Хихикало и Молчун мечтательно задумались: ешь себе дикий виноград, втрое крупнее домашнего, пей из старинных кружек смешанный с лимонадом крюшон, а с крюшоном — квас, а с квасом — вкуснейший напиток «Компот венгерский», играй себе в домино — красота!
...Борис, Молчун и Хихикало сидели на песке за каменистой грядой и зачарованно смотрели друг на друга, не видя друг друга.
— А Фантомас? — очнулся Хихикало, взглянув на Молчуна.
— Возьмем с собой, — сказал, остывая, Борис. — Во с какой костью бегать будет! — и широко, до предела, растопырил руки.
Борис и Хихикало помолчали. Молчун тоже «помолчал». Когда он хотел что-то сказать, у него были особенные глаза и вообще такой вид, что можно было подумать: он говорит, а не молчит. Это сразу чувствовалось. Он и в школе-то не говорил, характер такой, как определили врачи-психиатры, к которым водили его родители — любители поговорить. В школе он отвечал на вопросы учителей только письменно. По всем предметам. А поскольку он делал много ошибок, запятая не там или слово «прибавить» написано «пребавить», то ему все время снижали любую отметку на «единицу». Его напугала в детстве большая собака, и он не «захотел» с тех пор разговаривать. Очень боялся, что заикаться будет. И поэтому не решался. И заставить его никто не мог. Ребята считали его умным за молчание, а он и в самом деле был вовсе не глуп. Когда родители по совету врача купили ему огромного пса, надеясь, что это его излечит (клин, как говорится, вышибают кликом), он, даже молча, так воспитал собаку, что она слушалась Малейшего движения его бровей — а это не каждый сумеет!
— ...Ну а потом в Капитанскую бухту поплывем, в Голубой залив,— грустно сказал Борис, глядя на бурливое море. — Или еще в какую... — вспомнил он разговоры, подслушанные под шлюпкой.
— А потом чего? — спросил Хихикало. Молчун кивнул.
— А ничего! — вскипел Борис. — В домино и здесь играть можно!
— А для чего они туда собираются? — настаивал Хихикало.
— А я почем знаю! С какой-то очень далекой целью, а не просто так. Делай, как я, понял? — съязвил Борис.
Он внезапно понял, что ни в какую пиратскую лагуну Мишка плыть не собирается. Откуда лагуны и атоллы в Черном море возьмутся?
Поэтому весь этот день Борис думал, что же такое сделать «как я», чтобы Мишка и его друзья приняли их в свою команду.
— Придумал! — заявил он вечером дружкам во дворе Молчуна.— Напугаем, а потом спасем! Мишка тогда сам нам все-все доверит!
— А как пугать будем? — спросил Хихикало.
— Проще пареного. Пойдет куда-нибудь Мишка вечером, а ты с Молчуном в масках, рраз его и в мешок! «На помощь!» — закричит Мишка. — «Спасите!» А я тут как тут. Бац — тебе, бац — тебе! А вы: "А-а-а-а!» — и бегом. Мишка пожмет мне руку. «Вовек не забуду,— скажет он. — По гроб жизни запомню! Приходи завтра, — скажет,— в 7.00!»
— Хитрый какой, — расстроился Хихикало. — Мне — бац! Ему — бац! А тебе?
Молчун уныло кивнул.
— Я же вас понарошке, еле-еле, — сказал Борис.
— Ты-то, может, и понарошке, — сомневался Хихикало. — А Мишка, он, может быть, и взаправду. Хорошо еще, если кулаком стукнет, а не колбой с этим... взрывным глицерином по голове!
— Не успеет, — неуверенно убеждал Борис. — Вы его рраз...
— А он — два! Нас обоих! — разволновался Хихикало. — Спасибо. Молчун достал из кармана блокнот и написал: «Не согласен».
— А как же его напугать и спасти?—озадачился Борис.
— Проще пареного, — ответил Хихикало. — Ты на него нападешь в маске, а мы спасем!
«Согласен», — быстро написал в блокноте Молчун.
— Спасибо, — разволновался Борис. — Вам нельзя, а мне, значит, можно... Колбой по голове?!
Взгляд его упал на пса Фантомаса, который самозабвенно гонялся по двору за воробьями.
— Напустим на него собаку, а потом спасем! — воскликнул Борис.— А? — И сам себе ответил: — Гениально!
— Они нас сразу примут! — воскликнул Хихикало. И мрачно сказал: — Нет. Мишка собаку в лицо знает. Догадается.
— Не догадается, — весело заявил Борис. — Сделаем так, по плану..
Когда дружки затаив дыхание услышали, что им предстоит сделать, Хихикало восторженно закудахтал, а Молчун молча «сказал», что план — грандиознейший, похлопав себя ладонями по животу от восторга. Но затем вдруг притих, грустно погладил своего Фантомаса и, вынув из кармана блокнот, написал: «А может не надо? Жалко!»
— Надо, — сказал Борис. — Ничего с твоим псом не случится. Не полиняет.
— Вперед! — воскликнул Борис.
И они отправились в магазин «Парфюмерия». В витринах магазина висели красочные рекламные плакаты. На одном из плакатов была нарисована девушка, она улыбалась, длинные ее волосы поднял ветер, как два крыла. Справа волосы были угольно-черные. А слева — белые, точно снег. На них падали лучи в виде кисточек от коробки с надписью «Лондаколор», изображенной в небе вместо солнца. Все это означало, что можно — за здорово живешь! — запросто перекрасить волосы!
«Может, не надо?» — снова написал Молчун в блокноте.
— Надо, — снова сказал Борис.
Они вошли в магазин и купили заветную коробку «Лондаколора». Фантомас, оставленный на улице, недружелюбно смотрел на них из-за стекла, словно предчувствуя что-то нехорошее. Ведь собакам передается настроение хозяев. А настроение у Молчуна было самое паршивое, об этом догадался бы любой человек, взглянув на него, не то что собака.
Самые худшие опасения Фантомаса оправдались через каких-то полчаса, когда Борис в укромном месте за старой пристанью распечатал коробку и высыпал порошок в таз с водой. Хихикало начал размешивать жидкость широкой малярной кистью. Молчун держал собаку за ошейник. Фантомас, не смея рыкнуть на хозяина, сдержанно рычал на Бориса и Хихикало. Предстоящая процедура ему явно не нравилась.
— Всю жизнь заикаться будут, — затрясся от смеха Хихикало и осекся, посмотрев на Молчуна. — Не бойся, не заикнутся. Мы же их спасем, как только они с перепугу на дерево залезут.
...Михаил, Женька и Мошкины обычно возвращались домой после работы по узкой улочке вдоль говорливого ручья. Вода в ручье была такая холодная, что даже не успевала нагреться, хотя и пробегала долгий путь к морю. Поэтому идти по улочке было особенно приятно душным вечером. Здесь всегда веяло прохладой, словно от вентилятора, поставленного в открытый настежь холодильник.
— Досок-то полным-полно, — тараторил Женька. — А вот с парусом совсем плохо.
И тут... Ужас! Из-за угла выскочил огромный, белый как снег зверь с красной пастью! «Р-р-р-р!» — зарычал он на весь город. Со зверя падали наземь густые белые капли, а лапы оставляли белые следы.
Следом за ним выскочил Молчун, но «спасать» уже было некого. «Спасаемые» перемахнули через забор. Но они могли бы и не удирать. У Фантомаса была своя цель. Он с ревом плюхнулся в ручей, и вода вокруг него окрасилась в белый цвет,
Из-за угла высунулись Борис и Хихикало. Завидев их, Фантомас выпрыгнул из ручья и, обогнув Молчуна, растопырившего руки, помчался к своим «мучителям». Они с воплем понеслись от него по переулку и с неимоверной скоростью залезли на дерево. Это была тонкая молодая липа, она трещала и гнулась под их тяжестью. Фантомас кружил вокруг деревца, показывая обидчикам внушительные клыки. Завизжав от ярости, он подпрыгнул, содрав когтями длинные ленты коры. Ломая сучья, Борис и Хихикало полезли еще выше.
— Спасите!—завопили они.
Подоспевший Молчун демонически посмотрел на пса и кивнул. Фантомас, виновато потупив глаза, тоже кивнул и сел у ног хозяина. Молчун вынул блокнот и написал крупными буквами:
«Слезайте»,— и показал ребятам.
— Не слезем, — дружно ответили Борис и Хихикало.
Спортучеба: «Испытание на шторм»
— Бешеный, — сказал Женька, когда беглецы отдышались. — Бешеный леопард. Видали, как с него пена капала!
— Конечно, бешеный, — сказали Мошкины. — Первый раз такую зверюгу вижу.
— Откуда он — леопард?!—неуверенно возразил Михаил.
— Откуда? С гор, наверное спустился, — облизал пересохшие губы Женька.
— А чего он в городе не видел? — заметил Михаил. — Зачем он сюда прибежал?
— Я же сказал, потому что бешеный, — отрезал Женька. — Бешеный леопард.
— А может, барс? — буркнул Михаил.
— Ну, пусть барс, — соглашался Женька. — Бешеный барс.
— А по-моему, не барс и не леопард, — задумчиво сказал Михаил. — Похоже, злая собака. Большая злая собака.
— Большая, злая и бешеная собака, — уточнил Женька, — если ты хочешь. Но таких огромных собак не бывает!
— Да хотя бы у Молчуна не меньше, — возразил Михаил.
— Держите меня...— засмеялись Мошкины.— У Молчуна — с большого теленка, а этот — с маленького быка!
— Может, пойдем посмотрим? — предложил Михаил. «Капитану» было стыдно перед «командой» за свой испуг.
— В другой раз, — отозвались Мошкины. — Завтра. — И заторопились.— Сегодня я спать хочу.
— И я, — пискнул Женька, — сегодня... А ты иди один. За нас не волнуйся.
Но и Михаил не пошел. Наверное, потому, что «не хотел за них волноваться».
Ночью Михаил и Женька долго спорили о собаке-леопарде-барсе, пока тетя Клава не постучала снизу.
— Бешеный барс — ладно, чепуха, хоть и страшно, — шепотом сказал Женька. — Знаешь, я чего больше всего на свете боюсь? Шторма боюсь. Как начнет швырять?
— А Мошкины боятся шторма? — строго спросил Михаил.
— Еще побольше меня, — ответил Женька. — А в плавании много штормов будет: два или три?
— Тысяча три! Особенно на Ладоге, — засмеялся Михаил и значительно пообещал: — Завтра я вам спортиспытание на шторм устрою. Хорошо, что ты мне сказал.
Женька помолчал, поворочался на кровати.
— Мишк, а Мишк...
— Что? — сонно сказал Михаил.
— Считай, что я тебе не говорил... про шторм. Ладно? Тогда и спортиспытание не нужно. Верно, а?
Но Михаил ничего не ответил. Он уже спал.
«Дернуло меня за язык,— рассердился сам на себя Женька, а потом рассердился на Михаила. — А он и рад. Ведь не забудет!»
Женька надеялся, что Михаил, если не забудет, то хотя бы передумает. Утром как назло, даже из окна видно, море было гневное, штормовое, оно катило валы и с неприятным грохотом разбивало о берег. Женька благоразумно не стал напоминать Михаилу о «штормовом испытании», но тот все отлично помнил.
— Так... шторм, — сказал он. — А?
— Не будем? — не выдержал Женька.
— Будем... Сколько, думаешь, сейчас баллов?
— Восемь! — выпалил Женька. — Или девять!
— От силы пять, — сказал Мишка. — Слабовато... Жаль даже... Но ты не огорчайся, что-нибудь посильнее придумаем. Есть у меня мысль.
Женька тут же проклял в душе эту мысль.
Они зашли за Мошкиными, и Михаил повел всех к морю. Близнецы шагали вяло, с неприязнью поглядывая на бушующее море. Женька уже успел им шепнуть по пути об испытании, потому что, как он считал, уж лучше втроем бояться, чем одному. Смелее себя чувствуешь. Мошкины шли и говорили страшными голосами вроде бы Женьке, а на самом деле стремились запугать своего «капитана».
— Ну и шторм! Все суда на якорях! Выход в море закрыт! Никому купаться не разрешают! Ну и шторм.
Михаил недоуменно взглянул на них, затем понимающе — на Женьку и сказал:
— А-а... Им уже известно.
Но он почему-то привел их не на море, а на старую пристань, к сторожу. Мошкины и Женька сразу повеселели.
— Конечно,— заискивающе улыбнулся Женька Михаилу,—ты правильно решил. Наберем досок, гвоздей. Какие тут испытания, такой штормяга! Десять баллов!
— Не поднимай волну, — ласково сказал ему Михаил и, поздоровавшись со сторожем, спросил, нет ли у него ненужных, списанных бочек.
Сторож сказал, что есть, сколько угодно. Он уже привык к самым неожиданным просьбам ребят.
— Я их вон за тем забором в овраг скатил, — показал рукой сторож. — Целая куча в овраге.
— В овраге!—обрадовался Михаил и загадочно произнес: — Это хорошо, что овраг искать не надо.
— Оврагов у нас сколько хочешь, — Женька не понимал, зачем понадобился овраг.
Ребята обогнули пристань и вышли к глубокому, крутому с этой стороны оврагу. Другой склон оврага был вдвое ниже. На дне оврага действительно лежали бочки. Одни рассыпались, другие были на вид невредимые.
— Отлично, — посуровел Михаил. — Достанем каждому по бочке, каждый заберется в свою и — лети вниз! Почище любого шторма качка.
— Страшно, — задрожали Мошкины.
— А я... — звонко начал Женька, — если влезу в бочку, ни за что не решусь скатиться! Так и буду сидеть!
— Не беспокойся, столкнем, — обнадежил его Михаил.
— Страшно, — снова сказали Мошкины, отступив от края оврага.
— В плавании будет пострашнее, — сдвинул брови Михаил.—Тут испытаете — там не растеряетесь, все привычней будет. И не трусьте! Даже по Ниагарскому водопаду в Америке в бочках спускались!
— Так то — в Америке, — заныл Женька. — Так то — по Ниагарскому! А тут вон какая глубина!
— На берег спишу, — пригрозил Михаил.
Спрятавшись в густых кустах на той стороне оврага, вездесущие Борис, Молчун и Хихикало бесполезно гадали, что здесь происходит. Мишкина команда расчищала дно от обломков, выкатывала наверх бочки, убирала со склонов камни и камешки, железяки и даже щепки.
И вот на краю обрыва выстроены в ряд четыре бочки, положенные набок.
Михаил залез в одну из них.
— Толкайте, — гулко сказал он. — Ну? Приказ слышали?!
Мошкины толкнули — и бочка с грохотом понеслась вниз! Она застряла в пышном кусте бузины на дне оврага, и Михаил, пошатываясь, выбрался из нее. Сел и очумело завертел головой.
— Отлично качает! Почище шторма! — придя в себя, весело закричал он. — Давай! Женька-а, давай!
Сразу последовать за Михаилом Женька не решился. Он спустился по косогору, внимательно осматривая путь, который ему предстояло пройти.
— Рассчитывает,— с уважением сказал Борис.
Женька убрал с дороги крохотный камешек. Взобрался на косогор, помялся, покосился на Мошкиных и нерешительно забрался в бочку. Мошкины толкнули — и бочка полетела, из нее далеко и гулко разносился отчаянный Женькин крик.
Михаил еле успел отскочить в сторону:
— Ты что на меня бочку катишь!
Женька, кряхтя, выполз из бочки, всхлипнул и стал ощупывать себя.
Понеслась третья бочка. Она мчалась необычайно быстро и высоко подскакивала. Вот она подскочила в очередной раз, с грохотом ударившись о дно оврага, и — рассыпалась! Груда обручей и щепок...
И никого!!!
Михаил с Женькой испуганно переглянулись. И тут покатилась четвертая бочка. Оказалось, прежнюю Мошкины пустили пустую на пробу. Потому она так и подскакивала, что была пустая.
Четвертая бочка со страшной скоростью промелькнула мимо Женьки и Михаила. Она летела с такой быстротой, что легко вкатилась по невысокому и пологому другому склону и остановилась только на верху оврага — на той стороне. Из бочки на четвереньках выползли оба брата Мошкины. Они недоуменно уставились вниз, не понимая, как это они оказались вверху, будто совсем и не было головокружительного спуска.
— Ох-ох-ох... — застонали они.
— Свихнулись,—сказал в кустах Хихикало Борису и Молчуну.
— Мо-лод-цы! — похвалил Михаил своих «мореплавателей». И его команда удалилась вслед за ним, прихрамывая и пересчитывая на ходу ссадины, синяки и шишки.
— Сам ты свихнулся, — запоздало ответил Борис, вылезая из кустов.— Попробуй сам. Слабо?
Хихикало убедительно молчал. Борис обошел вокруг бочки Мошкиных, лежащей у склона.
— Эх, была не была, — и забрался внутрь. — Толкайте.
— У тебя ж опыта нет, — отговаривал Хихикало.
— А у них есть? — отозвался Борис. — Они сегодня сами впервые.
— Они каждый день с ума сходят, — утверждал Хихикало. — Привыкли.
— Толкайте, ну!—рявкнул Борис. Хихикало и Молчун посмотрели на него, пожали плечами и так толкнули бочку, что она чуть ли не со свистом загудела в овраг.
К их удивлению, неопытный Борис не только остался жив, но даже цел и невредим. Пошатываясь, как Михаил, он вылез из бочки, покрутил головой и проникновенно произнес: