— Пустая болтовня. Ты стараешься меня совсем сбить с толку. Скорее всего, ты и есть тот никчемный призрак, который влез в мое зеркало.
— Тогда проверь меня. Отнеси зеркало куда-нибудь подальше. И спрячь. Ты убедишься, что я останусь при тебе.
— Никуда я свое зеркало не понесу. Я его очень берегу, ты знаешь.
— Тебе не навечно с ним надо расстаться, только на одну минуту. Положи его где-нибудь в самом конце прохода, вернись сюда и прислушайся — здесь я или нет.
Мерле подумала и согласилась. Она отнесла зеркало метров за пятнадцать от начала расщелины. По пути пришлось перелезать через кучи мусора и всяких отбросов, накопившихся здесь за многие годы, и отшвыривать ногами крыс, цеплявшихся за башмаки. Наконец вернулась на прежнее место без зеркала.
— Ну? — спросила Мерле тихо.
— Здесь я, здесь, — приветливо ответил голос.
Мерле вздохнула.
— Значит, ты продолжаешь утверждать, что ты — Королева Флюирия?
— Я никогда этого не утверждала. Так полагаешь ты.
Мерле бросилась назад за зеркалом, схватила и крепко прижала к себе. Тут же сунула его поглубже в платье и застегнула карман на кнопку.
— Ты сказала, что пользуешься моими словами и моими мыслями. Значит ты можешь и моей волей распоряжаться?
— Даже если бы могла, я бы этого не делала.
— А тебе можно верить?
— Верь мне.
Уже второй раз за ночь от Мерле требовали полного доверия. Ей это решительно не нравилось.
— А не может ли так оказаться, что все это мне только кажется?
— Сама ты что предпочла бы? Чтобы с тобой говорил кажущийся голос или подлинный?
— Ни тот, ни другой.
— Обещаю тебе пользоваться твоими услугами только по необходимости.
Мерле вытаращила глаза.
— Моими услугами?
— Мне нужна твоя помощь. Египетский лазутчик и предатели не успокоятся, пока снова не завладеют мною. Они будут за мной охотиться. Мы должны покинуть Венецию.
— Покинуть город? Нет, это невозможно! Осада длится уже больше тридцати лет, и никому еще не удалось прорвать кольцо.
Голос звучал подавленно и грустно.
— Я сделала все, что смогла, но в конечном итоге уступила хитроумию врагов. Я больше не могу защищать Лагуну. Нам надо искать иные пути.
— Но… но что будет с людьми? И с русалками.
— Никто не может помешать вторжению египтян. Сейчас они еще не знают, где я и что со мной. Их растерянность дает нам отсрочку. Но скоро им все станет известно. Городу осталось мало времени дышать свободой.
— Перед смертью не надышишься.
— Да, — подтвердил печальный голос. — Осталось очень мало времени. Но как только Фараон установит свою власть в Лагуне, он начнет тебя разыскивать. Посланец знает тебя в лицо. Он не успокоится, пока не найдет тебя и не прикончит.
Мерле подумала о Юнипе и о Серафине, об Арчимбольдо и об Унке. О всех тех, кто успел стать ей дорог. И она должна всех этих людей бросить и бежать?
— Нет, не бежать, — возразил голос, — а отправиться на поиски. Я Лагуна. Я ее никогда не отдам. Если погибнет она, погибну и я. Но мы должны оставить город и отправиться за помощью.
— За городом нет больше никого, кто бы мог нам помочь. Египтяне весь мир накрыли своей Империей.
— Возможно. А может быть — нет.
Мерле была по горло сыта загадочными намеками и недомолвками, хотя у нее уже почти не оставалось сомнений, что голос в ее голове действительно принадлежит Королеве Флюирии. Но если в ее родном городе Королеву боготворили и почитали, то она никакого благоговейного трепета перед Королевой не испытывала. И вообще никого не просила, чтобы ее втягивали во всю эту катавасию.
— Сначала я пойду в мастерскую, — заявила Мерле. — Мне надо поговорить с Юнипой и с Арчимбольдо.
— Мы теряем драгоценное время.
— Так я решила, — упрямо буркнула Мерле.
— Делай, как хочешь.
— Значит, ты не будешь стараться меня отговорить?
— Нет.
Ответ очень удивил Мерле, но и вернул ей некоторое чувство собственного достоинства.
Она было собралась вылезать из расщелины обратно в переулок, как голос снова заговорил.
— Погоди, есть еще кое-что.
— В чем дело?
— Я не могу долго находиться в флаконе.
— Почему?
— Кварцевое стекло сковывает мои мысли.
Мерле засмеялась.
— Значит, придется поменьше размышлять!
— Нет, мне придется умереть. Моя суть должна быть связана с живыми существами. В воде Лагуны их полным полно. А флакон изготовлен из холодного мертвого стекла. Я увяну, как растение, лишенное света и земли.
— Как же тебе помочь?
— Ты должна меня выпить.
У Мерле вытянулось лицо.
— Тебя… выпить?
— Мы должны стать единым целым, ты и я.
— Ты и так сидишь в моей голове. Теперь тебе хочется подчинить меня всю, с головы до ног? Знаешь, как говорится, дай кое-кому палец, он и всю…
— Я умру, Мерле. И Лагуна умрет со мной.
— Ты просто берешь меня за горло, тебе не кажется? Если я тебе не помогу, все умрут. Если я тебя не выпью, — все умрут. Что еще скажешь?
— Выпей меня, Мерле.
Мерле вынула флакон из кармана. Граненое стекло искрилось и мерцало.
— Нельзя придумать ничего другого?
— Нет.
— А как ты… Я хочу сказать, как ты сможешь из меня потом выбраться? И когда?
— Когда придет время.
— Я ожидала, что ты так скажешь.
— Я не стала бы тебя просить, если бы у нас был выбор.
Мерле вдруг пришло в голову, что выбор-то есть. Взять да и вышвырнуть пузырек подальше, и забыть про все, что случилось этой ночью. Нет, себя не обманешь. Разве забыть Серафина, встречу с египетским посланцем, Королеву Флюирию?
Иной раз чувство ответственности так незаметно подкрадывается, что не чувствуешь, как оно вдруг навалится и — от него уже не избавиться.
Мерле извлекла пробку из флакона и понюхала. Никакого запаха.
— Какой… хм, какой у тебя вкус? На что похож?
— На все, что хочешь.
— И на свежую малину?
— Конечно.
Немного поколебавшись, Мерле приложила горлышко флакона к губам и сделала глоток. Жидкость оказалась чистой и прохладной, как вода. Второй, третий глоток — и она выпита до дна.
— Малиной и не пахнет!
— Чем же?
— Вообще ничем.
— Разве тебе повредило, что ты настроила себя на этот запах?
— Я не терплю, когда из меня дурочку делают.
— Больше этого не будет. Как ты себя теперь чувствуешь?
Мерле прислушалась к себе, но никаких новых ощущений не заметила. Впрочем, в пузырьке могла быть и простая вода.
— Так же, как и раньше.
— Хорошо. Теперь выброси пустой флакон, его не должны найти у тебя.
Мерле заткнула стеклянный флакончик пробкой и зарыла в куче мусора. Постепенно до ее сознания доходил весь смысл того, что она сделала.
— Значит, теперь во мне — Королева Флюирия? Это правда?
— Она была с тобой всегда. И в каждом, кто в нее верит.
— Вот так же все священники говорят, в каждой церкви проповедуют…
Голос в ее голове вздохнул.
— Ну, если тебе надо убедиться… Да, я теперь в тебе. Действительно в тебе.
Мерле нахмурилась и пожала плечами.
— Ладно, только больше ни во что не превращайся.
Голос не отвечал. Мерле сочла молчание за сигнал к действию. Она быстро выбралась из своего тесного убежища и помчалась по переулкам к каналу Изгнанников. На бегу старалась держаться ближе к домам, чтобы никто ее не заметил сверху, с воздуха. Небо, небось, кишит гвардейскими львами.
— Я так не думаю, — возразила Королева Флюирия. — Меня предали только три правителя, а в их распоряжении лишь небольшая часть Гвардии. Каждому дожу-правителю положено иметь не более двух летучих львов. Следовательно, всего сейчас в небе — не более шести.
— Не более шести львов, чтобы одну меня найти и схватить! — вырвалось у Мерле. — Ты очень меня успокоила. Большое спасибо.
— Рада слышать.
— А ты, кажется, про нас, про людей, совсем мало знаешь! Так ведь?
— У меня не было возможности узнать все лучше.
Мерле молча покачала головой. Столько веков поклонялись Королеве Флюирии, обожествляли и возносили ее до небес, а сама Королева об этом даже не знает. Ничего не знает о людях, о том, как много она для них значит. Она — Лагуна. Поэтому для Венеции она — Божество?
— Может ли Фараон быть Богом потому, что египтяне чтут его как Бога? — спросил голос. — Для египтян он — Бог, для вас — не Бог. Божественное видится всем по-своему.
У Мерле не было настроения ломать голову над вопросом о богах и она спросила о другом.
— Это ты в египтянина мое зеркало швырнула и пальцы ему сожгла?
— Нет.
— Значит, само зеркало прыгнуло? Или призрак, который в нем сидит?
— А тебе не подумалось, что ты сама могла бросить зеркало в египтянина?
— Еще что за новости!
— Когда ты слышишь в себе голос, он может быть и твоим собственным голосом. Когда ты совершаешь некоторые поступки бессознательно, именно они оказываются самыми правильными.
— Чушь. Так не бывает.
— Как знаешь.
Больше они не обронили ни слова, но в голову Мерле запала тревожная мысль: что, если ей только чудится, будто она слышит голос Королевы Флюирии? А сама все время разговаривает непонятно с кем. Выходит, что во всех своих поступках она теперь подчиняется не себе самой, а каким-то колдовским силам, которые неизвестно откуда берутся.
Такие размышления нагнали на нее больше страха, чем сознание того, что в ней поселилось нечто чужеродное. Потому что ничего чужеродного она в себе не ощущала. В общем, все жутко перепуталось и вверх дном перевернулось.
Мерле подбежала к устью канала Изгнанников. Праздник еще не окончился, с десяток любителей погулять еще сидели на мостике и беседовали в свое удовольствие или молчали, уставившись в свои кубки. Ни Юнипы, ни мальчишек нигде не было видно. Наверное, они уже давным-давно отправились спать.
Мерле пошла по пешеходной дорожке вдоль канала к мастерской Арчимбольдо. Вода, шурша, плескалась о камень. В последний раз она взглянула на ночное небо и представила себе, как там, недосягаемые для света газовых фонарей и факелов, кружат львы. Гвардисты в темноте ничего не могут разглядеть, но ведь кошки — ночные хищники. Ей казалось, что желтые глаза летучих тварей так и шарят по земле в поисках девочки в мокром разорванном платье, чтобы ее найти и растерзать.
Она постучала в дверь. Никто не ответил. Она забарабанила сильнее. Потом стала колотить в дверь ногами, — грохот разносился далеко окрест. Как же не стучать? Ведь один из львов наверняка мчится сюда, вот он уже снижается, прорезает слои холодного воздуха, потом — пыльную мглу над городом, завесу дыма от костров и каминов, слабый свет фонарей, — и камнем падает прямо на Мерле. Она испуганно взглянула вверх, в небесную темень, и вероятно что-то там узрела — огромные каменные крылья, вытянутые лапы с когтями — и…
Дверь распахнулась. Унка схватила ее за руку и втащила внутрь.
— Что это тебе вздумалось пуститься в бега? — Глаза русалки пылали гневом. Она заперла за Мерле дверь на засов. — От тебя я меньше всего ожидала подобных глупостей…
— Мне надо поговорить с Мастером. — Мерле в страхе оглянулась на входную дверь.
«Там нет никого», — успокоила ее Королева.
— С Мастером? — спросила Унка. Видно, голоса она не слышала. — Или ты не знаешь, который сейчас час?
— Извините. Правда. Очень важное дело.
Она выдержала взгляд Унки и попыталась понять, догадывается ли русалка о случившемся? «Тебя коснулась Королева Флюирия», — сказала Унка не так давно. Ее слова оказались пророческими, прорицание исполнилось сегодня ночью. Ощущает ли она изменение, происшедшее с Мерле? Чует ли постороннее присутствие в ее мыслях?
Как бы там ни было, Унка вдруг перестала упрекать Мерле. Повернулась и коротко сказала: «Пойдем».
Молча дошли они до двери в мастерскую. Здесь Унка задержала Мерле и вымолвила:
— Арчимбольдо еще работает. Он работает каждую ночь. Расскажи ему все, что хочешь рассказать.
С этими словами она исчезла во тьме, ее шаги заглохли в коридоре.
Мерле осталась одна у двери. Она никак не могла решиться поднять руку и постучать. Что сказать Арчимбольдо? Всю правду без утайки? Не сочтет ли он ее сумасшедшей и не выгонит ли из дому? Или того хуже: вдруг поймет, какую опасность она может навлечь на мастерскую и ее обитателей?
Тем не менее в ней росла твердая уверенность в том, что если и рассказывать кому-то обо всем, то именно ему, а не Унке. Русалка боготворила Королеву Флюирию. История, случившаяся с Мерле, могла показаться ей просто святотатством, хвастливой болтовней девчонки, желающей нагнать себе цену.
По ту сторону двери послышались шаги, дверь открылась, и показалось лицо Арчимбольдо.
— Мерле! Ты вернулась!
Она никак не ожидала, что он заметил ее исчезновение. Должно быть Унка ему сообщила.
— Входи, входи! — кивком головы он пригласил ее войти. — Мы уже стали серьезно беспокоиться.
Это было что-то новое. Мерле никогда не видела, чтобы в приюте друг о друге беспокоились. Если кто-нибудь из детей пропадал, его для вида немного поищут и рукой махнут. Ребенком меньше, дышать легче.
В мастерской было тепло. Водяные пары вырывались белыми облачками из многочисленных сосудов, соединенных между собой трубками, шлангами, ретортами. Мастер-зеркальщик приводил в действие свои аппараты только по ночам, когда оставался один. На дневное время откладывал самые обычные дела, чтобы, возможно, не открывать своим ученикам тайны своего искусства. Спал ли он когда-нибудь? Трудно сказать. В глазах Мерле мастер Арчимбольдо был такой же всегдашней частью мастерской, как дубовая дверь и высокие окна с толстыми стеклами, в вековечной пыли которых не одно поколение учеников нацарапывало свои инициалы.
Арчимбольдо подошел к одному из приборов, передвинул какой-то рычажок и обернулся к ней, а из-за его спины, шипя, вырвались к потолку три облачка пара.
— Ну, рассказывай! Где ты была?
По пути в мастерскую Мерле долго думала о том, что же ей следует рассказать Арчимбольдо. Решение давалось нелегко.
— Я не думаю, что вы меня поймете.
— Не беспокойся. Мне нужно только знать правду.
Она глубоко вздохнула.
— Я пришла, чтобы вас поблагодарить. И сказать вам, что у меня все в порядке.
— Ты говоришь так, словно хочешь уйти от нас.
— Я должна покинуть Венецию.
Она ожидала с его стороны всего — насмешки, брани, даже побоев, — но только не того, что он так опечалится. Никакой злости, никаких укоров, одно лишь искреннее сожаление.
— Что же случилось?
И она рассказала ему обо всем. Начиная со встречи с Серафином, про события в заброшенном домике и кончая пленением Серафина и спасением флакона с Королевой Флюирией. Она описывала ему одежду и лица трех предателей, а он каждый раз с досадой кивал, будто ему заранее было известно, о ком идет речь. Она поведала и о голосе в ее голове и, немного смущенно, о том, что выпила содержимое флакона.
Выслушав ее, Арчимбольдо устало опустился на табурет. Вытер платком пот со лба, громко высморкался и швырнул платок в топку. На их глазах огонь обуглил и сжег материю. Они немного помолчали, словно чувствовали, что сгорело и еще кое-что: воспоминание или, скорее, мечты о том, какой могла бы быть жизнь — без египтян, без предателей и колдовских чар, изгнавших Королеву Флюирию из каналов.
— Ты права, — проговорил, наконец, Арчимбольдо. — Быть здесь тебе опасно. И везде в Венеции. А Королева Флюирия может с тобой вместе покинуть город, ибо ты здешняя и сама являешься частицей Лагуны.
— Вы гораздо больше знаете о Королеве, чем нам рассказывали, заметила Мерле.
Он горько усмехнулся.
— Немного больше. Она была важнейшей частью моей работы. Без нее больше не будет волшебных зеркал.
— Но это значит, что… — … что мастерская рано или поздно закроется. Это так. Без воды из Лагуны мое искусство — ничто. Без дыхания Королевы Флюирии, которым овеяно каждое зеркало, мое мастерство бесполезно.