Нет, он мне не мешает, — прошептала новенькая и уставилась большими испуганными глазами на Витьку… Витька засопел, стал медленно краснеть… А Мария Григорьевна улыбнулась и направилась к своему столу.
Кое-кто из ребят бросал на Витьку с Валей любопытные взгляды. Мишка Жарков прикладывал руки к груди, вытягивал шею и закатывал глаза.
— Ладно, смейтесь, — Витька покраснел еще больше, — смейтесь, смейтесь… А этой новенькой, Вальке, я покажу… — Для первого раза Витька пнул свою соседку ногой.
Она поморщилась.
— Молчишь?.. Ну сейчас запоешь! — Витька стал придумывать новую каверзу, но тут прозвенел звонок.
На перемене их парту окружили ребята. Девочки расспрашивали Валю, хорошая ли в Таллине была школа. Левка — Кончак — кричал с подоконника:
— Крейсеры на Таллинском рейде есть?
Позади всех тянулся на цыпочках другой Витькин приятель, Генька, тоже хотел что-то спросить. Витька видел его белый лоб с блестящей серебристой челкой и большие застенчивые глаза… Геньку оттолкнул Мишка Жарков, растолкал ребят и, бесцеремонно навалившись на Витьку, спросил:
— У тебя отец — этот военный моряк, да?..
Витька чувствовал себя неважно, на него никто не обращал внимания, а главное — нельзя было выбраться: Мишка почти сидел на нем. Витька попытался его столкнуть, но Мишка небрежно щелкнул его по затылку ладошкой.
— Ну ты, сиди смирно! Видишь, я разговариваю.
Витька поймал быстрый взгляд своей соседки, стиснул зубы и выпрямился.
Мишка с грохотом растянулся в проходе. В наступившей тишине раздался чей-то испуганный смешок… Все смотрели на Мишку… Он вскочил, выставил вперед подбородок, поднял побелевшие от напряжения кулаки. Было в его позе что-то грозное, неотвратимое. Никто в классе не смел драться с Мишкой, не имел права: Мишка уже не раз доказывал это своей наглостью и крепкими кулаками.
— Не смей Витьку бить!.. — крикнул Генька и загородил Мишке дорогу.
Кончак спрыгнул с подоконника, но его сразу же оттеснили Мишкины «хвосты» — Севка и Кешка.
Мишка локтем оттолкнул Геньку и подступил к Витьке вплотную. Он повертел у его носа кулаком, явно наслаждаясь тревожной тишиной и собственным величием. Но вдруг весь порядок расправы полетел вверх тормашками. Витька не побежал, не забормотал: «Я нечаянно… Ну, чего ты?..», как это делали некоторые ребята при столкновении с Мишкой. Он шумно втянул носом воздух; серые, обычно добродушные глаза его стали колючими, холодными… Витька быстро пригнулся и резко снизу ударил в выпяченный Мишкин подбородок.
Мишка отлетел к партам среднего ряда… Со злым удивлением крикнул: «Что, меня?» — и снова бросился на Витьку.
Девчонки завизжали…
Витька присел. Мишкин кулак прошел у него над головой. А в следующий миг Мишка уже лежал боком на парте, держался за живот.
— Аут! — завопил Кончак, вырываясь из ослабевших объятий Севки и Кешки. — Аут!..
Тяжело видеть поверженным того, кто долгое время олицетворял боевую славу класса, но мальчишки быстро пришли в себя от изумления. Они столпились вокруг Витьки, почтительно разглядывали его, подталкивали и похлопывали по спине.
Симпатии девчонок всегда на стороне побежденного. Они сочувственно хлопотали около Мишки, красного от боли и ярости.
— Ребята, выходите из класса! — спохватившись, надрывалась Нинка Секретарева. — Дежурные, чего вы смотрите!..
Витька первый вышел в коридор, стал там у окна.
В палисаднике перед школой томились кучи грязного снега. На участке, отгороженном деревянным заборчиком, где летом юннаты разводили цветы, чернели влажные прогалины.
Витька стоял и думал, почему из таких серых грязных куч бегут чистые ручьи… и что вот он, ни с того ни с сего, нажил себе грозного врага.
— Молодец, Витька! — восхищенно шептал ему в затылок Кончак. — Я всегда знал, что ты себя покажешь… В поддыхало — раз!..
— В солнечное сплетение, — поправил Генька. Глаза его сияли, словно не Витька, а он сам поверг несокрушимого, надоевшего всем Мишку.
Витька приосанился.
— А чего? Подумаешь, Мишка! Да если посмотреть, то каждый… — он не закончил фразы и тут же с надеждой спросил: — А я сильнее его?
— Не в этом дело, — начал было Генька. — Тс-с-с… — Лицо его стало бесстрастным, будто они разговаривали о погоде.
К окошку из класса шел Мишка Жарков. По бокам, как почетный эскорт, шагали сухопарый, с красными веками, Севка и маленький вертлявый Кешка. Они шли лениво, небрежно, и в прищуренных глазах у всех троих был приговор.
Руки у Витьки дрогнули, он поспешно спрятал их за спину.
Мишка остановился в двух шагах, коротко сказал:
— Имеешь!..
Витька даже не сразу понял, что это значит. Он неловко, с какой-то дурацкой улыбкой, переступил с ноги на ногу.
— Чего имею?..
Мишка презрительно скривил губы.
Севка и Кешка засмеялись.
И только когда Мишка отошел, Витька понял, что это значит.
Он крикнул им вдогонку:
— Посмотрим!
— Сказала бабушка, потеряв очки, — бросил через плечо Кешка.
Кончак и Генька недовольно хмурились.
— «Чего имею?» — передразнил Витьку Кончак. — Тоже мне непонимайка!
— Тут надо было, — Генька гордо посмотрел на воображаемого противника, выставил ногу вперед: — Пишите завещанье, капитан…
— Что я, артист? — огрызнулся Витька. — Как ответил, так и ладно.
Следующий урок был — русский.
Витька, не глядя на Валю, собрал свой портфель и пересел на старое место, к Кончаку.
Мария Григорьевна, как только вошла и положила на стол журнал, тут же назвала Витькину фамилию. Она долго рассматривала его, и Витьке казалось, что в глубине ее серых глаз спрятались лукавые смешинки; наверно, кто-нибудь уже наябедничал ей.
— Иди к доске.
Урок Витька знал, отвечал хорошо, только немного глухо.
— А теперь забери свой портфель и отправляйся на то место, куда я тебя посадила.
— Не пойду… — Витька отвернулся к доске, забубнил упрямо. — Вы меня неправильно пересадили… Мы с Кончаком с первого класса дружим, а вы дружбу разбиваете.
Мария Григорьевна положила руки на журнал и тем же ровным тоном, каким задавала вопросы, повторила:
— Иди… И не пререкайся… А потом, чтобы я больше не слышала этой клички — Кончак. Ковалика зовут Левой.
— Все равно не пойду, — уперся Витька.
Мария Григорьевна поднялась, проговорила задумчиво:
— Ну что ж, может быть, мне уйти… У тебя сегодня воинственное настроение.
Витька смутился, растерянно посмотрел на ребят.
Кончак делал ему знаки, — не валяй, мол, дурака.
Генька кивал в сторону Валиной парты…
Витька заметил круглые, выжидающие глаза Мишки и аккуратный Валин пробор: она по-прежнему сидела на самом краю скамьи и, наклонив голову, смотрела в тетрадь… «Чего доброго, маму вызовут», — тоскливо подумал Витька, взял свой портфель и поплелся к Валиной парте.
«Все равно к Левке пересяду», — успокаивал он себя и даже не стал ничего доставать из портфеля.
— Запомни, — предупредила его Мария Григорьевна, — теперь ты будешь сидеть здесь все время; я предупрежу всех учителей. — Она стала объяснять урок, а Витька проклинал сегодняшний день и угрюмо посматривал на свою чистенькую робкую соседку. «Вот грымза, маменькина дочка, это из-за тебя все…»
Валя задвигалась: наверно, у нее заболела спина от неудобного сидения.
Витька вырвал из тетради листок, крупными буквами написал: «Сиди и не шевелись!»
Валя прочитала записку, замигала ресницами и отвернулась.
Витька погрузился в свои мрачные мысли: «Мишка не зря сказал: «Имеешь»; наверно, сегодня будет ждать после уроков…»
Вдруг Витька заметил перед собой Валину руку с аккуратно подстриженными ногтями. Рука подвинула ему тот же листок бумаги и, словно испугавшись чего-то, быстро отдернулась назад.
«Послушайте, за что вы меня ненавидите?.. Я вам не сделала ничего плохого…» «Вы» и «Вам» было написано с большой буквы.
«То-то, — подумал Витька, — запела!» Потом он стал соображать, что? бы ответить позаковыристее… Он ломал голову, вспоминал разные непонятные заграничные слова и вздыхал потихоньку… «Генька вот сразу бы выдумал что-нибудь такое…». Витька посопел, почесал за ухом и наконец приписал под Валиными ровненькими строчками:
«Презираю девчонок!»
Валя прочитала, и лицо ее стало таким обиженным, будто она хотела сказать: «Но ведь я же не виновата, что родилась девчонкой». А Витьке было наплевать. Он сразу проникся к себе уважением, нахмурился, скрестил руки на груди и просидел так до самого звонка.
На всех переменах Мишка шушукался с Кешкой и Севкой. Они многозначительно поглядывали на Витьку, а после уроков первыми побежали в раздевалку.
— Наверно, опять драться надо, — сказал Витька Кончаку, — как ты думаешь?..
— Факт, — уверенно ответил Кончак. — Как дважды два… Ты только не теряйся… А если что, мы рядом будем…
— На случай провокации, — пояснил Генька и взял Витькин портфель.
На крыльце толпился почти весь класс. Некоторые мальчишки были серьезны, как бы подчеркивая тем самым важность момента. Другие толкались, спорили и смеялись. Девочки кучками ходили по палисаднику. Всем известно, что девчонки не меньше мальчишек любят смотреть драки.
Когда Витька, Кончак и Генька вышли на крыльцо, все смолкли, расступились. Витька шел, как по коридору, а в конце этого коридора, расставив ноги, набычив голову, стоял Мишка.
Витька не хотел драться. Он решил обойти Мишку, не задевать его. «Может, уладится?» — шевелилась в голове трусливая мысль.
Дорогу Витьке преградили ухмыляющиеся Севка и Кешка… Генька и Кончак стояли позади, а за ними теснилась настороженно-любопытная ребячья толпа. Витька оглянулся, понял, — отступать нельзя, да и некуда…
— Ну, ты… — подошел к нему Мишка, — может, прощения попросишь? Я добрый…
Витька нахмурился, вынул из карманов руки и, не говоря ни слова, влепил Мишке по носу сильный прямой удар.
Мишка не ожидал такого решительного начала, но не растерялся и бросился на Витьку.
Минуты две они скакали друг перед другом, как боксеры, примериваясь и прицеливаясь… Наконец Мишка улучил момент и ударил. Витька успел отскочить слегка в сторону. Кулак ожег Витькино ухо, а сам Мишка, потеряв равновесие, повалился на своего врага. И тотчас Витька снизу ударил его в подбородок, схватил за ворот, сильно дернул на себя и отскочил. Чтобы не упасть, Мишка низко согнулся, побежал, часто перебирая ногами, и врезался головой в плотное кольцо ребят.
— Балет что надо, — съязвил Кончак.