— Проходи, девочка, садись, — сказала она приветливо. — Ты ведь Бодровой дочка? Мама за чем-нибудь прислала?
Аня присела на стул и подобрала ноги.
— Спасибо.
Накручивая на палец бахрому теплого платка, Аня одним духом проговорила:
— Дайте мне, пожалуйста, книжечку какую-нибудь почитать.
Александра Николаевна ласково взглянула на смущенное лицо девочки:
— Читать, значит, любишь?
— Так бы всё и читала, было бы чего, — пробормотала Аня.
— Какую же я тебе книжечку дам? Я без ребят и не знаю… А их дома нет.
— Ни одного нет? — Аня подняла голову, почему-то вдруг перестав стесняться.
— Ни того, ни другого нет. Алеша к Варе в Ленинград поехал, молоко отвезти. А Ленька где-то на улице бегает.
Теперь Аня отчетливо разглядела жену Петренкова. У Александры Николаевны было полное спокойное лицо и добрые глаза, окруженные легкими морщинками. Темные с проседью волосы ее были зачесаны назад и на затылке скручены в маленький тугой узел.
«Славная она, — подумала Аня. — Но нисколько на нее Алеша не похож».
Несколько минут просидев молча, Аня встала:
— Ну, пойду.
— Посиди, чего ты! — сказала Александра Николаевна. — Расскажи, как вы с матерью живете? Отец-то пишет?
Аня рассказала немного про папу и маму. Потом, осмелев, спросила:
— Кажется, ваш старший сын очень хорошо учится?
— Алексей у нас молодчина, — ответила Александра Николаевна и почему-то вздохнула. — Он и сам учится хорошо и Леньку тянет. Ленька-то тоже способный, да ленивый. Что ему нравится, то и делает. Вот математику любит, так это у него ничего, идет. А по литературе, по истории — одна беда.
Она разгладила шов и быстро прострочила его.
— Да, самостоятельным Алексей растет, — продолжала Петренкова. — И упорный. Чего захочет, так добьется. В деревне на Алтае когда были, верховая езда ему не удавалась. Падал он с лошади. До крови разольется другой раз, а снова лезет. И научился ездить. Тихий он такой, сдержанный, всё у него внутри. Не то, что Ленька, у того душа нараспашку. Будто и суровый Алексей-то, так кажется. А вот, к примеру, заболела у нас Варька. Так он за 15 километров в районную аптеку бегал. По морозу… И Леньке он как за старшего, уступает ему. А ведь чуть-чуть постарше… Уж так мы его полюбили, Алексея, так полюбили!
Всё время Аня жадно слушала, не спуская с Александры Николаевны внимательных глаз, но тут она заморгала от удивления. Ей показалось странным, что Петренкова сказала о сыне: «Полюбили». Вдруг бы анина мама так сказала об Ане: «Полюбила я свою доченьку». Ане стало смешно. Да ведь мама ее всегда любила, еще когда Аня ни ходить, ни говорить не умела, а не то, чтобы она ее потом полюбила…
— Трудно ему сперва было на крестьянской работе… — Александра Николаевна внезапно замолчала и потом совсем другим голосом, не задумчивым, а живым и громким спросила входившего Алешу:
— Ну, рассказывай, как они там?
— Хорошо. Привет всем от Вари, — Алеша снял у двери пальто и шапку и подошел к Ане.
— Здравствуй.
Аня слегка покраснела.
— Здравствуй.
И застенчиво улыбнулась, подумав: «А я знаю, что ты с лошади падал».
— Дай ей книжку почитать, — сказала Александра Николаевна.
Алеша ушел в горницу и через минуту вернулся с книгой в руках.
— Вот «История одного детства». Очень хорошая книга. Не читала? Это мне Варя в Ленинграде в библиотеке достала. Только смотри не испачкай. И очень долго не читай: ее отдавать надо. Ты в каком классе?
Он говорил спокойно, просто, точно знал Аню давным-давно.
— Я только в четвертом! — тихо сказала Аня. — Мне учительница говорила… Но только трудно это…
— Что трудно?
— Она сказала: позанимайся хорошенько и сдай за пятый класс, тогда осенью сразу в шестой переведем. У нас Стеша Логунова так сделает, она сможет, а я нет. У меня арифметика хромает. В диктовке я ошибок не делаю, а задачи не выходят.
Алеша мельком глянул на Аню и в раздумье сдвинул брови.
— А с остальными предметами справишься?
— Справилась бы. Занималась бы и занималась. А вот задачи…
— Знаешь что?.. Хочешь, я займусь с тобой арифметикой?
Аня замерла от удивления и радости.
— О-ой! Правда?
— Попробую, — сказал Алеша.
Сердце у Ани билось, и ей хотелось петь, когда, прижав к груди взятую у Алеши книгу, она бежала домой.
«Неужели перешагну через класс? Неужели своих догоню?»
Сбор в Подгорной школе
В это воскресенье Аня проснулась с мыслью, что сегодня должно случиться что-то очень интересное. Спросонок она не могла сообразить, что именно будет, а просто улыбнулась от радости.
«Чему я радуюсь?» — спросила она себя, торопливо натягивая платье; не хотелось терять ни минуты этого дня. И тут же вспомнила: «Да ведь сегодня приедут ленинградские школьницы, книги привезут».
Мама была в этот день дома. Аня только отнесла пойло корове да накормила поросенка, а больше не стала возиться по хозяйству и со всех ног помчалась в школу. Она думала, что, пожалуй, придет первая. Но ошиблась: многие ее опередили.
На сцене школьного зала, прямо на полу, лежал Саша Терентьев и толстой кистью вырисовывал большие буквы на длинной полосе бумаги:
«Да здравствует 28-я годовщина. Великой Октябрьской Социалистической Революции!»
Примостившись на верху стремянки, Маня Груздева прибивала к бревенчатой стене пихтовые ветки. Катя Носкова, задрав голову и привстав на цыпочки, подавала ей всё новые мохнатые лапки. Ребят в зале толпилось немало…
Аня сейчас же нашла себе занятие: тоненькой кисточкой подравнивать края букв на одном из плакатов.
Саша Терентьев, вихрастый мальчик лет двенадцати, встал с пола и довольно оглядел зал.
— А ничего мы встретим ленинградцев, — сказал он тоном хозяина. Саша гордился: ведь это он написал в газету заметку о том, что у них нет книг. И вот как всё замечательно получилось!
Аня подумала, что так украшают зал, конечно, не для пионерок из Ленинграда, а потому что на-днях будет большой-пребольшой праздник — годовщина Великого Октября, первая годовщина после войны.
Но всё равно было очень приятно, что гости попадут в такой нарядный зал.
Кончив подравнивать буквы на плакате, Аня подошла к печке. Дверца была открыта. Жарко пылали поленья. На скамейке у печки сидели ребята и разговаривали.
— А какие книги они привезут? — задумчиво спросила Нюра Громова.
— Лишь бы толстые! — вздохнула Нина Судакова. — А про что бы ты хотела больше всего?
— Я про моряков, — крикнул Геня.
— А я про… про жаркие страны и про всякие города.
— Лишь бы интересные, интересные!..
Подошла Сима Гущина, маленькая, в старом длинном платьишке, села перед печкой и некоторое время смотрела на огонь. Потом тихо сказала:
— А я вот совсем плохо читаю, но тоже запишусь в библиотеку.
— Зачем тебе? — заговорили ребята. — Ты ведь как неграмотная.
— Запишусь, — упрямо повторила Сима.
Озорник Генька тоже, хотел сесть к печке, а места не было. Он подкрался сзади к Симе и крикнул над ее ухом.
— Немец идет!
Сима моментально вскочила и со страхом оглянулась.
Ребята засмеялись, а Сима заплакала.
— Как тебе не стыдно! — Перед Генькой стоял Леня Петров. — Как ты смеешь пугать ее немцем? — спросил он возмущенно. — Хорошо тебе, что ты в Кирове жил всю войну.
— А что? — смутился Генька.
— А то! Ей скоро десять лет, а она почти неграмотная, — продолжал Леня. — Она при советской власти совсем мало жила. Кто бы о ней позаботился!
— Правильно! — поддержал Леню Коля Рогов. — У нас некоторые ребята, кто в эвакуации был, этого не понимают.
Донесся далекий гудок паровоза. Несколько мальчиков и девочек побежали на станцию, и с ними Аня.
Но ленинградские пионеры с этим поездом не приехали. Заслышав гудок, ребята еще раз бегали к станции, но напрасно. И только в третий раз они встретили долгожданных гостей.
* * *
Горы, окружавшие поселок, были затянуты туманом, и, сойдя с поезда, ленинградские девочки сначала не заметили их. Но, когда они свернули с шоссе на мягкую дорогу, где в грязи завязали галоши, туман рассеялся и горы внезапно выросли перед ними. Они были покрыты тонкими деревцами и кустарником. На черных веточках кое-где задержались желтые и коричневые сухие листья.
— Вот с этой горы проклятые фашисты обстреливали Ленинград, — задумчиво сказала Вера.
Девочки притихли. С тревожным любопытством они смотрели на горы.
Дорога была неровная. На спусках ноги скользили и разъезжались. Девочки держались друг за друга, чтобы не упасть.
Важно распушив ветки, темнели елки. Деревянные с островерхими крышами дома не стояли в ряд, а были разбросаны среди пустых черных огородов.
— Тут и улицы нет, а так просто… — подивилась Галя.
Невысокое солнце мягко освещало склон горы. Дышалось удивительно легко.
Из-за поворота дороги внезапно вышло несколько девочек и мальчиков. У двух ребят за воротниками пальто виднелись красные галстуки.
Приближаясь к идущим навстречу пионеркам, ребята замедлили шаги. Потом остановились, поговорили о чем-то между собой.
Девочка в наброшенном на голову пуховом платке ловко перепрыгнула через большую лужу. Держась руками за концы платка и улыбаясь, она стояла перед маленькой Галей Снетковой.
— Вы из Ленинграда? Из 174-й школы?
— Конечно, из Ленинграда! — закричали пионерки.
— А мы вас третий раз встречаем! Не знали, с каким вы поездом приедете.
— А мы на часовой поезд не успели.
Хозяева взяли у гостей пачки книг.
Пионеры двух школ шли рядом по дороге и, улыбаясь, поглядывали друг на друга.
* * *
Бревенчатые стены зала еще не успели оштукатурить. Ведь и самый зал отстроили недавно. Прямо на бревнах висели портреты товарищей Сталина и Жданова, и были прибиты еловые ветки.
На длинных скамьях не оставалось ни одного свободного места. Подгорновские ребята сидели тихо, глаз не спуская со сцены.
У начальника штаба дружины Оли Хрусталевой уже на второй строчке голос перестал дрожать от смущения. Громко и отчетливо она прочитала письмо своей дружины подшефникам.
Пионерки 174-й школы писали, что они хотят помочь ученикам Подгорной школы восстановить школьное хозяйство и поэтому собрали для них небольшую библиотеку — 800 книг.
Когда Оля назвала цифру, чей-то мальчишеский голос произнес обрадованно:
— Здорово!
По залу прошел легкий гул.
— Мы надеемся, — читала Оля, — что наш небольшой подарок положит начало большой и хорошей дружбе между нашими дружинами.
Ей громко хлопали.
Встал начальник штаба Подгорной дружины Леня Петров, коренастый загорелый подросток.
— Вся наша дружина благодарит вас за книги, — сильно покраснев, сказал он хрипловатым ломающимся голосом. — А мы вам тоже приготовили подарок.
Через стол он протянул Оле большую пухлую тетрадь в серой обложке.
Опередив Олю, Таня поспешно приняла в обе руки тетрадь и раскрыла ее.
— Ай, как хорошо! — воскликнула она.
Тетрадь оказалась гербарием. Цветы, листья, стебли самых различных растений, высушенные и тщательно прикрепленные нитками, шуршали на каждой странице.
— Да осторожно! Сломаешь еще! — шепнула Оля Тане.
— Не беспокойся! Не сломаю! — громко, на весь зал, успокоила ее Таня.
В зале засмеялись.
Подгорновцы присмотрелись к гостям и тоже стали выступать.
Оле особенно понравилось, как говорила одна круглолицая девочка с темными стриженными волосами.
— Вы привезли нам друзей, — застенчиво улыбаясь, сказала девочка. — Мы будем читать и вспоминать вас. А вы и сами к нам почаще приезжайте. Станем на лыжах вместе ходить. Хорошо? — Это «хорошо» девочка произнесла доверительно и чуть кивнула толовой.
«Славная девочка, — подумала Оля. — Наверно она тоже в седьмом классе».
Только Оля это подумала, как девочка сказала:
— Обещаю перейти в пятый класс с одними пятерками!
Потом сильно покраснела и поскорей села на место.
От удивления Оля широко раскрыла глаза: такая большая и в четвертом классе! Как же это так? Да ей не меньше четырнадцати лет…
И вдруг Оля сообразила: ведь многие из этих девочек и мальчиков совсем не учились четыре года, не могли учиться! Они были у фашистов…
Вот почему среди них столько переростков. Должна бы учиться девочка в седьмом-восьмом классе, а учится в четвертом, даже в третьем.
Точно отвечая олиным мыслям, один мальчик вскочил и сказал с места, не выходя на подмостки:
— Много времени нам пришлось потерять из-за проклятых фрицев. Зато теперь уж возьмемся за ученье!
Стали обсуждать, какими делами дружины могут заниматься сообща. Совместные сборы, лыжные походы… Кто-то предложил выпускать вместе стенную газету.
— Одну газету в месяц выпустим — неинтересно!
— Почему одну? Можно чаще.
— А как чаще? Заметки пока перешлем.
— Устареет всё!
Вера попросила слово.
— Но ведь можно организовать журнал, где помещать стихи и даже рассказы. А такой материал не устареет.
— Журнал! Журнал! — закричали со всех сторон.
Все окончательно оживились, когда стали придумывать название журнала.
— «Вперед!» Назовем «Вперед!» — голосисто предлагал крепкий мускулистый мальчик, по одному виду которого было видно, что он не признает слово «назад».
— Не надо «Вперед», лучше «За отличную учебу».
— Назовем «После войны».
— «Юные сталинцы»! Вот хорошее название!
— «Голос пионера». Вот как надо!
Кто-то предложил назвать журнал: «Навстречу будущему».
Маленькая девочка в красном галстуке, привстав на цыпочки, долго тянула руку.
Наконец, Леня Петров дал ей слово.
Девочка проговорила торопливо, с придыханиями, — видно боялась, что ей не дадут сказать до конца:
— Мы пионеры и мы дружим, значит, надо назвать «Дружба пионеров».
— «Пионерская дружба»! — подскочив, как на пружине, крикнул курносый мальчик с соломенного цвета волосами.
— Да, да! «Пионерская дружба»! «Пионерская дружба»!
Это название сбор одобрил. На нем и остановились.
Решили, что первый номер журнала «Пионерская дружба» оформит ленинградская дружина.
— Только вы смотрите, поскорее заметки присылайте!
Под конец сбора все вместе спели несколько песен.
Оля и Аня
Аня и сама не знала, как решилась выступить на сборе. Но была очень довольна: значит, и она умеет говорить, когда много народу. И вовсе это не так уж страшно.
На сборе было очень интересно и весело. Только одно Аню огорчало: не было Алеши Петренкова.
Может быть, он сидит где-нибудь на задней скамейке и его не видно в толпе? Аня несколько раз привставала с места и оглядывала зал, но Алеши не видела.
Мимо Ани проскочил Ленька Петренков. Она потянула его за рукав:
— А брат твой почему не выступал?
— Алексей? А он простудился и мама его в постель уложила. — Ленька помчался дальше.
Кучка ребят обступила пионервожатую Марью Ивановну. Аня подошла к ним. Ребята просили, чтобы сразу стали выдавать привезенные книги. Этого и Ане хотелось больше всего. Но Марья Ивановна сказала, что выдача книг начнется завтра после уроков.
Вместе с гостями ребята пошли гулять на гору. День стоял сырой, но не очень холодный. Когда взбежали по скользкой дороге вверх, выглянуло из-за облаков солнце, и всё как будто улыбнулось вокруг. Ленинградские пионерки закричали от восторга, таким красивым показался им вид с горы.
Марья Ивановна и пионервожатая ленинградской школы останавливали ребят, когда они сходили с тропинок.
Одна из приезжих, полная, шумная девочка, кинулась было в кусты:
— Ой, глядите! Кажется орех там остался! Да что такое, почему нельзя? — спросила она недовольно пионервожатую, схватившую ее за руку.
— Осматривали тут, а все-таки кто его знает, — сказала Марья Ивановна. — С месяц назад внизу даже, под горой, корова подорвалась, а не то что здесь…