"Я скажу это заклинание, — решила Люси. — Какое мне до всего этого дело? Вот сейчас скажу..."
Она сказала “Какое мне до всего этого дело?” потому, что внутренний голос говорил ей: “Ты не должна этого делать”.
Но когда она снова взглянула на открытую страницу с заклинанием, чтобы уже прочесть его, прямо среди написанного текста появилась еще одна картинка. Раньше там ее не было. Прямо на Люси смотрели глаза Великого Льва, Аслана. Он был нарисован таким золотым и сверкающим, таким страшно живым, что, казалось, вот-вот шагнет к ней прямо со страницы. До самого конца этого приключения она пребывала в уверенности, что Лев действительно чуть-чуть шевельнулся, выступив из страницы. И уж в любом случае в выражении его лица никак нельзя было ошибиться. Он заворчал и оскалился так, что стали видны все его острые зубы. Люси ужасно перепугалась и поскорее перевернула страницу.
Спустя некоторое время она наткнулась на заклинание, позволявшее узнать, что думают про нас наши друзья. А так как Люси все еще хотелось испытать действие заклинания, которое сделало бы ее прекраснее, чем это дозволено простым смертным, но произнести его не смела, она поспешно, боясь, как бы не сказать все же тех слов, проговорила эти. (Ничто в мире не заставит меня воспроизвести их здесь). И замолчала, ожидая, что же произойдет.
Но ничего не происходило. Она начала разглядывать картинки, на которые вначале не обратила внимания. И сразу же увидела картинку, изображавшую самую невозможную в мире вещь: вагон третьего класса и в нем двух самых обычных школьниц. Девочка сразу же узнала их: Марджори Престон и Мэри Федерстоун. Но изображение перестало быть картинкой. Все ожило. Люси видела, как за окном вагона мелькали телеграфные столбы, а девочки болтали о чем-то и смеялись. Потом понемногу начали различаться их голоса, как это бывает, когда включишь радио. Она уже могла разобрать, о чем говорят ее подружки.
— Так я смогу хоть иногда видеть тебя в этом семестре? — спрашивала Мэри. — Или ты по-прежнему будешь все время крутиться вокруг Люси Певенси? Вы до сих пор дружите?
— Ну, вряд ли это можно назвать дружбой, — несколько смутилась Марджори.
— Уж, не скажи. В прошлом семестре ты на ней просто помешалась.
— Вот уж нисколечко! — с негодованием воскликнула Марджори. — Если нужно, я могу выбрать себе подружек поумнее, чем она! Нет ничего хуже, чем возиться с такой малышкой! Я и так жутко устала от нее и не могла дождаться, когда же кончится семестр.
— Ну, больше тебе мучиться со мной не придется! — крикнула Люси. — Ах, какая же ты двуличная!
Звук собственного голоса тотчас привел ее в чувство, она поняла, что кричит на картинку, а настоящая Марджори далеко отсюда, более того, совсем в другом мире.
— Ну и ладно, — уговаривала себя Люси. — Я-то думала о ней куда лучше, чем она обо мне. Я ведь столько сделала для нее в прошлом семестре, так ее полюбила, что... что вряд ли какая девочка еще сможет полюбить ее так сильно. Причем она хорошо об этом знает, но все-таки наговорила обо мне таких гадостей этой Мэри Федерстоун. Там ведь были и какие-то другие девочки! Неужели все мои подружки точно такие же? Там еще столько разных картинок... Нет, больше не буду смотреть! Не хочу, не хочу!
И с усилием она перелистнула страницу, на которую успела капнуть ее большая сердитая слеза.
На следующей странице ее ожидало заклинание для тех, кто хотел поднять настроение. Рисунки здесь были совсем маленькие, но зато очень красивые. Когда же Люси начала читать заклинание, оно оказалось всего-навсего сказкой, которая занимала всю эту страницу и три следующих. Но еще не дочитав и до середины, Люси забыла, где она, забыла даже то, что просто читает. Она вошла в эту сказку, как в настоящую жизнь, и все картинки оказались тоже живыми. Перевернув четвертую страницу и дочитав ее до конца, Люси заявила:
— Это самая чудесная сказка из всех, какие я читала, и боюсь, что такой мне больше уже никогда не прочесть! Будь на то моя воля, читала бы ее, не отрываясь, десять лет подряд. А сейчас надо хотя бы еще разок перечитать ее, пока я здесь!
И тут Волшебная Книга показала свой нрав. Оказывается, она не позволяла вернуться к тому, что было уже прочитано. Страницы справа переворачивались, как в обыкновенной книге, а страницы слева, уже прочитанные, никак не хотели перелистываться.
"Ох, какая досада! — расстроилась Люси. — Так хочется прочесть эту сказку еще раз! Но, если нельзя перечитать, я ее сейчас вспомню. Как там было? С чего она начиналась? Она о том, как... о том... боже мой, да что же это такое? Она без следа исчезла из моей памяти! И даже последняя страница теперь совершенно чистая. Какая странная книга! Но как я могла так быстро все позабыть? Что же там все-таки было? Что-то насчет чаши, меча, дерева и какого-то зеленого холма. Это я хорошо помню. Но вот как все начиналось?.. Что же мне теперь делать?"
Ей так и не удалось ничего вспомнить ни тогда, ни после, до самого конца ее жизни. Но с тех пор всякая интересная история, прочитанная Люси, казалась ей частью прекрасной и неуловимой сказки из Волшебной Книги, которую она так и не смогла запомнить.
Убедившись, что сказка ушла безвозвратно, Люси со вздохом перевернула страницу и с удивлением увидела, что на следующей совсем нет картинок. Такая страница в этой книге встретилась ей впервые. Но зато на ней было то, ради чего она пришла в эту комнату: заклинание, которое делало невидимое видимым. Именно то, что она искала. Сначала Люси внимательно прочла текст про себя, чтобы разобрать все трудные слова, а потом начала, не торопясь, очень внятно, читать вслух. И сразу же увидела, что оно действует: при первых же произнесенных словах в заглавных буквах вверху страницы проступила краска, а в пробелах текста начали появляться рисунки.
Это выглядело так, словно она держит над огнем листок, исписанный невидимыми чернилами, и текст проявляется от тепла. Только вместо тусклых сероватых букв, выведенных лимонным соком (самые простые и доступные невидимые чернила), все запестрело золотой, голубой и ярко-алой красками. Но рисунки оказались какими-то странными, на них было слишком много всяких фигурок. Люси с трудом удавалось одновременно читать заклинание и разглядывать картинки. И чем-то они ей не понравились. Девочка подумала: “Наверно, я сделала видимыми не только этих Колотунов, но и уйму прочего народа. Вокруг таких мест, как дом чародея, должно слоняться без дела много всяких невидимок. Среди них могут оказаться такие, которых лучше бы и не видеть”.
В этот момент она услышала, что за ее спиной по коридору кто-то идет, ступая мягко, но несколько тяжеловато. Конечно, она тут же вспомнила все, что ей рассказывали про мага: ходит всегда босиком, а шуму от него не больше, чем от кота. В таком случае всегда лучше сразу обернуться и увидеть, что это такое, чем дожидаться, дрожа, пока это приблизится к тебе сзади. И Люси обернулась.
Лицо ее запылало от счастья и (чего она не могла видеть) на миг стало почти таким же прекрасным, как у той Люси — из Волшебной Книги. Вскрикнув от восторга, она бросилась к двери, протягивая вперед руки. Потому что у порога стоял сам Аслан, Великий Лев, Величайший из всех Великих Властителей. Сильный, теплый, самый настоящий, он позволил ей расцеловать себя и зарыться лицом в сияющую золотую гриву. Прошло несколько секунд, и из груди Льва послышался низкий, переливчатый гул, похожий на раскаты отдаленного грома. Люси решила, что он так мурлычет.
— Ах, Аслан! Как мило, что ты пришел!
— Я был здесь все время, но ты только сейчас сделала меня видимым.
— Ой, Аслан! — Люси позволила себе легкий упрек. — Ты смеешься надо мной. Неужели я могла сделать что-то такое, от чего ты стал видимым?
— Ты сделала это, — сказал он. — Ты прочла заклинание. Или
ты думаешь, что я не подчиняюсь законам, которые сам же установил?
Он помолчал немного, а потом сказал уже другим тоном:
— Девочка, мне кажется, ты позволила себе подслушивать.
— Подслушивать?
— Ты же подслушала то, что о тебе говорили твои одноклассницы?
— Ах, ты об этом! Разве это было подслушиванием, Аслан? Мне казалось, что это всего-навсего волшебство.
— Если ты шпионишь за кем-нибудь, пользуясь волшебными средствами, это все равно шпионство... И ты немного несправедлива к своей подруге. Она, конечно, очень слабохарактерная, но любит тебя. Просто она испугалась, что та, другая, девочка станет ее высмеивать, и сказала ей то, чего совсем не думала.
— Все равно, вряд ли я смогу когда-нибудь забыть ее слова.
— Да, ты их уже не забудешь.
— О боже мой! — сказала Люси. — Значит, я все испортила? Ты хочешь сказать, что, если бы я ее не подслушала, мы всю жизнь были бы верными, любящими подругами, а теперь мы больше никогда не будем дружить?
— Дитя мое, разве я не объяснял тебе, что никто не может сказать, что будет потом?
— Да, Аслан, ты говорил мне об этом, — согласилась Люси, окончательно расстроившись. — Ах, как мне жаль! Но прошу тебя, пожалуйста...
— Что, милая?
— Нельзя ли мне когда-нибудь еще раз прочитать ту сказку? Ту, которую я не смогла запомнить. А может быть, ты сам расскажешь мне ее, Аслан? Ах, пожалуйста, прошу тебя!
— Конечно, я расскажу ее тебе и буду рассказывать еще долгие годы... А теперь пойдем отсюда. Нам надо повидать хозяина этого дома.
Глава одиннадцатая
ТОПОНОГИ СЧАСТЛИВЫ
Люси вышла за огромным Львом в коридор и сразу увидела идущего навстречу босого старца в длинной красной мантии. Его длинные седые волосы украшал венок из дубовых листьев. Белая густая борода доходила старику до пояса, при ходьбе он опирался на причудливый резной посох. Увидев Аслана, старец низко поклонился и сказал:
— Приветствую вас, сир, в самом бедном из ваших домов!
— Как поживаешь, Кориакин? Не наскучило тебе управлять столь глупыми подданными? И как тебе нравится народец, к которому я тебя приставил?
— Вы говорите, наскучило? Нет, я бы так не сказал. Они, конечно, тупоумны, но безобидны и не способны натворить настоящих бед. Сказать по правде, я уже к ним немножко привязался. Но должен признать, что порой они меня очень сильно раздражают и даже злят. Я жду не дождусь того дня, когда ими можно будет управлять посредством разума, а не примитивной магии.
— Всему свой срок, Кориакин.
— Я знаю, сир, все приходит в свой срок, — отозвался старец, — только иных сроков можно и не дождаться... Намерены ли вы перед ними явиться, сир?
— Нет, — ответил Лев, слегка взрыкнув при этом. Люси решила, что этот рык должен означать что-то вроде короткого смешка. — Я боюсь, что с перепугу они лишатся и того разума, который у них сейчас есть. Много звезд успеет состариться и уйти на покой, прежде чем твой народ будет готов к этой встрече. А сейчас я вас покину. Сегодня до захода солнца я должен навестить гнома Трумпкина, который сидит в Каир-Паравеле и высчитывает день, когда его господин вернется наконец домой. Я расскажу ему о ваших приключениях, Люси. И не смотри на меня так печально. Мы скоро встретимся вновь.
— Объясни мне, пожалуйста, Аслан, — попросила Люси, — когда же наступит это “скоро”.
— Для меня любой срок — “скоро”.?
И, проговорив это, Аслан исчез. Люси осталась наедине с магом.
— Ушел. И оставил нас с вами в совершеннейшем унынии. И так он поступает всегда, и удержать его невозможно. Потому что он не ручной лев, а вольный... Да, так как вам понравилась моя Книга?
— Очень понравилась... правда, не вся, — честно ответила Люси. — Значит, вы все время знали, что я здесь?
— Хм... Когда я позволил своим Тупицам сделаться невидимками, я, разумеется, знал, что скоро вы приплывете сюда и снимете с них чары. Правда, не знал, когда именно. И вчера утром не ждал вашего появления и не наблюдал за тем, что здесь творится. Понимаете, они ведь сделали невидимкой и меня, а когда я невидим, меня все время клонит в сон. Ну, и вдобавок скукотища с этими моими Тупицами. Так что я прозевал ваше появление... Вы не голодны?
— Так... немножечко, — сказала Люси и почувствовала, что очень проголодалась. — Я не представляю, который теперь час.
— Тогда пошли, — сказал маг. — Для Аслана любой срок — “скоро”, зато у меня в доме любой час подходит для того, чтобы заморить червячка.
Они прошли немного по коридору, и маг открыл одну из дверей. Войдя в нее, Люси оказалась в очень красивой комнате, солнечной и уставленной цветами. Посреди нее стоял стол. Когда они вошли, он был совершенно пустой. Но, разумеется, стол этот был волшебный: стоило старику сказать одно-единственное слово, как сразу появились скатерть, серебряные тарелки, стаканы и бутылки. Да не пустая посуда, а с едой и питьем.
— Надеюсь, это вам понравится, — сказал старик. — Я постарался раздобыть еду, которая напомнит вам дом. Право, это лучше того, чем вас недавно здесь потчевали!
— Все очень мило, — обрадовалась Люси (и сказала чистую правду).
На столе стояли: омлет, горячий, как будто его только что сняли с плиты; холодная баранина с зеленым горошком; клубничное мороженое; лимонад, чтобы запивать еду, и чашка горячего шоколада на десерт. И все удивительно вкусное. Но сам маг ел только хлеб и пил только вино. В его манерах не было ничего пугающего или неприятного, и вскоре они с Люси уже болтали, как старые друзья.
— Заклинание подействовало как следует? — спросила Люси. — Я хочу сказать, Тупицы сразу стали видимыми?
— Разумеется. Теперь все видимые. Только сейчас они, наверно, еще спят. Они обязательно ложатся спать в полдень.
— А теперь, когда они видят друг друга, вы их избавите от уродства? Сделаете их такими, как прежде?
— Ну, это деликатный вопрос, — ответил маг. — Понимаете, это лишь им самим кажется, что они раньше были очень красивыми. Они утверждают, что я их изуродовал, но я-то думаю иначе. Я считаю, и многие согласятся со мной, что изменились они к лучшему.
— Выходит, они ужасно самодовольны?
— Еще как! — воскликнул маг. — Ив первую очередь, конечно, их Старшой, а от него заразились все остальные. Что бы он им ни сказал, они верят любому его слову.
— Мы уже это заметили.
— Я считаю, что и мне, и им без него было бы только лучше, — продолжал маг. — Разумеется, я могу превратить его во что-нибудь бессловесное или наложить на него заклятие, чтобы никто не верил ни единому его слову. Но мне не хочется делать этого. Пусть уж они лучше восхищаются им, нежели не восхищаются никем.
— А вами они не восхищаются?
— О нет! И не будут.
— Это потому, что вы их изуродовали? То есть превратили в то, что им кажется уродливым?
— Все началось еще раньше. Они были недовольны, что я заставлял их работать. А вся работа сводится к тому, чтобы присматривать за садом и выращивать хлеб и овощи. Они воображают, что делают это только для меня, а не для себя самих. И если бы я их не понукал, они бы вообще ничего не делали. А если бы я не предписывал каждый их шаг, то даже не представляю, что бы они натворили!
Как вы понимаете, прежде всего надо поливать сад. В полумиле отсюда, выше по склону холма, есть прекрасный источник. Оттуда течет ручей, который проходит как раз за оградой сада. Все, чего я от них хотел — чтобы они брали воду прямо из ручья, а не таскали ведрами из источника. Каждому приходится ходить вверх по нескольку раз в день, по дороге оттуда они проливают добрую половину воды и к тому же очень устают. Но они и слушать меня не пожелали и отказались сразу и наотрез.
— Они что же, всегда такие глупые?
Маг только вздохнул.
— Вы даже представить себе не можете, — пожаловался он, — сколько у меня из-за них хлопот. Несколько месяцев подряд они мыли все тарелки и ножи перед обедом: им вдруг пришло в голову, что таким образом они сэкономят время, потому что не надо будет мыть посуду после обеда. Как-то раз я застал их, когда они сажали в землю вареный картофель, тоже из экономии: его уже не надо будет варить, когда выкопаешь из земли! Однажды в маслодельню забрел кот, так сразу же двадцать молодцов бросились вытаскивать оттуда молоко. Никому и в голову не пришло, что надо просто выгнать кота... Но я вижу, что вы уже перекусили. Давайте-ка пойдем и посмотрим на Тупиц, если, конечно, их можно отсюда увидеть.