Сказка
Серый кот Бамбур прыгнул на забор, где сидел черный кот Бурбам, и выпалил ему потрясающую новость.
— Слушай, в нашем городе появилась очень странная собака. Рыжая-рыжая. И она совсем не нападает на кошек.
Бурбам настороженно покосился одним глазом на Бамбура, но известие это было таким удивительным, что Бамбур и Бурбам первый раз за всю свою жизнь не затеяли драку.
Ну, а если перебежать дорогу перед самым ее носом?— мрачно спросил Бурбам.
— Слушай, уже три кота пробовали это сделать.
— Ну, и что?
— Слушай, она даже не посмотрела в их сторону.
— Ну, а если фыркнуть прямо ей в морду?
— Слушай, и это пробовали.
— Ну, тогда она просто никакая не собака,— отрезал Бурбам и сделал вид, будто ему плевать на рыжую собаку.
А хозяин Бамбура прибежал к хозяину Бурбама и, еле отдышавшись, торопливо зашептал. — Слушай, что я сейчас узнал. — Ну, что же ты узнал? — спросил хозяин Бурбама.
— Слушай, в нашем городе появилась собака с золотой шерстью.
— Ну, и плевать мне на нее с высокой колокольни. Мало ли рыжих собак таскается по земле!
— Слушай, у этой собаки шерсть из настоящего чистого золота.
— Ну, хорошо, если ты с утра напился как свинья, то не болтай глупости и иди-ка своей дорогой.
— Слушай, все, что я говорю,— чистая правда. Клянусь подошвами своих клиентов!
Да, я забыл вам сказать, что хозяин кота Бамбура был сапожником, а для сапожника это очень серьезная клятва. И хозяин кота Бурбама поверил.
— Ну, тогда надо поймать эту собаку, остричь ее и разбогатеть.
— Слушай, в том-то и дело, что она никому не дается в руки.
— Ну, а что ей тогда нужно в нашем городе? — Слушай, все дело в том, что она ищет себе хозяина.
— Ну и прекрасно! Я согласен быть ее хозяином.
— Слушай, все не так просто, как ты думаешь. Она хочет, чтобы у ее хозяина было доброе сердце. — У меня доброе сердце.
— И у меня тоже. Но ей нужно не такое, как у нас, а совсем, совсем доброе.
— Ну, ты говоришь ерунду! Надо устроить облаву, поймать ее и остричь. И, клянусь всеми швами на камзолах моих клиентов, я это сделаю!
Теперь вы, наверно, уже догадались, что хозяин кота Бурбама был портным. Он произнес грозную портновскую клятву, но сапожник только головой покачал.
— Слушай, даже если ты сумеешь ее поймать и остричь, кроме рыжей собачьей шерсти, у тебя в доме ничего не прибавится. Надо, чтобы она сама этого захотела. Только тогда ее шерсть превратится в золото.
— Ну и чудеса! В таком случае надо сделать ей подарок. Перед хорошим подарком никто не устоит. Даже наш бургомистр.
— Она устоит,— ответил сапожник, а сам торопливо попрощался и побежал срочно делать красивые сапожки, размером как раз на собачью ногу. Как только сапожник ушел, портной скинул со стола плащ, который он шил для пекаря, вынул из сундука самую красивую ткань и начал кроить изящный собачий камзол. Ему уже приходилось делать такие камзолы для богатых господ...
И слухи о Золотой собаке понеслись по городу с такой скоростью, что даже самый знаменитый чемпион мира по бегу не смог бы их догнать. В этом городе в домах были очень толстые каменные стены. Но что удивительнее всего: чем толще были стены домов, тем быстрее просачивались сквозь них слухи. Прямо даже не просачивались, а проскакивали.
Весь город переполошился. Бедные мечтали разбогатеть, а богатые — стать еще богаче. И все сквозь прикрытые ставни следили за своей улицей: не появилась ли на ней Золотая собака. В некоторых семьях даже дежурство установили, чтобы не пропустить свое счастье.
А рыжая собака бегала по городу, принюхивалась и прислушивалась, и на той улице, где она появлялась, сразу распахивались ставни, открывались окна, хозяева этих окон высовывались наружу так, что чуть не сваливались вниз, и, стараясь перекричать друг друга, хвалились своей щедростью и добротой.
Когда рыжая собака, быстро перебирая своими короткими лапами и подрагивая длинными ушами и квадратной симпатичной мордочкой, вбежала на улицу пекарей, они все разом закричали.
— Эй, сосед,— закричал пекарь в белом колпаке пекарю в желтом колпаке,— я выпекаю самый лучший хлеб во всем городе! Приходите в гости, я могу угостить вас этим хлебом!
— Вы ошибаетесь, мой сосед,— вежливо прокричал ему пекарь в желтом колпаке,— лучший хлеб в городе как раз выпекаю я, и как раз я могу угостить вас этим хлебом!
А как только она стала поворачивать на улицу шляпников, живущий в угловом доме пекарь в розовом колпаке закричал живущему напротив шляпнику:
— Господин шляпник, я принял очень важное решение! Я буду всю жизнь дарить вам каждый день по одному кренделю! Совершенно бесплатно!
— Опять ты готовишь мне какой-то подвох, негодяй! — крикнул шляпник. Но в этот момент он увидел Золотую собаку и сразу перестроился: — Я вас понимаю. Конечно, я вас понимаю. И в знак благодарности буду дарить вам каждый год новую шляпу. Бесплатно! Как говорится, благодарность за благодарность! — И он попытался рассмеяться как можно добродушнее.
Но Золотая собака пробежала и мимо его улицы. А как только она пробежала, пекарь в белом колпаке спросил пекаря в желтом: — Так ты говоришь, что твой хлеб лучше? — В тысячу раз! — ответил пекарь в желтом. — Ну, так и подавись своим хлебом! — крикнул пекарь в белом колпаке и захлопнул окна и ставни.
Пекарь в желтом колпаке закричал что-то злое и грозное и так при этом высунулся из окна, что вывалился на мостовую и разбил себе нос. Но пекарь в белом колпаке ничего этого уже не слышал, и никто ничего не слышал, потому что все захлопнули свои окна и ставни. Ведь стены в этом городе были такие толстые, что ругани соседей за ними не было слышно. Слухи просачивались, а ругань оставалась снаружи. Никому не хочется впускать в свой дом чужую ругань. Достаточно и своей.
А Золотая собака бежала дальше. И, как только она вбежала на улицу Башмачников, хозяин кота Бамбура выскочил на улицу и закричал:
— Слушайте, госпожа Золотая собака! Смотрите, какие я приготовил для вас сапожки. Ни одна собака на свете не будет иметь таких сапог!
Но Золотая собака только мельком глянула на хозяина кота Бамбура и пробежала мимо. Башмачник ужасно разозлился и прокричал ей вслед:
— Чтоб у тебя ноги переломились без таких башмаков! И чтобы все они были в сплошных занозах! И чтоб...
Но что еще пожелал ей башмачник, она не услышала, так как повернула за угол нового дома, и перед ней встал хозяин кота Бурбама с камзолом в руках и с расплывающейся на лице улыбкой. Он целый час тренировал эту улыбку перед зеркалом.
— Ну, сказки,— спросил он Золотую собаку таким добродушным голосом, что даже сам удивился,— скажи, видела ты когда-нибудь такой замечательный собачий камзол? Да если ты его наденешь — все остальные собаки нашего города подохнут от зависти!
Золотая собака грустно посмотрела на сияющего камзольщика, проскочила между его ног и бросилась бежать дальше.
— Пусть тебя в таком же камзоле в гроб положат,— завопил рассвирепевший портной и от злости даже разорвал камзол на мелкие клочки.
Золотая собака бросалась из одной улицы в другую, из одной в другую и, наконец, выбежала на окраину, где стоял столбик с указательной стрелкой в сторону другого города. Она оглянулась последний раз на последнюю улицу, и печальная слеза выкатилась из ее глаза. И в этом городе она не нашла себе хозяина. У здешних домов были слишком толстые стены. А за толстыми стенами жили люди с толстой кожей. Но под толстой кожей никогда не бывает добрых сердец. Под толстой кожей доброму сердцу нечем дышать.
Золотая собака побежала в другой город, торопливо перебирая своими короткими лапами, и вдруг увидела впереди мальчишку. Он вприпрыжку бежал по дороге, стараясь не смять и не выронить бережно зажатое в руке пирожное. И весело пел в такт своей припрыжке:
Жить на свете хорошо,
Туки-туки-тики.
Дождь покапал и прошел,
Туки-туки-туки-тики.
Дождь покапал и прошел,
Будто он и не был.
Жить на свете хорошо
Солнце светит с неба.
Надо жить и не тужить.
Хорошо на свете жить.
Туки-туки-туки-тики.
Мальчик пел песню и сам с удивлением прислушивался к словам. Он услышал ее давно и сразу запомнил — так она ему понравилась. Просто не было подходящего случая, чтобы спеть эту песню. Ведь жилось ему не так-то уж хорошо и даже, прямо скажем, плохо. Но ведь те, кому всегда хорошо, даже не замечают этого, а те, кому всегда плохо, умеют радоваться самым маленьким радостям. Не порадуешься сегодня — когда еще придется порадоваться?
Он жил с отцом, который был ему совсем не отец, а только считался отцом, и с матерью, которая была ему совсем не мать, а только считалась матерью. Они взяли его жить к себе, как они говорили, «из милости», но никакой милости от них он не видел. Только раз в четыре года, в день его рождения, который они сами назначили, как раз двадцать девятого февраля, они собирали всех соседей и при всех давали ему одну монетку, чтобы он сбегал в город и купил себе одно пирожное.
И вот теперь он возвращался с этим пирожным домой.
Золотая собака догнала его и побежала рядом, но все-таки на безопасном для нее расстоянии.
Мальчик остановился, и собака тоже остановилась.
— Ой, какая ты чудная... Я никогда не видел таких собак. Можно, я тебя поглажу?
Собака подошла к нему поближе, и он погладил ее свободной рукой.
Пирожное запахло так вкусно и так рядом, что Золотая собака зажмурилась, а потом открыла глаза и вопросительно посмотрела на счастливого обладателя такой вкусноты.
А он подумал, что она хочет с ним познакомиться, и торопливо сказал: — Меня зовут Мальчик.
Нет, он ни капельки не пошутил. Он сказал правду.
Его действительно звали Мальчик. Вообще-то у него, наверно, было имя, но никто этого не знал. — Эй, Мальчик! — Эй, ты, Мальчик!
— Куда делся этот отвратительный Мальчик? — Чтоб он пропал, противный Мальчишка! Дома никто не называл его по имени. И соседи не называли его по имени. И на улице не называли его по имени. А если человека никто не называет по имени, значит, он просто человек. Когда очень старый, то — старик. Когда не очень старый, то — дяденька. Когда совсем маленький, то — мальчик. Это обидно и старику, и дяденьке, и мальчику. Но мы так редко замечаем чужие обиды.
Мальчик, наконец, понял, что собака все время поглядывает на пирожное. Оно лежало на ладони— длинное, закрученное, из горлышка у него торчал желтый, наверное, еще теплый крем, и все оно было такое поджаристое-поджаристое.
Мальчик вздохнул, разломил пирожное пополам и половину протянул собаке.
Ей хотелось проглотить его сразу, такая она была голодная, но она съела свою часть пирожного вежливо, не торопясь и с удовольствием облизнулась. Тут уж ничего не поделаешь. У собак это считается высшим проявлением этикета. Иначе как же люди поймут, что собака довольна?
И Мальчик тоже съел свою половину. Съел, зажмурился и постарался запомнить вкус пирожного на долгое-долгое время. На целых четыре года. А когда открыл глаза и посмотрел на собаку, то сразу же догадался:
— Ой, ты, наверное, та самая Золотая собака, которую все хотят поймать?
Золотая собака кивнула мордочкой, и шерсть на ней встала дыбом, словно она предлагала Мальчику взять себе любой, самый толстый волосок. Но Мальчик снова вздохнул: — Нет, я тебя стричь не буду. Все равно я не могу разбогатеть больше чем на одно пирожное. И то раз в четыре года. Все остальное у меня отнимут.
Шерсть опустилась и снова стала гладкой, а собака еще ласковей посмотрела на Мальчика.
— Знаешь,— грустно улыбнулся Мальчик,— меня ведь тоже все время хотят поймать. Им просто доставляет удовольствие ловить меня на каждом шагу.
И, увидев удивленные собачьи глаза, объяснил:
Если я задумаюсь и меня поймают, то сразу кричат: «Опять ты ничего не делаешь, негодный Мальчишка!» И тут же я получаю подзатыльник. А если не проснусь раньше первого петуха, то меня тоже ловят на месте преступления и дают два подзатыльника. А поймают с какой-нибудь игрушкой — три. За то, что поглажу кошку,— четыре. Я даже пробовал считать. За день набирается штук двадцать, не меньше. Он взглянул на солнце и испуганно прошептал:
— Ой, мне пора.
Мальчик торопливо погладил собаку и пустился бежать в сторону своего дома. Золотая собака осталась одна на дороге. Она стояла и думала.
И глядела в спину убегающего Мальчика. Думала, думала, потом решительно махнула своим коротким хвостиком и побежала вслед за ним...
Когда Мальчик, еле дыша от быстрого бега, влетел во двор дома, где он жил, отец, который только считался отцом, но на самом деле никаким отцом не был, затопал ногами и закричал:
— Где ты шлялся, негодный Мальчишка? Да я тебе...
Но тут он увидел вбежавшую следом за Мальчиком во двор собаку и замер на полуслове, вытаращив от удивления глаза.
— Не бейте ее, пожалуйста,— жалобно попросил Мальчик.— Это очень хорошая собачка. Мы подружились с ней по дороге из города.
— Разве ты видел когда-нибудь, чтобы я тронул пальцем хоть одну собаку? Да я лучше палец себе отрублю. Собак бить нельзя. Собака — лучший друг человека., Милости прошу в гости. Заходите, не стесняйтесь.
Мальчик даже рот раскрыл от удивления. Он и предположить не мог, что его отец, который только считался отцом, а на самом деле никаким отцом не был, может так разговаривать. Так вежливо и красиво. «Может быть, это и вправду волшебная собака,— подумал он,— раз вокруг нее совершаются даже такие чудеса». — Жена, иди-ка скорее сюда! Мать, которая только считалась матерью, а на самом деле никакой матерью не была, выскочила на крыльцо со сжатыми кулаками, но муж шепнул ей что-то на ухо, и она с причитаниями бросилась к Мальчику:
— Сыночек, как же долго тебя не было! Мы так волновались, так волновались!
Она оглянулась на мужа, и тот одобрительно кивнул головой.
— Ты, наверно, голодный? Идем, я тебя покормлю... А это кто с тобой? Собачка?.. Ух, какая симпатичная! Можешь взять ее с собой. Вместе покушаете. За столом для всех место найдется.
И в доме начались чудеса. Собственно говоря, никто ни во что не превращался, но чудеса все-таки начались.
Не появилось вдруг скатерти-самобранки, и все-таки она появилась.
Во двор ворвались все три пекаря — в белом, желтом и розовом колпаках,— притащили громадные корзины булок, кренделей, пирожков, и все втроем заголосили:
— Когда вы станете самыми богатыми людьми в мире, не забудьте, что это я первый принес вам бесплатный подарок!
Только они ушли, почтительно пятясь задом и беспрерывно кланяясь, во двор ворвался хозяин овощной лавки, а за ним — мясной, а потом сапожник и камзольщик, и все они предлагали бесплатные подарки, но просили запомнить, что это именно они сделали именно эти подарки. К вечеру у ворот дома стояла длиннющая очередь с подарками, и за всей этой суматохой хозяева совсем забыли про Мальчика и собаку.
А они бегали по соседнему лесу, кувыркались на полянках среди цветов и мягкой зеленой травы, купались в озерах и пели веселую песенку:
Все на свете хорошо, Туки-туки-тики.
Собственно говоря, пел один Мальчик, а собака только подвизгивала и подлаивала ему в такт. — Друг, за мной!
И они снова неслись между деревьев, обгоняя друг друга. Ведь надо же как-то называть собаку. А так как Мальчик не знал ее имени и сказать ему она ничего не могла, то он назвал ее Друг. Собака в ответ кивала головой и радостно махала хвостиком, что означало: «Ты мне друг, и я тебе друг. И наконец-то все хорошо». Они вернулись домой только поздно вечером, и Мальчик впервые в жизни за целый день не получил ни одного подзатыльника.
А отец, который только считался отцом, но на самом деле никаким отцом не был, протянул Мальчику ножницы и сказал: — Пойди и попроси у нее несколько волосков. Мальчик взял ножницы, пошел к собаке, и она сразу же вздыбила несколько волосков, чтобы удобнее было их отрезать...
Еле-еле дождавшись утра, муж и жена бросились со всех ног в город к главному городскому ювелиру. Они так волновались, что у них даже руки тряслись. Но волоски Золотой собаки оказались действительно золотыми, и ювелир быстро обменял их на большие серебряные монеты.