Но однажды, проснувшись рано, услышала в спальне знакомый голос. Насторожилась.
Отчим прошел через столовую, где на диванчике спала Лариса. За ним шла мать. На лице у нее была улыбка, глаза светились радостью.
Отчим одевался в прихожей, о чем-то разговаривая с матерью. И мать засмеялась — звонко, весело.
Стукнула дверь — отчим, наверно, вышел на улицу. Мать вернулась в комнату. Заметив, что Лариска не спит и смотрит на нее удивленно, смутилась, перестала улыбаться.
— Он так просил, — стала оправдываться перед Лариской, — так просил… И клялся, что пить больше не будет… И ведь он отец… Леника, Сережки…
Горько и тревожно сделалось Ларисе, но и другое чувство шевельнулось в сердце девочки. Совсем недавно она видела мать веселой, а теперь вот — растерянная, виноватая. Разве от нее, от Ларисы, зависит — станет мать снова веселая или опечалится… А Лариска так любила, когда мать улыбалась.
— Да, хорошо, — сказала она, чтобы показать матери, что ни в чем ее не винит.
А мать стояла, опустив руки. Солнце хлынуло в широкие окна, залило всю комнату золотистым светом. И очень не вязалась с этим солнечным утром мамина растерянная, виноватая улыбка.
Часть третья
В ДОРОГУ
1
Лариса стояла перед зеркалом и внимательно себя разглядывала. Сегодня она казалась себе не такой, как всегда. Может быть, дело в прозрачной косынке? Как только накинула Лариса эту косынку на плечи — сразу стала другая — красивая и почти взрослая.
В дверь постучали. Девочка отскочила от зеркала. В комнату заглянуло веселое личико.
— Оленька! — обрадовалась Лариса подруге. — Вот хорошо, что ты пришла. А я одна дома. Ну, проходи, проходи.
— У меня задачка по физике никак не получается, — пожаловалась Оленька, хотя ее лицо и в эту минуту не утратило своего радостного выражения. — Я думала, мы вместе решим, но если ты уже решила, дай мне глянуть… Какая у тебя косыночка красивая! — тараторила Оленька.
— Ой, — вскочила Лариса, — у меня же на кухне суп варится. Возьми сама тетрадку по физике в портфеле, — крикнула она, выбегая из комнаты.
Когда Лариса вернулась, Оля кончала списывать задачу.
— А ваши все куда девались? — спросила она, промокая чернила промокашкой.
— Мама с Иркой в консультации. Сережка еще в школе, а Леня на улице бегает, — ответила Лариса.
— Хорошо вам, — вздохнула, закрывая тетрадку и поднимаясь, Оля. — У вас столько детей. А мне так хотелось бы иметь братика или сестричку. Я бы их так любила!
— А, какое там хорошо, — махнула рукой Лариса. — Мне так они уже надоели! Один подрастет, другой родится…
Оля стояла у зеркала, переплетала косу. Уложила ее на голове венком, повернулась к Ларисе, спросила:
— Красиво мне так?
Лариска посмотрела на подругу.
— Краси-и-во, — сказала она, любуясь Оленькой.
Обняла ее за плечи. Теперь девочки вдвоем смотрели в зеркало.
— Вот ты какая — высокая, полная, — позавидовала Лариса. — Совсем как взрослая, а я какая-то зеленая, худая. Я бы хотела быть такой, как ты.
— Ты тоже красивая, — повернулась к ней Оля. — У тебя, знаешь, глаза красивые… И губы ничего… Нос, правда, немного картошечкой…
— Да вот маленькая я… Видишь, по плечо тебе.
— Может, ты еще немного подрастешь… А помнишь, — отвернувшись от зеркала, обняла Оля Ларису. — Помнишь, как мы с тобой, совсем малявками, по лугу носились?
— Еще бы не помнить, — ответила Лариса.
— Вот хорошо, что мы в одной школе учимся, — говорила Оля.
— Просто повезло, что поселок на нашем лугу построили. А так, может, давно и забыли бы друг дружку.
— Может, — согласилась Оля. Потом, помолчав, призналась. — Вот ты говоришь, что завидуешь мне, а я тебе завидую! Ты так хорошо учишься, все тебе легко. А я — как дурочка какая-то, — Оля звонко засмеялась, — больше тройки у физички не выпрошу.
— Ну, не такая уж ты дурочка, — успокоила подругу Лариса. — По географии и по истории у тебя тоже пятерки.
Девочки, обнявшись, сидели на диване. Лариса — темноволосая, темноглазая, с короткой косой и небольшой челкой, прикрывавшей высокий, слегка выпуклый лоб. Лицо Ларисы одухотворенное, ясное и вместе с тем очень серьезное. Рядом с нею — Оля — воплощение открытости, доброты и неудержимой радости. Казалось, все, что попадает на глаза этой девушке, доставляет ей огромное удовольствие.
У Оли тоже была коса, но светлая, волосы на висках и лбу кучерявились, на румяных щеках, стоило ей улыбнуться, появлялись симпатичные ямочки. Выглядела Оля намного старше подруги, и это заставляло Ларису страдать. Кому не хочется поскорее стряхнуть с себя детство, стать взрослым, самостоятельным человеком.
— Еще два года и — прощай, школа, — весело говорила Оля. — А дальше — институт. Я поеду в гидрографический, в Ленинград. Там у меня двоюродный брат учится. Пишет, что так интересно… А ты куда? Еще не придумала?
Лариса ничего не ответила. Встала с дивана, прошлась по комнате.
В эту минуту стукнула дверь в прихожей и в комнату вошла мать с маленькой на руках. Лицо у матери было бледное, косичка в которую стала заплетать волосы, растрепалась.
— Ох и устали мы, — вздохнула она, кладя ребенка на диване. На ходу раздеваясь, пошла в другую комнату, а Лариса принялась развертывать малышку.
— Какая она у вас толстенькая, смешная, — радовалась Оля.
Лариса принесла рубашечку, пеленки, стала переодевать девочку. Та весело поглядывала синими глазками, смеялась, показывая два крошечных острых зубика.
На ходу приглаживая волосы, из спальни вышла мать.
— На целый килограмм прибыла, — кивнула она на малышку. — А поесть ты сготовила? — озабоченно спросила старшую дочь.
— Суп, наверно, уже готов, — двинулась Лариса на кухню.
Оля стала собираться домой.
— Приходи сегодня вечером к нам, — шепнула подруге в коридоре. — Я пластинок новых купила. Такая музыка хорошая!
— Не знаю, — пожала плечами Лариса. — Если будет время…
— Приходи, приходи обязательно, — еще раз шепнула Оля.
Когда Лариса вернулась в комнату, маленькая Ирочка — новая забота, новые радости не только мамины, но и Ларисины, — уже лежала в люльке с пустышкой во рту. Мать сидела за столом. В руках у нее был зеленый кошелечек, а возле, на скатерти, рассыпанная мелочь.
— Вот, — повернулась она к Лариске. — Все, что осталось до получки.
Лариса ничего не ответила, взяла с этажерки книгу, села на диван.
— Снова надо будет занимать… Может, ты, Лариска, сходишь к Оле, попросишь у тети Вали. Скажешь, в получку отдадим. Отец говорил, что эта получка у него хорошая будет, тогда все долги отдадим.
В глазах у Ларисы вспыхнули недобрые огоньки.
— Держи карман шире, — резко сказала она.
— Он ведь обещал…
— Удивляюсь тебе, мама, — пожала плечами Лариска. — Ну, как ты можешь ему верить? Всю жизнь он тебе обещает, что принесет хорошую получку, всю жизнь пропивает, а ты все веришь и веришь. Всю жизнь он тебе обещает, что бросит пить, и не бросает. А ты все веришь.
— Ну, а вдруг на этот раз…
— Слушать тошно, — бросила Лариска и снова уткнулась в книгу.
— Ну, ладно, а ты все-таки сходи к тете Вале, попроси рублей двадцать.
— И не подумаю, — буркнула Лариса. — Стыдно людям в глаза глядеть.
— Стыдно, стыдно, а что же делать?
Нос у матери покраснел, на глазах заблестели слезы.
— Этого еще не хватало! — разозлилась Лариса. — Вечно она плачет!
— Как ты с матерью говоришь! — крикнула мать и снова всхлипнула. — Грубиянка!
— Я не грубиянка! — вспыхнула Лариса. — Только терпеть не могу, что ты вечно плачешь.
— Что же мне делать, если я такая глупая, — смахивая слезы с лица, обиженно сказала мать. — Вы все такие умные, одна я дура.
— Никто этого не говорил, — огрызнулась Лариса.
Мать встала и пошла в спальню, вытирая глаза.
И в самом деле, в последнее время она очень часто плакала. Чуть что не так — сразу в слезы. Стоило даже Сережке или Леньке хоть самую малость ослушаться, как сразу начинались слезы. Ларису это очень раздражало, но вместе с тем и жалко становилось мать. И все же не могла сдержать резких слов, если видела, что мать снова начинает сморкаться в платочек.
В комнату, весь нараспашку, с оторванной лямкой коротких штанишек, вкатился Леня. В руках он держал какую-то железяку.
— Есть хочу! — еще с порога заявил он.
Мать вышла из спальни. Глаза у нее были красные, но уже сухие.
— А чумазый, боже мой! — всплеснула она руками. — А что это за железяку ты приволок?
— Это я самокат делать буду, — уставившись на мать голубыми отцовскими глазами, объяснял Леня. — Такой, как у Игоря. Мне Сережка поможет. Только раньше дайте мне поесть.
— Пойдем хоть отмою тебя, мурзилка, — улыбнулась мать.
Через несколько минут Леня, умытый, с приглаженной светлой челкой, сидел за столом и что было сил дул в ложку, полную горячего супа.
Мать налила себе и Ларисе.
— Бросай книжку, иди к столу, — позвала она дочку.
Лариса, выдерживая характер, почитала еще с минуту, потом отложила книгу, пошла к столу.
— Сегодня вечером буду у Оли, попрошу у тети Вали денег, — сказала она, склоняясь над тарелкой.
— Попроси, доченька… — Нос у матери снова покраснел. Лариска заметила, но на этот раз сдержалась, ничего не сказала.
2
По вечерам у Оли часто собиралась молодежь. Когда пришла Лариса, там была уже Надя Савельева, ученица их класса. У патефона хлопотал Ваня Заянчковский. Пришел и Игорь Бокунов — ученик девятого класса. Он недавно постригся «под нуль», расставшись со своим золотистым чубом. Игорь собирался в военное училище, а там, как убеждали его друзья, всех новичков «под нуль», стригут. Вот он и показывал свою готовность пойти на любые жертвы, лишь бы попасть в училище.
Лариса стояла у книжного шкафа и разглядывала Олины книги. Она всегда завидовала Оле, у которой такая большая собственная библиотека. Ларисе мать никогда не покупала книг. «Можно брать в библиотеке», — говорила она. Лариса и сама понимала, что покупать книги им не по средствам, и потому никогда не просила об этом.
Одну за другой Лариса вынимала из шкафа книги, листала их, а сама прислушивалась. Ни за что и никому на свете не призналась бы она, что ждет Володю. А всякий раз, когда где-то хлопала дверь, сердце у нее сжималось и она поправляла на плечах косынку. «А может, сегодня он и не придет, — думала Лариса. — Может, готовится к экзаменам? У него ведь не восьмой, как у нас, в девятом экзамены пострашнее…»
Но Володя пришел, и Лариса сразу почувствовала, что он здесь, хотя еще не видела его и даже не слышала его голоса. Она еще ниже склонилась над книгой, словно ничто на свете не интересовало ее больше.
Не оглядываясь, Лариса знала, что Володя уже стоит рядом, прямо у нее за спиной.
— Добрый вечер…
— Добрый вечер, — на миг оторвалась от книги Лариса, но тут же снова опустила глаза.
Ваня поставил новую пластинку. Игорь с Олей пошли танцевать.
— Лариса, брось ты, наконец, книжку, — крикнула Оля, глядя на нее через плечо Игоря. — Володя, повлияй на нее.
— Давай потанцуем, — пригласил Володя.
— Что ж, давай.
Они пошли танцевать. Лариса была Володе только по плечо. Она не видела его лица, видела только значки на его груди. Значок ПВХО на короткой тоненькой цепочке и значок ГТО первой ступени.
Пришли еще ребята и девочки из их школы — Коля Муравей, Вера Силицкая, Ваня Гудимов. В большой просторной комнате стало вроде даже тесновато.
— Увидала бы физичка, как мы выплясываем, всем бы по паре вкатила, — шутил Игорь.
— Ой, не говори, — дурашливо пугалась Оля. — При одном слове «физика» у меня сердце останавливается.
— Ничего, девочки, — успокоила всех Савельева. — Сегодня еще потанцуем. А уж после праздника засядем за учебники. Экзамены на носу.
Лариса танцевала со всеми — с Игорем, с Олей, с Николаем. Но каждую минуту знала, где Володя и что он делает. Ей казалось, что и Володя все время смотрит на нее. Несколько раз их взгляды встречались, и тогда Ларисино сердце замирало от незнакомой радости.
— Ты сегодня какая-то особенная, — обняла ее Оля.
Лариса весело засмеялась.
Как-то уж очень скоро прошел этот вечер, поpa было собираться домой. Только тут Лариса вспомнила, что обещала матери попросить у тети Вали денег, и радость ее померкла.
Когда все стали прощаться, она вошла в кухню, где еще хозяйничала Олина мать. Тетя Валя месила тесто. Руки у нее были в муке, темный фартук тоже мукой обсыпан.
— А, Лариса, — приветливо улыбнулась она девочке. — Ну, рассказывай, как поживаешь.
— Да так, ничего, спасибо, — Лариса комкала в руке уголок косынки.
— А что дома? Как мама, дети? — спрашивала тетя Валя.
— Дома все в порядке… Тетя Валя, — начала и запнулась Лариса. — Мама просила… — И снова замолчала.
Приветливая улыбка сбежала с лица хозяйки. Видно, она догадалась, о чем просила Ларисина мать. А девочка, заметив, как сразу затвердело лицо тети Вали, пожалела, что послушалась мать и согласилась попросить взаймы. Но отступать было поздно.
— Не одолжили бы вы нам двадцать рублей, — скороговоркой закончила Лариса. — До получки…
Было ясно, что Олина мать колеблется, не знает, отказать или одолжить.
— Видишь ли, у нас самих сейчас не очень… вон туфли Олечке купили новые, платье справили… Но хорошо, — наконец выпрямилась она и стала ножом соскребать тесто с пальцев. — Займу.
Пряча деньги в карман, Лариса думала, что никогда и ни за что в жизни больше не станет просить взаймы. Пусть мама хоть плачет, хоть ругает, а она не станет, и все!
С ощущением, что сделала что-то нехорошее, вышла Лариса на крыльцо.
Был конец апреля, земля, напоенная щедрыми водами, согретая теплом, готова была вспыхнуть первой зеленью, выбросить первый лист.
Был канун мая, когда радость весны чувствуется особенно сильно, когда сердце полнится только добрыми желаниями и надеждами. И Ларисе снова стало радостно и легко. В небе висел прозрачный и четкий, словно обведенный циркулем, круг луны. От большого куста сирени падала узорчатая тень.
Кто-то Ларису окликнул. Она оглянулась. Володя…
— Я ждал тебя, — подошел он к ней. — Поздно уже. Хотел проводить…
Володя не видел, как зарделось ее лицо. Еще ни разу в жизни ни один парень не ждал ее, не провожал.
Молча пошли по улице. Оба не знали, о чем говорить, и обоим было неловко.
— Какой у вас первый экзамен? — спросил наконец Володя.
— У нас? — Лариса шла, держа косынку за уголки, то связывая их, то развязывая. — У нас первый — русское сочинение.
— Когда я был в восьмом, писал сочинение «Мой любимый герой». Про Валерия Чкалова.
— Так ведь Чкалов — не литературный герой, а из жизни, — засомневалась Лариса.
— Он и из жизни, и из литературы. Я тогда, помню, книжку про Чкалова прочел… И вообще Чкалов — это настоящий герой. Я вот закончу десятилетку, и обязательно — в летную школу.
— А если у нас будет такая тема, я напишу про Павку Корчагина… Или про русских женщин из поэмы Некрасова.
— Гм, — неопределенно хмыкнул Володя. — Про Корчагина — я понимаю, а вот насчет этих княгинь… Не знаю, хорошая ли это тема.
— Ты так думаешь? — спросила Лариса.
И снова несколько минут шли молча.
— Нет, — заговорила Лариса, словно во время молчания в мыслях с кем-то спорила, а сейчас пришла к окончательному убеждению. — Это тоже очень интересно. Мне хотелось бы написать об этих женщинах… Ты пойми… Они ведь могли жить в роскоши и без всяких забот, а вот пошли за своими мужьями на каторгу… Разделили с ними их тяжелую судьбу… Старались облегчить участь своих близких. А сколько издевательств и горя пришлось им пережить… Нет, они настоящие героини.
— Я не говорю, что они не героини, но как-то так… — заколебался Володя.
— А я так очень люблю эту поэму.
Они свернули в другую улицу и теперь, не спеша, шли по тротуару. Лариса сняла косынку с головы и набросила на плечи.
— Тебе холодно? — спросил Володя.
— Нет, что ты, мне тепло, — ответила Лариса, хотя ей в самом деле было прохладно.
Володя снял пиджак, накинул Ларисе на плечи.