— Вот как, вот как… — замигав, проговорил незнакомец. — Большой уже…
— В шестом учится. Да уж считайте, в седьмом. Что тут и учиться-то осталось!
Чувствовалось по голосу отца, что он относится к незнакомцу с большим уважением. Но Степке этот человек почему-то был неприятен. Раздеваясь, складывая на угол подоконника учебники и тетрадки, Степка украдкой следил за ним. Прямые темные волосы над высоким лбом незнакомца были зачесаны назад. Без пальто, в пиджаке, он казался сутулее в плечах. На груди двумя рядами пестрели орденские ленточки. Несколько раз Степка замечал, что гость тоже изредка поглядывает на него, и это было ему неприятно.
— Ну, мне пора. Дома ждут. Засиделся у вас, Егор Павлович.
— Остались бы обедать! — радушно пригласил отец.
— Нет, нет, — решительно отказался гость. — Пора домой.
Он оделся и ушел.
— Это кто? — спросил Степка у отца.
— Это? Да наш новый начальник Отдела технического контроля — Николай Максимович Колесников. Всего пятый день работает у нас на заводе. И в городе нашем тоже человек новый. Переехал сюда из Ростова. Заслуженный товарищ, — добавил он, обращаясь уже и к матери и к дедушке Арсению. — Фронтовик. В наших местах воевал. Город этот освобождал от фашистов.
После обеда дедушка лег на диван вздремнуть. Отец собрался зайти к соседу Виктору Трофимовичу Половинкину, мастеру цеха, где он работал. Мать ушла на кухню мыть посуду. А Степка, сняв с гвоздика бинокль и повесив его себе на шею, побежал на улицу.
Двор был пуст. Только из тупичка за сараями выбирались друг за дружкой Гошка Рукомойников и его приятели — Севка и Лешка. Они шли, засунув руки в карманы, и друг с другом не разговаривали — должно быть, переругались, играя в карты.
Спрятавшись в подъезд и подождав, пока они уйдут, Степка помчался во двор дома номер двадцать. Этот двор, широкий, усаженный вдоль забора старыми тополями и кленами, был излюбленным местом сборов многих ребят Садовой. Влетев в ворота, Степка увидел Вовку и Костю. Они по очереди подтягивались на руках, уцепившись за толстую ветку громадного тополя. Когда Степка появился во дворе, подтягивался Костя, а Пончик считал, сколько раз он может подтянуться.
— Шесть… семь… восемь… — отсчитывал Вовка. — Девять… Десять… Эй, Костя, это неправильно! Надо, чтобы ноги вместе. А ты — врозь.
Костя спрыгнул на землю.
— Подумаешь — врозь. Ты когда подтягивался, то и вовсе дрыгал ими, как лягушка.
Они нисколько не удивились, увидав Степку. Но при виде бинокля у обоих разгорелись глаза.
— Вот это да! — только и проговорил Вовка. — Дай посмотреть!
— На, смотри. — Степка снял бинокль с шеи и подал его Пончику.
— Вот это да!.. Вот это да!.. — повторял Вовка, прищелкивая языком и вертя бинокль в руках.
Потом он принялся разглядывать в бинокль крыши домов, небо и верхушки деревьев. Он приставлял его к глазам то увеличивающими, то уменьшающими стеклами. И, наконец, опустив бинокль, сказал:
— Давай, Степка, поменяемся. Ты мне — бинокль, а я тебе… Я тебе… — Вовка так и не смог придумать, что можно дать в обмен за такой замечательный бинокль.
Но меняться Степка не захотел. Он сказал, что бинокль этот подарок дедушки, а подарками не меняются.
— Дай и мне посмотреть, — попросил Костя.
Однако Вовка бинокля Косте не отдал.
— Полезли на чердак! — предложил он. — Оттуда смотреть еще интереснее! Все видно!
Ребята уже собрались лезть на чердак по узкой приставной лесенке, как во дворе появились Олег Треневич и Мишка Кутырин. Следом за ними пришли Оля Овчинникова и Таня Левченко — они жили в одном доме и, вероятно, вдвоем решили заглянуть во двор дома номер двадцать.
Увидев Таню, Степка насупился. Он не знал, как следует ему вести себя с ней после ссоры, и на всякий случай приготовился сурово встретить любую ее насмешку. Но Таня как ни в чем не бывало согласилась лезть вместе со всеми на чердак.
Первым торопливо взобрался по лесенке Вовка Пончик. Следом за ним неуклюже полез Мишка Кутырин. За Мишкой — Оля, потом — Таня. Костя, Олег и Степка лезли вслед за девочками.
На чердаке царил полумрак, пахло пылью и старой рухлядью. В самом темном углу стоял большой продавленный диван, из которого вылезли пружины, несколько стульев с поломанными ножками и спинками, древнее плюшевое кресло, съеденное молью. Валялись разбитые ящики, какие-то корзины и доски…
Степка так часто бывал здесь, что мог обойти весь чердак даже в полной темноте. А Таня, попавшая сюда впервые, робко остановилась на пороге, разглядывая закопченные старые балки, с которых свешивались обрывки веревок и лохмотья пыльной паутины.
— Не бойся, иди, — позвал ее Костя.
— Чур, я первый! — закричал Пончик, подбегая к маленькому полукруглому окошечку. — Я первый смотрю!
Он так долго смотрел в бинокль, озирая окрестности, что ребята не вытерпели.
— Хватит, Вовка!
— Дай и нам посмотреть!
— Вот вцепился!
Пончик с явной неохотой отдал бинокль. Первой в него стала смотреть Таня, за ней — Оля, потом — Мишка Кутырин.
Вовке нечего было делать, и он скучал, стоя позади всех.
— Давайте играть! — вдруг воскликнул он. — Как будто мы пожарные и смотрим, где загорится!
— Правильно! — раздался веселый голос у двери. — Пошлем тебя поджечь какой-нибудь дом! А потом Тпруневич оседлает Кутырина и помчится гасить!.. Представляю, что останется! Одни головешки!
В просвете чердачной двери стоял Женька Зажицкий.
— Привет-салют наблюдателям! — воскликнул он. — Думаете, я не видел, как вы на чердак полезли? Чей бинокль? Твой, Данилов? Хороший! Ну-ка, Тпруневич, дай я погляжу.
Женька бесцеремонно отнял бинокль у Олега, приник к окошку и стал что-то сосредоточенно рассматривать.
— Так… — приговаривал он. — Так… Это там, кажется, идет Мишкина мутер. Ага, она. А что это она несет? А несет она ремень. И так ласково на него посматривает… Сейчас… — Зажицкий перевернул бинокль и приставил его к глазам так, чтобы он не увеличивал, а уменьшал. — Ну и бинокль! Замечательная вещь! Волшебная лампа Аладдина! В него можно увидеть будущее! Стойте, стойте, не мешайте!.. Пончик, не сопи! Вижу!.. Вижу!.. Вот Мишкина маман берет этот ремень, кладет бедного Мишеньку на кушетку. И этим новеньким крепким ремнем… Ой! — воскликнул Женька, получив подзатыльник. — Ты, Кутырин, шуток не понимаешь. Сразу драться. Ну вас! Возьмите ваш бинокль!
Пока все смотрели, Степка скромно стоял позади. Глядеть из окна все уже начали по второму кругу, когда Таня, которой Костя уступил свою очередь, сказала:
— Степа, а ты почему не смотришь? Посмотри! Очень красиво.
— Конечно, Степка, — подхватил Костя, — иди сюда!..
Да, вид с чердака открывался необыкновенный. Далекие развалины монастыря казались выросшими совсем рядом. Обомшелые стены, башни с обрушившимися зубцами, среди которых кое-где росли тоненькие деревца, были сумрачны и суровы… Но стоило перенести взгляд немного вправо, и картина менялась, будто по волшебству. Там, за низкими крышами, кипели движением улицы. Мчались автобусы и легковые машины, шли, торопясь, люди, и двери магазинов открывались и закрывались, сверкали в лучах заходящего солнца… Еще правее, совсем недалеко, высилось недостроенное здание пятиэтажного дома. Пустыми черными окнами этот великан глядел на обступившие его ветхие домишки, словно на надоедливых карликов. Этот дом строился для рабочих консервного завода. Отец говорил, что, может быть, и ему с матерью и Степкой дадут в нем квартиру. Вот хорошо, наверно, будет там жить! Одно плохо — не будет уже в том дворе ни подвалов, ни темного чердака с диваном, креслом и паутиной…
Степка перевел взгляд налево, мимо монастыря и крыш домов на Садовой, туда, где за высокими деревьями пряталось городское кладбище. Но там уж совсем не на что было смотреть. Кресты и могилы… Ничего интересного. Он отдал бинокль Олегу и отошел от окошка.
Женька Зажицкий и Вовка Пончик устроились на диване и о чем-то шептались. Вдруг Женька откинулся на спинку и сказал:
— Я вам расскажу одну сказку…
Все обернулись к дивану. А Женька спросил:
— Хотите слушать?
Наверно, чердак сам собою располагал к тому, чтобы рассказывать и слушать всякие таинственные истории. Сколько было их рассказано здесь!
И лучшим рассказчиком по праву считался Зажицкий. Он знал невероятное количество разных сказок про привидения, про ведьм, про разбойников и про всякие чудеса.
Ребята мигом окружили его, рассевшись кто на диван, кто на стулья, кто просто так — на ящики. Сам Женька пересел в кресло. Оно по уговору считалось законным местом того, кто рассказывал.
Синеватые сумерки уже вползали в полукруглое окошечко. Весь угол, где сидели ребята, был погружен в полумрак. И, нарочно понизив голос, чтобы было интереснее и страшнее, Женька начал рассказ.
Глава восьмая
— Жил на свете один добрый молодец… — начал Женька свою сказку. — Вот однажды он идет по лесу, а навстречу ему старуха. Нос у нее крючком, уши — торчком, а волосы косматые, седые, во все стороны развеваются…
Степка знал эту сказку. Он слышал ее уже не один раз. И знал он теперь, почему шептались Женька и Вовка. Сказка рассказывалась специально для новичков на чердаке. А новичком таким была Таня. Вероятно, это поняли все. Один бестолковый Мишка Кутырин протянул разочарованно:
— Ну… Я эту сказку слыхал…
— Слыхал и помалкивай, — оборвал его Пончик.
— Правильно говорит Мишка, — недовольно вставил Костя. — Расскажи лучше другую сказку, Женька.
— Нет, эту, эту! — опять закричал Вовка.
И Оля Овчинникова тоненько подхватила:
— Эту! Рассказывай, Женя!
— …А старуха та была ведьма, — не обращая внимания на спорщиков, продолжал Женька. — Вот она и говорит: «Стой, добрый молодец, сейчас я тебя погублю…» — «Куда тебе, старая ведьма! — засмеялся молодец. — Я с тобой, знаешь как, одной левой справлюсь!» Схватил он старуху за волосы да как швырнет о землю. Из нее и дух вон. Пошел добрый молодец дальше и не заметил, что ползут за ним следом три старухиных волоска.
Степка украдкой покосился на Таню. Она сидела на одном из поломанных стульев и доверчиво, с широко раскрытыми глазами слушала Женьку. И Степке вдруг стали противны и Женька, и коварный Пончик, и глупый Мишка Кутырин. Встать бы сейчас да и сказать: «Не слушай их, Таня, они просто хотят тебя напугать». Но Степка молчал. В конце концов кто ему эта Танька? Не сестра, не лучший друг… Пусть повизжит.
— Пришел добрый молодец домой, — рассказывал Женька. — Лег спать. Вдруг ночью чувствует, будто душит его кто-то. Смотрит, а это седые волосы обвились вокруг шеи, давят, давят, дышать не дают… Тут завыло, засвистало кругом… Дверь хлопнула. Глядит молодец, а в дверях стоит старуха ведьма — глаза у нее горят, клыки изо рта торчат… И говорит старуха замогильным голосом: «Отдай мои седые волосы…» — «Отдай мои седые волосы!» — грянуло вдруг на весь чердак.
Вовка Чмоков, незаметно подкравшись к Тане сзади, дернул ее за косичку. Таня отчаянно завизжала.
В этом и заключался смысл шутки. Кое-кто обижался на шутников, но в большинстве случаев все кончалось общим весельем.
Спустя минуту Таня уже хохотала, запрокидывая голову, заливалась весело, как звонок, который зовет на перемену. Она ничуть не обиделась, и Степка, пожалуй громче всех закричавший «Отдай мои седые волосы!», почувствовал к ней уважение.
Не смеялся один Костя.
— Глупая сказка, — проговорил он сердито, когда смех умолк.
— Конечно, глупая, — согласился Олег. — Ведьмы всякие… Черти, мертвецы…
— А что? — запальчиво воскликнул Пончик. — Ведьмы на самом деле бывают. Одна мамина знакомая…
— Самая настоящая ведьма, — закончил Женька.
— Не ведьма, не ведьма! — закричал Пончик. — А она сама домового видела… и привидение…
— Вот страшно-то! — жалобно протянула Оля.
— Страшно! — фыркнул Олег. — Поверила тоже!
Медлительный Треневич не верил ни в домовых, ни в привидения. Да и какие, в самом деле, могут быть суеверия, если Олег увлекался одной из самых современных и чудесных наук — электроникой!
Он начал увлекаться ею в прошлом году, когда прочитал в каком-то журнале заметку об удивительной электронной черепахе, которая послушно подползала на свист, на свет фонарика, «обходила» углы шкафов и ножки стульев. Смастерить такую черепаху стало тайной мечтой Олега. Если бы кому-нибудь вздумалось порыться у него в портфеле, то там непременно отыскалось бы несколько технических журналов или книжка про счетные машины, кибернетику, квантовую механику… С некоторых пор он стал просить в школьной библиотеке только такие книги. Библиотекарша Анна Николаевна разводила руками: «Ну где я тебе достану про кибернетику? Возьми лучше вот «Бронзовую птицу». Но Олег не хотел читать «Бронзовую птицу». Ему нужны были книги про электронных черепах. И, конечно, он не верил ни в какие чудеса.
Степка в спор не вмешивался, но в душе был согласен с Олегом.
— Ага, значит, не бывает? Не бывает? — горячился Вовка. — А сам небось на кладбище ночью один не пойдешь — побоишься.
— Я побоюсь? Нисколечко!
— А вот побоишься!
— А вот и нет! Хоть сейчас пойду!
— На спор!
— Давай!
— Если пойдешь, — задумался Вовка. — Если пойдешь… то я тебе дам свой фонарик с батарейкой.
— Ладно! — Олег поднялся с балки, отряхнул ладонью запылившиеся штаны и шагнул к двери.
— А там, на кладбище, мертвецы-ы-ы!.. — провыл Зажицкий.
Олег махнул рукой и стал спускаться по лестнице во двор.
— Стоп! — проговорил Женька. — А как же мы узнаем, что он на кладбище пошел? Может, возьмет да и пойдет домой чай пить.
— Ничего, — ответил Вовка. — Мы в Степкин бинокль будем смотреть. На крышу влезем и посмотрим.
— Темно, ничего не увидим, — пробасил Мишка.
— Давайте слезем и пойдем за ним потихоньку, — предложил Вовка. — Незаметно. Он все равно на самое кладбище идти побоится.
— А если не побоится? — спросил Костя. — Эх, Вовка, плакал твой фонарик.
— Вообще это правильно, — поддержал Вовку Зажицкий. — Пойдем за ним и на кладбище испугаем. Как выскочим из кустов, как завоем!
Он первым полез с чердака. Через несколько минут ребята были уже во дворе. Оля струсила.
— Я не пойду, — сказала она, поежившись. — А ты, Таня?
— А я пойду, — сказала Таня, почему-то взглянув на Степку. — Как все, так и я.
— Только надо тихо, чтобы он не заметил, — взволнованно предупреждал Вовка, когда ребята двинулись к воротам.
Узеньким переулочком они вышли с Садовой на дорогу, которая вела к кладбищу.
Вечер был темный. Такие вечера наступают всегда в конце апреля, в пору новолуния. Мрачные голые деревья неподвижно стояли у обочин, словно молчаливые черные великаны замерли на страже по обеим сторонам этого печального пути. Изредка они жалобно поскрипывали ветками или шумели, как будто тихо перекликались друг с другом.
Идти по дороге было не страшно. Даже весело. Переговаривались шепотом, а у поворота свернули на тропинку, которая вилась вдоль насыпи. В темноте ненароком можно было наткнуться прямо на Олега. Вдруг Женька остановился и стал к чему-то прислушиваться. Степка с разгону налетел на него, и Зажицкий сердито зашипел:
— Чш-ш-ш!..
Степка напряг слух.
— Ну, чего? — спросил Мишка.
— Чш-ш-ш! — опять зашипел Женька и добавил совсем тихо: — Мы его догнали.
Наверно, слух у Женьки был очень тонкий. Степка сначала ничего не слышал, а потом различил негромкий голос: «Мы едем, едем, едем в далекие края…» — это напевал Олег. Зажицкий взмахнул рукой, и приятели двинулись вперед, крадучись и прячась за кустами. Вскоре они увидели Олега. Он шагал по самой середине дороги.
Впереди черной обвалившейся аркой выплыли будто из темного омута кладбищенские ворота. С тропинки надо было снова взбираться на насыпь, и Женька, который как-то вдруг сам собой оказался предводителем в этой слежке, велел подождать за кустами, чтобы потом незаметно проскользнуть вслед за Олегом.