Жена была тронута до слез и долго не могла успокоиться. Наконец она сказала Лю:
– Я докажу вам, что не только сердцу людскому свойственна благодарность. Знайте же, что драконы живут вечно. Вы тоже станете бессмертным и сможете жить не только на земле, но и в пучине вод. Поверьте, мои слова не шутка.
– Вот уж не думал, что когда-нибудь соблазнюсь я бессмертием, – пошутил Лю.
Вскоре супруги отправились с визитом в Дунтин. Невозможно описать пышность ожидавшей их встречи. Затем в течение сорока лет супруги жили в Наньхае. Их поместья, колесницы и лошади, богатство и красота их одежд и убранства не уступали княжеским. Разбогатели и все родичи Лю.
Год за годом осень сменялась весною, сверстники Лю понемногу дряхлели, лишь он один оставался молод, и не было в Наньхае человека, который не дивился бы этому.
В годы «Кайюань» император захотел проникнуть в тайны бессмертия и начал повсюду разыскивать людей, причастных к искусству даосов. С этих пор Лю не знал покоя. Чтобы избавиться от докучливых людей, он вместе с женой возвратился в Дунтин. Десять с лишним лет никто не знал, где он. В конце годов «Кайюань» Сюэ Гу, двоюродный брат Лю, лишился своей должности в столице и был послан служить на юго-восточную окраину страны.
В один ясный день плыл он через Дунтин. Вдруг он увидел, как вдали выступила из глубин волн зеленая гора. Лодочники разом повскакали со своих мест, крича в один голос:
– Здесь от века не было горы! Уж не водяное ли это чудище?
Гора медленно приближалась. Вдруг от нее отделилась расписная барка и поспешила навстречу лодке. Какой-то человек громко крикнул:
– Вас приветствует господин Лю.
Тогда Гу все понял и поспешил к подножию горы. Подобрав платье, ступил он на берег.
На горе высились дворцы, какие в мире смертных строят для государей. У входа во дворец стоял Лю, впереди толпились певицы, позади свита, разодетая в шелка, изукрашенная жемчугами и изумрудами. Роскошь нарядов и великолепие дворцов превосходили все, что когда-либо видел человек.
Речь Лю стала более таинственной, лицо поражало юношеской свежестью. Встретив Гу на ступенях лестницы, он взял его за руки и сказал:
– Мы расстались недавно, а волосы ваши уж побелели.
– Видно, так уж сулила судьба: старшему брату стать бессмертным, младшему обратиться в прах, – с улыбкой промолвил Гу.
В ответ Лю вынул из коробочки горсточку пилюль и, отдавая их Гу, сказал:
– Каждая такая пилюля прибавляет один год жизни. Кончатся пилюли, приходите снова, да смотрите не задерживайтесь в мире людей, где вам суждены лишь страдания.
После веселого пира Гу попрощался и тронулся в путь. С этих пор больше никто не видел Лю. Гу много раз рассказывал об этой встрече. Через сорок восемь лет исчез и он.
Я, Ли Чао-вэй из Лунси, в пояснение добавлю со вздохом: все сказанное свидетельствует лишь о том, что высшим существам всех пяти категорий{117} в равной мере присущи движения разума и души. Очевидно, от человека, у которого мы находим их в чистом виде, они были переняты всеми другими существами. Так, владыка Дунтина обладает прямотой и величием, в то время как повелитель Цяньтана порывист и невоздержан. Лучше всех об этом мог рассказать бы Сюэ Гу, единственный, кто, кроме Лю, был к ним близок, но он не сделал этого. Потому ваш покорный слуга почел своим долгом записать эту историю.
Ли Гун-цзо
ТАИНСТВЕННЫЕ ЗАГАДКИ
Сяо-э из семьи Се, родом из Юйчжана, была дочерью странствующего торговца. Восьми лет от роду потеряла она свою мать. Девочку выдали замуж за Дуань Цзюй-чжэна, благородного юношу из уезда Лиян. Человек пылкий и справедливый, он водил дружбу со смельчаками и искателями приключений.
Накопив большие богатства, отец Сяо-э почел нужным скрыть свое имя под прозвищем Купец. Вместе со своим зятем он промышлял контрабандой. Нагрузив джонки товаром, они ездили по рекам и озерам.
Когда Сяо-э исполнилось четырнадцать лет и она впервые собиралась сделать прическу взрослой женщины, случилась большая беда. Разбойники убили и отца ее и мужа, похитили все деньги и товары, что находились в джонках. Они утопили братьев Дуань Цзюй-чжэна, племянников купца Се, несколько десятков слуг, Сяо-э тоже бросили в воду, и течение реки унесло ее, бесчувственную, со сломанной ногой и раной в груди. Ее приметили люди с какой-то джонки, вытащили из реки, и только на другое утро она пришла в себя.
Когда Сяо-э оправилась немного, пришлось ей просить подаяния на больших дорогах. Так дошла она до уезда Шанъюань. А там ее приютила монахиня Цзин-у из храма Мяогэ.
Вскоре после гибели отца Сяо-э приснилось, будто он явился к ней и возвестил: «Убивший меня – обезьяна в повозке, трава, растущая к востоку от ворот».
Спустя немного дней она увидела во сне своего мужа.
«Убивший меня идет меж колосьев, муж на один день»{118}, – сообщил он ей.
Сяо-э не могла сама разгадать смысла этих таинственных слов, но записала их для памяти и часто просила сведущих людей помочь ей. Прошло несколько лет, но никто так и не мог найти ключ к разгадке.
Весной восьмого года правления «Юаньхэ»{119}, оставив службу в Цзянси, ехал я в джонке на восток. Мы пристали к берегу возле селения Цзянье, и я зашел в буддийский монастырь Вагуань. Был там монах, некий Ци-у, человек мудрый и ученый и мой близкий друг. Он рассказал мне:
– Живет тут одна вдова по имени Сяо-э. Нередко посещает она наш монастырь и каждый раз показывает мне непонятную загадку из двенадцати слов. Никто не может доискаться ее смысла.
Я попросил его написать эту загадку на листке бумаги и стал сосредоточенно думать, чертя в воздухе разные сочетания иероглифов. Много времени не прошло, как я уже нашел ключ к разгадке.
Мальчику-послушнику было приказано немедленно привести Сяо-э. Когда она пришла, я стал расспрашивать ее. Она заплакала, долго лила слезы и наконец поведала мне:
– Мой отец и мой муж были убиты разбойниками. Как-то раз отец явился мне во сне и произнес вот какие слова: «Убивший меня – обезьяна в повозке, трава, растущая к востоку от ворот». В другой раз явился мне муж и сказал: «Убивший меня идет меж колосьев, муж на один день». С тех пор прошло уже несколько лет, но никто не сумел разгадать этих слов.
Тогда я ответил ей:
– Если так, то я подробно объясню тебе, в чем дело. Твоего отца убил некто по имени Шэнь Лань, а мужа твоего убил тот, кого зовут Шэнь Чунь.
Ты знаешь, что циклический знак «шэнь» означает «обезьяна». Но если вверху этого знака и снизу провести две горизонтальные черты, получится иероглиф «повозка». Вот почему твой отец сказал «обезьяна в повозке». Теперь под знаком «трава» напишем знак «ворота», как говорил твой отец, а в «воротах» поставим знак «восток». И выйдет у нас иероглиф «лань».
Далее: «идет меж колосьев» – все равно что «проходит через поле». Если же через знак «поле» провести отвесную черту, снова получится тот же знак – «шэнь». Теперь что значит «муж на один день»? Напишем знак «мужчина», поставим сверху знак «единица», а снизу «день» – и составится у нас иероглиф «чунь».
Вот и выходит, что отца твоего убил Шэнь Лань, а мужа – Шэнь Чунь; это яснее ясного.
Как только Сяо-э узнала разгадку тайны, она переоделась в мужское платье и поступила в услужение к бродячему торговцу. Меняя хозяев, бродила она по всей стране и через год с небольшим попала в округ Синьян. Вдруг Сяо-э увидела на бамбуковых дверях клочок бумаги с надписью: «Требуется слуга». Она спросила, кто хозяин. Отвечают: «Шэнь Лань». Хозяин дома нанял ее на работу. Сердце Сяо-э было полно гнева и ненависти, но она ничем не выдала себя. Вид у слуги был кроткий и послушный, он полюбился домашним Шэнь Ланя и вошел к ним в доверие. Сяо-э постоянно видела золото и драгоценности, награбленные Шэнь Ланем.
Так прошло больше двух лет, и никто в доме не узнал, что этот примерный слуга – на самом деле женщина. Вещи семьи Се – золото, драгоценности, вышивки, одежды, утварь, похищенные когда-то Шэнь Ланем, хранились в его доме, и Сяо-э, дотрагиваясь до них, всякий раз не могла удержаться от слез.
Шэнь Чунь, брат Шэнь Ланя, жил в это время на берегу залива Душу, к северу от Великой реки{120}, и часто встречался с братом. Иногда они на целый месяц уезжали вместе и, возвратившись, привозили с собой много награбленного добра. Шэнь Лань всегда поручал Сяо-э надзор за женой и домом на время своего отсутствия и щедро одаривал «верного слугу» вином, мясом и одеждой. Как-то раз Шэнь Чунь принес своему брату Шэнь Ланю карпа и вино. Сяо-э, вздыхая, сказала про себя: «Господин Ли разгадал загадку, заданную мне во сне, значит, Небо открыло ему глаза и желание мое сбудется».
Вечером все сообщники обоих братьев собрались во дворе на веселую пирушку. Когда гости разошлись, мертвецки пьяный Шэнь Чунь улегся во внутренних покоях, а Шэнь Лань остался лежать под открытым небом. Сяо-э заперла Шэнь Чуня в доме и мечом, снятым с его пояса, отрубила голову Шэнь Ланю, а затем позвала соседей.
Шэнь Чуня взяли под стражу. Найдено было множество награбленного добра, стоимость его достигала миллиона. У братьев Шэнь было несколько десятков сообщников. Сяо-э потихоньку записала имена всех членов преступной шайки; их поймали и казнили.
В то время правителем города Синьян был Чжан Гун, человек деятельный и решительный. Он доложил о случившемся высшему начальству, изобразив Сяо-э в самом лучшем свете, и она избежала смертной казни. Произошло это летом двенадцатого года «Юаньхэ».
Отомстив убийцам, Сяо-э вернулась в родные места. Семьи местных богачей наперебой засылали к ней сватов, но она дала клятву никогда больше не выходить замуж. Сяо-э срезала волосы, надела грубое платье и в поисках высшей истины отправилась на гору Нютоу к настоятельнице монастыря Цзян. С охотой и усердием выполняла она все монашеские труды: молотила при заморозках, собирала хворост под проливным дождем. Но вот окончился срок послушания. В четвертую луну тринадцатого года «Юаньхэ» приняла она постриг в монастыре Кайюань, что находится в городе Сычжоу, сохранив и в монашестве имя Сяо-э, дабы не забыть о том, что случилось с ней в миру.
Летом того же года я возвращался в Чанъань. Проезжая через город Сыбинь, заехал я в храм Шаньи, чтобы посетить настоятельницу Лин.
Там было несколько десятков монахинь, только что принявших постриг. С обритыми головами, в новых накидках, торжественные, спокойно-задумчивые, стояли они по обе стороны от настоятельницы.
Одна из монахинь спросила ее:
– Этот господин, если я не ошибаюсь, судья из рода Ли в Хунчжоу – двадцать третий в семье?
– Он самый! – ответила настоятельница.
– Он помог мне отомстить убийцам моих родных. По милости господина судьи я кровью смыла обиду. – И, устремив на меня взор, монахиня залилась слезами.
Я полюбопытствовал, что она хочет этим сказать.
– Меня зовут Сяо-э, еще недавно я была нищенкой, – ответила она. – Вы отгадали имена разбойников, убивших моего мужа и моего отца. Неужели вы меня не помните?
– Сразу не припомнил, а вот теперь узнаю, – ответил я.
Сяо-э подробно рассказала мне, как она отомстила Шэнь Ланю и Шэнь Чуню и как потом решила до конца дней своих жить в трудах и лишениях. Затем прибавила:
– Настанет день, когда вы получите воздаяние за вашу доброту.
Я сумел угадать имена убийц, а Сяо-э смогла отомстить им. Да! Путь святой истины ясен, можно его постичь!
Сяо-э была пряма, искренна, умна и чиста, наставляла заблуждающихся и свято сдержала свою клятву. Став буддийской монахиней, она не носила шелков, не ела ничего скоромного, не говорила того, что не отвечало бы правилам образцового поведения и законам буддийской веры.
Через несколько дней я получил предписание вернуться в Нютоу.
Я переправился через реку Хуай на лодке и поспешил на юг. С тех пор мне больше не приходилось встречаться с Сяо-э.
Благородный муж сказал бы: «Сдержать свою клятву отомстить убийцам отца и мужа – вот пример непреклонной воли. Наняться слугой и вести себя так, что никто не распознал в тебе женщину, – вот пример целомудрия. Всегда и во всем быть непреклонно верной и чистой – так ведут себя только истинно добродетельные женщины. Пример Сяо-э достоин того, чтобы наставить тех, кто идет по ложному пути и нарушает порядок в Поднебесной; достоин и того, чтобы служить образцом супружеской преданности и дочерней почтительности».
Я так подробно рассказал обо всем, ничего не опуская, и про таинственные загадки, и про встречу мертвых с живой, чтобы пример Сяо-э запечатлелся в сердцах людей.
Услышать о хорошем поступке и не увековечить его – это значит нарушить принцип «справедливых оценок», завещанный на страницах «Чуньцю»{121}. Поэтому-то я и записал эту историю, чтобы прославить прекрасное.
Ню Сэн-чжу
В СТРАНЕ БЕССМЕРТНЫХ
В годы «Кайюань» жил некий цзиньши Чжан Цзо, он часто рассказывал своим близким следующую историю.
В молодости, путешествуя на юге страны, остановился он в уезде Худу. Как-то раз совершил он прогулку верхом по окрестностям и увидел старика с мешком из оленьей кожи на спине. Старик этот сидел на черном осле с белыми ногами. Лицо у старика было просветленное и какое-то необычайное.
На повороте дороги съехались они вместе. Любопытство Чжан Цзо было возбуждено, и он спросил незнакомца: «Откуда вы едете?» – но тот лишь усмехнулся.
Чжан Цзо не отставал от него, снова и снова повторяя свой вопрос. Вдруг старик рассердился и закричал:
– Такой щенок, и еще смеет приставать с расспросами! Что я – вор, убегающий с добычей? Зачем тебе знать, откуда я еду?!
Чжан Цзо стал смиренно просить прощения:
– Меня поразило ваше лицо. На нем лежит печать необычайного. Я хотел бы следовать за вами и учиться у вас. Разве это преступление?
– Мне тебя учить нечему! Я простой человек и слишком долго зажился на этом свете. Еще не хватало, чтобы ты насмехался надо мной! – не унимался старик и, подстегнув осла, ускакал прочь.
Чжан Цзо помчался вслед за ним и догнал старика у постоялого двора. Подложив мешок под голову, старик улегся, но никак не мог уснуть. Чжан Цзо сильно устал и велел принести гаоляновой водки.
– Не соблаговолите ли разделить со мной трапезу? – нерешительно обратился он к старику.
Тот сразу вскочил на ноги:
– Вот это я люблю! И как ты узнал, чего мне хочется?
Выпив чарку-другую, старик заметно развеселился, и Чжан Цзо осмелел.
– Человек я невежественный, – сказал он, – хочу вас просить просветить меня. Ни о чем другом и мечтать не смею.
– Я многое видел на своем веку, – начал старик, – деяния мудрецов и глупцов, долгие смуты и годы нерушимого мира во времена Лян, Чэнь, Суй{122} и Тан. Все это записано в наших династийных историях. Но я расскажу тебе о том удивительном, что мне довелось пережить.
Я сам родом из города Фуфэн. Во времена Северной Чжоу жил в землях Ци. Носил я тогда фамилию Шэнь, имя мое было Цзун, но из уважения к Шэнь У{123} – императору династии Ци – я принял другое имя и стал зваться Гуанем. Восемнадцати лет я сопровождал яньского князя Цзы Цзиня в поход на Цзинчжоу против лянского государя Юань-ди{124}. Поход увенчался успехом, область Цзинчжоу была завоевана.
И вот, когда войска должны были возвратиться на родину, мне приснился сон, будто явились ко мне двое в синих одеждах и сказали: «Два рта идут к установленному Небом сроку жизни, человек склоняется к хозяину, долголетие едва не достигает тысячи лет». В Цзянлине я пошел на рынок к толкователю снов, и тот объяснил: «Под словами "два рта идут" подразумевается иероглиф "возвращаться". "Человек склоняется к хозяину" – да ведь из этих слов составится иероглиф "поселиться"! Значит, если вы поселитесь здесь, то будете жить очень долго, почти тысячу лет»{125}.