— Не показывай пальцем, — отозвалась мама. — Это колокольня.
Папа поставил фургон вплотную к высокому крыльцу церкви и помог маме выйти, а Лора и Мэри сами перешагнули через борт и остановились, ожидая, пока папа отъедет в тень, распряжет лошадей и привяжет их к кузову.
Люди шли к церкви прямо по траве, поднимались по ступенькам на крыльцо и заходили внутрь. Оттуда доносился тихий торжественный шелест.
Наконец вернулся папа. Взяв на руки Кэрри, он вместе с мамой вошел в церковь. Мэри с Лорой тихонько вошли вслед за ними, и все уселись в ряд на длинную скамейку.
Внутри церковь тоже была совсем такая же, как школа, но хотя в ней собралось очень много людей, каждый звук гулко, словно в пустоте, отражался от новых дощатых стен.
Высокий худощавый человек поднялся на возвышение и встал за высокой кафедрой. Он был одет во все черное, большой галстук у него тоже был черный, а лицо обрамляли темные волосы и густая темная борода. Голос у него был тихий и ласковый. Все опустили головы. Он долго разговаривал с Господом, а Лора все это время тихонько сидела на скамейке и разглядывала свои голубые банты.
Вдруг рядом с ней чей-то голос произнес:
— Пройдемте со мной.
Лора от неожиданности чуть не свалилась со скамейки. Возле нее стояла очень красивая дама и улыбалась ей добрыми голубыми глазами.
— Пойдемте со мной, девочки, — повторила она. — У нас сейчас будет урок в воскресной школе.
Мама кивнула, и Лора с Мэри слезли со скамейки. Они не знали, что в школе по воскресеньям бывают уроки.
Дама привела их в дальний угол церкви. Там уже собрались все девочки из школы. Они вопросительно глядели друг на друга. Дама передвинула скамейки так, что получился квадратный загончик, и села, посадив рядом с собою Лору и Кристи. Когда все остальные расселись по скамейкам, дама сказала, что ее зовут миссис Тауэр, велела всем назвать свои имена и объявила:
— А теперь я расскажу вам одну историю.
Лора очень обрадовалась, но, услышав первые слова миссис Тауэр: «Это история про маленького мальчика, который много лет назад родился в Египте. Его звали Моисей», — перестала ее слушать. Она давным-давно знала, как Моисея спрятали в тростнике. Даже Кэрри, и та все это знала.
Окончив свой рассказ, миссис Тауэр заулыбалась пуще прежнего и сказала:
— А теперь мы все выучим стихи из Библии. Это будет чудесно, правда?
— Да, мэм, — хором ответили девочки.
Миссис Тауэр по очереди прочитала каждой ученице по одному стиху и велела выучить его к следующему воскресенью.
Когда очередь дошла до Лоры, миссис Тауэр обняла ее, улыбнулась почти такой же доброй улыбкой, как мама, и сказала:
— А самой маленькой ученице я задам самый маленький урок. Это будет самый короткий стих во всей Библии!
Лора сразу догадалась, какой это стих. Миссис Тауэр опять улыбнулась и сказала:
— Он состоит всего из трех слов.
Потом она спросила:
— Как ты думаешь, ты сможешь запомнить их и повторить через неделю?
Лора очень удивилась. Ведь она знает наизусть много длинных стихов и даже целых песен из Библии! Но она не хотела обидеть миссис Тауэр и поэтому ответила:
— Да, мэм.
— Ах ты моя славная девочка! — воскликнула миссис Тауэр, а Лора подумала, что она вовсе не ее девочка, а мамина. — Я еще раз прочитаю этот стих, чтобы тебе легче было его запомнить. Всего три слова. Ты можешь повторить их за мной?
Лора смутилась.
— Попробуй! — уговаривала ее миссис Тауэр.
Лора низко опустила голову и шепотом повторила стих.
— Умница! — сказала миссис Тауэр. — Постарайся не забыть его до будущего воскресенья.
Лора кивнула.
Потом высокий худощавый человек снова встал и заговорил. Лоре казалось, что он никогда не кончит говорить. В открытое окно она видела бабочек, которые летали, куда им вздумается. Она смотрела, как на ветру колышется трава. Она слушала, как под крышей тихонько свистит ветер. Она смотрела на свои голубые банты. Она рассматривала свои ногти и удивлялась тому, как аккуратно складываются пальцы ее рук. Если просунуть пальцы одной руки между пальцами другой, получится точь-в-точь такой же угол, как у бревенчатого домика. Она рассматривала дранки в крыше у себя над головой. Ноги у нее болтались, не доставая до пола, и болели, потому что ими нельзя было пошевелить.
Наконец все встали и попытались вместе запеть. Когда эта песня кончилась, больше ничего не было. Можно было ехать домой.
Высокий худощавый человек теперь стоял у дверей. Это и был преподобный Олден. Он пожал руку маме, пожал руку папе, и они начали разговаривать. Потом он поклонился и пожал руку Лоре.
Под его темной бородой сверкнули в улыбке зубы. Глаза у него были голубые и добрые. Он спросил:
— Тебе понравилась воскресная школа, Лора?
И Лоре школа вдруг понравилась.
— Да, сэр, — отвечала она.
— Тогда приходи в следующее воскресенье! — сказал он. — Мы будем тебя ждать.
Лора поняла, что он и вправду будет ее ждать. Он не забудет.
По дороге домой папа сказал:
— Да, Каролина, хорошо быть вместе с другими людьми, которые поступают так же правильно, как и мы.
— Да, Чарльз, — отвечала мама. — Нам будет очень приятно всю неделю ждать новой встречи.
Папа обернулся и спросил:
— А вам понравилось в церкви, девочки?
— Они все не умеют петь, — ответила Лора.
Папа громко расхохотался и сказал:
— Просто ими никто не дирижировал.
С тех пор девочки каждое воскресенье ходили в воскресную школу, а на третье или четвертое воскресенье приезжал преподобный Олден, и в этот день в церкви бывала служба. Преподобный Олден жил в своей церкви на Востоке. Он не мог приезжать на Запад каждое воскресенье. Он только помог им открыть там церковь.
Теперь больше не было длинных и скучных воскресных дней, потому что по воскресеньям всегда были уроки в воскресной школе, а потом о них можно было вспоминать. Но лучше всего были те воскресенья, когда приезжал преподобный Олден. Он никогда не забывал Лору, и она тоже всегда о нем помнила. Он называл Лору и Мэри «мои маленькие деревенские девочки».
В один из воскресных дней, когда папа, мама и Мэри с Лорой сидели за обеденным столом и беседовали о том, как прошел урок в воскресной школе, папа сказал:
— Если я хочу проводить воскресенья среди прилично одетых людей, мне придется купить себе новые сапоги. Посмотрите.
Он вытянул ногу: поперек залатанного сапога красовалась широкая трещина, а из нее выглядывал красный вязаный носок.
— Больше заплат сюда уже не поставишь, — сказал папа.
— Чарльз, я ведь хотела, чтобы ты купил себе сапоги, а ты вместо них принес мне ситец на платье, — сказала мама.
— Вот что, — решительно заявил папа. — В будущую субботу я пойду в город и куплю себе новые сапоги. Они стоят три доллара, но мы как-нибудь дотянем до тех пор, пока я соберу урожай пшеницы.
Всю неделю папа косил сено. Перед этим он помог мистеру Нельсону убрать сено, и за это мистер Нельсон разрешил ему воспользоваться своей замечательной косилкой. Папа сказал, что стоит чудесная погода для сенокоса и он еще ни разу не видел такого сухого солнечного лета.
Лоре ужасно хотелось пропустить школу, чтобы полюбоваться, как быстроходная косилка мистера Нельсона длинными ножами быстро и аккуратно срезает траву.
В субботу утром они с Мэри поехали на фургоне помочь папе привезти домой последнее оставшееся там сено. Над покосом высокой стеной стояло пшеничное поле. Тяжелые колосья склонялись под тяжестью созревающих зерен. Девочки сорвали три длинных толстых колоска и повезли домой показать маме.
— Когда я соберу этот урожай, — сказал папа, — мы расплатимся с долгами, и у нас останется столько денег, что нам некуда будет их девать. Себе я куплю коляску, маме — шелковое платье. У всех будут новые башмаки, и каждое воскресенье мы будем есть говядину.
После обеда папа надел чистую рубашку, вынул из скрипичного футляра три доллара и отправился в город покупать себе новые сапоги. Шел он пешком, потому что лошади всю неделю работали, и им требовался отдых.
К вечеру папа вернулся. Лора издали увидела, как он поднимается на холм, и они с Джеком побежали его встречать.
Мама как раз вынимала из духовки свежий хлеб.
— Где же твои сапоги, Чарльз? — спросила она.
— Видишь ли, Каролина, — отвечал папа, — я встретил в городе преподобного Олдена, и он сказал мне, что никак не может собрать денег на колокол. Люди отдали ему всё что могли, до последнего цента, но ему не хватало как раз трех долларов. Вот я их ему и отдал.
— Ах, Чарльз! — только и смогла выговорить мама.
Папа поглядел на свой дырявый сапог и сказал:
— Я уж его как-нибудь залатаю. А знаешь, у нас здесь будет слышно, как звонит этот колокол.
Мама быстро повернулась обратно к плите, а Лора тихонько вышла из комнаты и села на ступеньку. В горле у нее застрял комок. Ей так хотелось, чтобы папа купил себе новые сапоги!
— Ничего, Каролина, — услышала она голос папы. — Теперь уже недолго ждать урожая.
Из облака градом сыпались кузнечики. Само облако все состояло из кузнечиков. Своими телами они закрыли солнце, и оно померкло. Их большие тонкие крылья светились и поблескивали. Шум этих крыльев наполнял воздух. Падая, кузнечики стучали о землю и о дом так, словно шел настоящий град.
Лора попыталась их смахнуть, но они цеплялись своими лапками за ее платье, за ее кожу. Они смотрели на нее выпученными глазами, поворачивая голову туда-сюда. Мэри с визгом убежала в дом. Кузнечики покрыли всю землю; на ней не осталось места, куда можно было ступить. Лоре приходилось наступать прямо на них; под ногами было скользко от раздавленных кузнечиков.
Мама кинулась закрывать все окна. Папа зашел в дом и, стоя в дверях, глядел на улицу, а рядом с ним стояли Лора и Джек. Кузнечики по-прежнему сыпались с неба; вся земля вокруг кишела ими. Их длинные крылья были сложены, они передвигались скачками. В воздухе стоял шум крыльев, а по крыше словно барабанил град.
Потом Лора услышала еще один звук. Этот звук издавало множество крохотных челюстей — кусающих, рвущих, жующих.
— Пшеница! — закричал папа. Через заднюю дверь он кинулся в сторону поля.
Кузнечики ели. Как ест один кузнечик, можно было услышать, только если поднести его поближе к уху и, держа в руке, скормить ему травинку. Но сейчас было слышно, как едят миллионы кузнечиков, как откусывают и жуют миллионы их челюстей.
Папа бегом вернулся назад к хлеву. Лора увидела из окна, как он запрягает в фургон Сэма и Дэвида. Потом он быстро-быстро стал вилами кидать в фургон грязное сено из кучи, приготовленной на удобрение. Мама выбежала из дома, взяла другие вилы и стала ему помогать. Потом папа погнал лошадей к пшеничному полю, а мама пошла за фургоном.
Папа объехал поле кругом, выбрасывая из фургона сено маленькими кучками. Мама наклонилась над одной кучкой, и из нее начала подниматься струйка дыма. Потом дым пошел гуще. Так мама подожгла все кучки одну за другой, а Лора смотрела, пока удушливый дым не скрыл от нее поле, папу с мамой и фургон.
А кузнечики все продолжали сыпаться с неба, и дневной свет по-прежнему был тусклым, потому что они закрывали солнце.
Вернулась мама. В пристройке она сняла с себя платье и нижние юбки, вытряхнула из них кузнечиков и убила. Она подожгла сено вокруг всего поля. Быть может, дым отпугнет кузнечиков и они не тронут пшеницу.
Мама, Мэри и Лора теперь сидели закрывшись в доме. Кэрри была еще слишком мала и все время плакала, даже у мамы на руках. Наконец она устала плакать и заснула. Но и сквозь стены дома они слышали, как едят кузнечики.
Сумерки кончились. Снова засияло солнце. Вся земля была покрыта ползающими, скачущими кузнечиками. Они съели всю мягкую короткую травку на пригорке. А высокая трава в прерии наклонилась и полегла.
— Ох, глядите! — тихонько сказала стоявшая у окна Лора.
Кузнечики объедали кроны ив. Листва на ветках поредела, и торчали голые сучки. Оголившиеся ветки были облеплены кузнечиками.
— Я больше не хочу на это смотреть, — сказала Мэри и отошла от окна. Лора тоже не хотела больше смотреть, но и не смотреть она не могла.
Очень смешно вели себя курицы. Они привыкли, вытянув шею, гоняться за кузнечиками, которых не могли поймать. Теперь каждый раз, когда они вытягивали шею, они хватали кузнечика. Это их удивляло. Они все время вытягивали шеи и пытались бежать сразу во все стороны.
— Что ж, по крайней мере не придется покупать корм для птицы, — сказала мама. — Нет худа без добра.
Зелень на грядках в огороде поникла. Картошка, морковь, свекла, фасоль — все было объедено. Длинные листья со стеблей кукурузы тоже были объедены, а початки и молодые колосья падали, облепленные кузнечиками.
И никто ничего не мог сделать.
Дым по-прежнему окутывал поле с пшеницей. Иногда сквозь марево Лора видела, как там двигается папа. Он ворошил' тлеющее сено, и опять густой дым скрывал его.
Когда пришло время идти за Пеструшкой, Лора надела чулки, башмаки и шаль. Пеструшка вошла в ручей на месте старого брода и стояла, подергивая шкурой и мотая хвостом. Стадо с жалобным мычанием проходило за их старой землянкой. Лора догадалась, что скот не может есть траву, потому что в ней полно кузнечиков. А если кузнечики съедят всю траву, то скотина будет голодать.