— Интересно, — размышляю я. — А Библия у нас здесь есть?
Надж наклоняется и вытаскивает толстенный том:
— Я у Анны одолжила — стараюсь укреплять свои отношения с Господом.
Четыре часа спустя мой мозг окончательно спекся. Анна прогнала младших спать, а Игги, Клык и я еще долго старались понять, сработают ли эти дурацкие цифры на Библии. Но как бы мы и их ни комбинировали, ничего путного у нас не складывается.
— Может быть, это не то издание? И версии тоже бывают разные.
— Это версия короля Джеймса, — Игги задумчиво растирает лоб, — самая популярная в обеих Америках.
— Что у нас там, в итоге, получилось? — у меня затекла шея, и я кручу головой из стороны в сторону.
Клык сморит в наши записи:
— «Ты», «поскольку», «поститься», «круг», «всегда», «душа», «жилище», «плод», «скорбь», «восторг», «еси» и опять «жилище».
От усталости и от отчаяния я чуть не плачу. Ничего, ни смысла, ни системы. Идея с Библией у Надж была замечательная, но мы явно что-то не так делаем.
— Ну что, пора распрощаться с нашими амбициями да поставить точку на всяческих бессмысленных поисках, — предлагает Клык, прервав затянувшуюся паузу.
— Если ты, Клычок, шутить изволишь, так шутки твои не смешные. Так и знай.
Клык чуть заметно улыбается и бормочет то ли мне, то ли себе под нос:
— Не знаю, не знаю. Некоторым дамам нравится.
Игги развеселился, а я негодую. Как он только может потешаться над такими вещами. Мне иногда кажется, что это не Клык, а какой-то незнакомый чужой человек.
Поднимаюсь, и мои страницы разлетаются по полу.
— Все. Сдаюсь. Я пошла спать. — Разворачиваюсь и выхожу, не глядя ни на Клыка, ни на Игги.
— Ты ведь мой блог еще не читала? — интересуется Клык мне вдогонку. Я не удостаиваю его ответа. Читала… Очень даже неплохо написано. С поэтическим чувством.
63
— Иг! Давай, подруливай сюда! — говорит Газ. — Хорошо, что мы с тобой встретились.
Его слова тонут в море звуков. Перемена. Вокруг гудит многоголосая толпа, шаркают ноги, шелестят страницы. Игги направлялся в библиотеку, когда Газ на него наткнулся.
— Надо запомнить: у нас с тобой перемены в одно время по… по… по пятницам.
Они поворачивают за угол. Толпа вокруг них редеет, а голоса стихают.
Игги слышит, как Газман открыл дверь, а по гулкому эху догадывается, что перед ними большое, пустое, уходящее вниз пространство:
— Это что? Подвал?
— Ага, я решил немного тут территорию поисследовать.
— Клево!
Газ слегка дотрагивается до его руки, и Игги концентрируется на едва различимых звуках. Снизу лестницы он ощущает потоки воздуха, и до него доносятся какие-то случайные шорохи.
— Что здесь такое? — спрашивает он Газа.
— Пусто. Подвал как подвал. Дверей много. Давай посмотрим, что за ними?
Дверная ручка со скрипом поворачивается. Дверь открывается совершенно бесшумно. О ее движении он догадывается только по легкому ветерку.
— Здесь сплошные канцелярские принадлежности, — комментирует Газ и делает пару шагов вперед. До Игги доносится скрип следующей двери:
— Спортивное оборудование.
— Что-нибудь приличное?
— Ничего себе, но только все большое — незаметно не унесешь.
— Возьми на заметку. В другой раз придем с рюкзаками.
— Не учи ученого.
И тут Игги выбросил руку Газзи на плечо — стой! Приложил палец к губам и прислушался. Шаги.
— Кто-то идет, — почти беззвучно выдохнул он.
Газ хватает его за рукав, и они быстро проходят несколько метров вперед. Юркнув за какую-то открытую дверь, осторожно ее за собой прикрывают.
— Где мы? — шепчет Иг.
— Похоже на какое-то хранилище документов.
Игги след в след движется за Газманом, ощущая по обе стороны какие-то высокие предметы. Дойдя до дальней от двери стены, Газ садится на корточки:
— Пригнись-ка, на всякий случай. У тебя голова из-за шкафов вылезает.
Игги пригибается, и тут они слышат, что где-то совсем рядом разговаривают двое.
— Но что вы хотите, чтобы я сделала, мистер Пруит, — женский голос звучит взволнованно и расстроенно.
— Я хочу, чтобы вы сделали все возможное, чтобы эти файлы потерялись, — гремит директор. — Уничтожить мы их не можем, но и отыскать их тоже не представляется возможным. Я что, неясно выражаюсь, или это вы совсем отупели?!
— Нет, но…
— Никаких но! — отрезал директор. — Я уверен, что такая простая задача даже вам, мисс Кокс, вполне по силам. Положите файлы туда, куда вы найдете нужным, но где никто другой даже и смотреть не подумает. Еще раз повторить, или уже дошло?
Игги потряс головой. Какая все-таки мерзкая скотина, этот директор. Давно пора его кому-нибудь проучить.
— Поняла, поняла, все будет исполнено, — слышит он и думает: «Такой голос бывает только у проигравших».
— Вот и приступайте.
Игги слышит скрежет каблуков мистера Пруита. Видно, он развернулся и, постукивая палкой, двинулся прочь, а мисс Кокс завздыхала прямо под их с Газом дверью. Потом дверь отворилась, слегка зажужжала над головой лампа дневного света, и Игги почувствовал, как напрягся рядом с ним Газ.
Загремел открывающийся металлический ящик. Зашелестели бумаги, и ящик с треском закрылся. «Ну, уходи же скорей», — молится про себя Иг. Но шаги только приближаются. «Немедленно повернись и выйди», — если бы он только мог воздействовать на людей, как Ангел. Рядом с ним застыл Газзи — не шевелится и почти не дышит.
Господи, если их найдут, мало им не покажется.
Щелчок выключателя, удаляющиеся шаги, и дверь закрывается снова.
Газ наконец выдохнул.
— Чуть не попались, — прошептал он пересохшим ртом. — Делаем ноги!
Мальчишки уже почти добрались до лестницы, когда наверху снова скрипнула дверь. Они замерли и прислушались. А в следующий момент снова зазвучали голоса в другом конце подвала. Они окружены.
— Черт! Ловушка! — паникует Газ.
— У тебя эта штучка с собой?
— Да, но Макс…
— Нас сейчас засекут, — перебил его Игги. — Давай, доставай нашу хреновину.
64
— Ну ты даешь! Жуть какая-то, — говорю я Надж. Мы с ней сидим в школьной библиотеке, и она, даже до него не дотрагиваясь, извлекает из компьютера нужную информацию. Нам и помощь мистера Лазара не понадобилась. Перво-наперво, мы вошли в блог Клыка — он каждый день добавляет туда комментарии. Что с нами ни случится, на все у него готова «заметка дня». А теперь он еще и рисунки добавлять стал. Потом Надж поискала новые упоминания о Тер Борчте и о детях, пропавших в те годы, когда мы родились. Точного месяца ни один из нас не знает, но в годе своего рождения мы все абсолютно уверены.
— Так, я думаю, что четырнадцать лет назад — самый вероятный год что-нибудь обнаружить. Вас тогда трое родилось. — Надж с головой влезла в компьютер. — На этот год и посмотрим. Правда, конечно, может случиться, что кто-то родился в конце одного года, а кто-то в начале следующего. — Она скользит вниз по списку интернетских ссылок. — Но в целом, мне кажется…
— Ваши изыскания какое имеют отношение к школьным занятиям? — Этот холодный, пропитанный ненавистью голос может принадлежать только одному директору.
— Мы смотрим газетные статьи, — не моргнув глазом, отвечает Надж. — Задание по гражданскому праву.
Вот это смекалка! Такое на ходу придумать! Врет и не краснеет!
— Значит, по гражданскому праву, — мистер Пруит обнажил зубы в зловещем оскале. — И к какой же теме, в какой части программы?
Это уже слишком! Без подготовки импровизация на эту тему не получится.
В библиотеке повисает мертвая пауза. Мистер Пруит и я смотрим друг на друга с удивлением, его клочкастые брови напряженно сходятся на переносице, и… Школу сотрясает пожарная сирена.
С минуту все остолбенело стоят как вкопанные. Но тут с потолка раздается громкое шипение, и безотказно сработавшая противопожарная поливалка включает над нами ледяной душ.
— Что? Что все это значит?! — орет не своим голосом директор.
Если это он меня спрашивает, то я ему все равно не скажу, что, на мой взгляд, это значит, что Игги и Газман только что скакнули на самую верхнюю строчку в моем списке первостатейных неприятностей.
Народ с воплями проталкивается к дверям. Мистер Лазара сложил ладони рупором и кричит:
— Дети, постройтесь. Соблюдайте очередность!
А мистер Пруит рванул к выходу, кося учеников палкой. Его главная задача — выйти сухим из воды.
Отряхивая по-собачьи мокрую курчавую голову, Надж весело смеется:
— Никогда не думала, что в школе будет такая развлекуха!
65
— У меня есть все основания исключить вас всех сию же минуту! — вопит мистер Пруит.
С интересом за ним наблюдаю и прикидываю, хватит его сейчас инфаркт или нет. Судя по налившейся кровью физиономии и вздувшейся на лбу вене, можно предположить, что 60–65 % в пользу инфаркта.
Мы все шестеро, насквозь мокрые, стоим у него в кабинете. Не прошло и полчаса с тех пор как от школы отъехала последняя пожарная машина, а Пруит уже всех нас вместе призвал к себе на судилище. Мы устали, нам холодно. И если чего и хочется, так это поскорее убраться восвояси.
Но не-е-ет!
Сначала надо перетерпеть директорскую экзекуцию. Насладиться отрадным его сердцу процессом стирания нас в порошок. По сравнению с нападением ирейзеров, его вопли — детские игрушки. Но противно ужасно. И день, считай, испорчен.
— Надо было давно от вас избавиться! Сразу после вонючей бомбы! Но я, дурак, по доброте душевной пожалел вас, дал вам шанс исправиться. А вы… вы… вы грязные крысы из уличной клоаки.
Вот это новость!
Мы уже были и злодеями, и негодяями, и пробирочным отродьем. А вот крысы из клоаки — это что-то новенькое.
Мистер Пруит остановился перевести дыхание, и я воспользовалась моментом:
— Мои братья к вонючей бомбе никакого отношения не имеют. Вы их вину никогда не доказали. И теперь ваши обвинения снова абсолютно безосновательны. Исключительно не по-американски. Так в нашей свободной демократической стране не делают.
Я думала, его сейчас кондрашка хватит. Но не хватила. Он даже на ногах устоял. Устоял и наклонился к Газзи. Хвать его за руку. Сжал, поднял и трясет газзиной рукой в воздухе как сумасшедший.
Сердце у меня упало — руки у Газмана черны от пороха, впитавшегося в кожу при взрыве бомбы.
— А еще чем докажете? — Хоть это и веский довод, но меня уже не унять.
Директор вот-вот лопнет от ярости. Но в этот момент секретарша вводит в кабинет Анну.
Все-таки она не напрасно в ФБР работает. Какими-то своими тайными ухищрениями она утихомиривает Пруита, а нас загоняет в машину.
С полмили едем в гробовой тишине, а потом она все-таки зарядила:
— У вас была уникальная возможность… Я-то надеялась…
Она трындит и трындит, но я отключилась и смотрю в окно на уже меркнущие осенние краски. Обрывочные слова прорываются в мое сознание: «под домашний арест», «сплошные неприятности», «разочарование-огорчение», «никакого телевизора». И так далее и тому подобное.
Мы молчим. Уже сто лет мы не давали отчета никаким взрослым. И теперь не собираемся.
66
Что до Анны так и не дошло, так это то, что всего каких-то несколько недель мы спали в туннеле метро и добывали себе еду где придется. Так что она не слишком нас напугала своим «никуда не пойдете» и «телевизор запрещаю».
— Все равно целый дом в нашем распоряжении, — констатирует Надж шепотом, — и книжек вагон, и еды полно.
— Да-а-а! Зато десерта не дадут… — гундит Тотал. — И мне не дадут, а я тут вообще ни при чем.
— Ага, еда едой, а сладкого ничего не будет, — вторит ему Газ.
Тут я не выдерживаю.
— Чья бы корова мычала, а твоя молчала! Кто виноват-то? Не ты, что ли? Вы с Игги опять облажались. Сколько можно просить вас не носить в школу взрывчатку!
— Мы зато слышали, как директор просил мисс Кокс файлы какие-то намертво спрятать, — напоминает мне Газ. — Если их найти, у нас, может, против него козыри какие появятся.
— А как насчет сидеть тише воды ниже травы, пока не смотаем отсюда удочки? Не мстим, никакой разведдеятельностью не занимаемся. Просто тихо-спокойно сидим остаток дней до отлета.
— А сколько мы еще здесь пробудем? Ты уже решила, когда мы отчалим? — спрашивает Ангел.
— Решила. Две недели назад.
— А можно остаться до после дня Благодарения? — Надж совершенно расканючилась. — Мы еще никогда не ели праздничного обеда. Пожалуйста…
Я неохотно соглашаюсь:
— Если никто еще какого-нибудь сюрприза не учинит.
Поднимаюсь наверх и направляюсь в свою комнату. Проходя мимо Анниной двери, слышу, как у нее работает телевизор. Услышав слова «пропавшие дети», останавливаюсь и прислушиваюсь:
— Сообщения о недавних исчезновениях детей в нескольких американских штатах вызвали горькие воспоминания у родителей, чьи дети пропали много лет назад. Мы беседуем с мистером и миссис Гриффитц, чей единственный сын исчез из местного роддома вскоре после рождения.
Я замерла. Гриффитц, по нашим сведениям, — фамилия Игги. По крайней мере, я помню, что эту фамилию мы прочитали в институтских бумагах, пока их еще можно было как-то разобрать. Но там же было написано и то, что отец Игги умер. Так кого же показывают по телевизору? Это Иггины родители или нет? Как загипнотизированная, придвигаюсь вплотную к двери, чтобы в приоткрытую щелку можно было посмотреть на экран. Слышу, как в ванне Анна чистит зубы.
— Вы думаете, что после четырнадцати лет становится легче? — грустно говорит женщина. — Уверяю вас, не становится. Душа и теперь болит, как в самый первый день.
Четырнадцать лет? Гриффитц… Может, Игги все-таки их сын?
Репортер исчез с экрана. Крупный план показывает только мужчину, обнимающего жену за плечи. У обоих на лицах написана глубокая печаль.
И еще.
Женщина ужасно похожа на Игги.
67
Сквозь занавесь волос, вечно свисающих у него на глаза, Клык пристально вглядывается в меня, а я лихорадочно шепчу ему:
— Они стояли перед домом. Я довольно хорошо его разглядела. Если увижу, думаю, узнаю.
Уже поздно, и все спят. Я нарочно долго дожидалась, чтобы рассказать Клыку, что я увидела:
— Их фамилия Гриффитц. Их ребенок пропал четырнадцать лет назад. У них был сын, мальчик. И женщина — просто вылитый Игги.
Клык в раздумье качает головой:
— Как-то не верится, что ты вот так все это случайно по телику увидела.
— Да понимаю, конечно, понимаю. Но подумай сам — не может же это быть подсадной уткой. Как это могли так подстроить. Нам ведь телик сегодня даже смотреть было запрещено. Я вот что думаю, давай слетаем проверить.
Но Клыка продолжают одолевать сомнения:
— Ты что, каждый жилой дом в Вашингтоне проверять собираешься? Отдаешь себе отчет, сколько их, домов-то?
— Позади того дома — большая мрачная церковь. Совсем рядом, как будто прямо у них во дворе. Старая. И шпиль очень высокий. Разве много таких церквей и таких домов?
Клык вздыхает:
— Под миллион наберется.
— Клык! Мы не можем это не проверить. Столько информации у нас еще никогда не было!
— Но мы же под домашним арестом, — пытается он возразить с недрогнувшим лицом.
Секунду молча смотрю на него — и мы оба складываемся пополам от хохота.
68
— Что с тобой? — Я беспокоюсь. Клык весь вечер ведет себя как-то не так. А теперь мы кружим над Вашингтоном, а он все вытирает и вытирает со лба пот и все время передергивает плечами.
— Мне жарко. Ничего не болит — только жарко очень.
— Как мне было? Помнишь, когда я скорость развила колоссальную? Подожди теперь. Через неделю полетишь, как Конкорд. Или ты умираешь — одно из двух. — Я ему широко улыбаюсь, но он не реагирует. — Что, тебе очень плохо?
— Нет, я просто кое о чем подумал. Во мне ведь есть твоя кровь.