А с этим гадом Владькой — все. Конец. Ишь, сидит, глазами тревожными хлопает. Не знает, видел я или нет. Димка-то, может, и не понял, в чем дело — решил: подменять пора. А меня не проведешь. — Жорка исподлобья взглянул на Владьку, тот старательно греб и глядел вниз. — Жалеет небось теперь, переживает. Только теперь поздно, миленький. Показал ты себя, когда приперло.
У Медного всадника Владьке пришла в голову гениальная идея. Очень уж ему не хотелось грести — все руки в волдырях и пальцы в кулак сжимаются. А грести еще ого-го сколько — жуть! Вот он и придумал.
Он даже не придумал, а вспомнил. Придумали-то это давным-давно. Бурлаки на Волге. А Владька вспомнил. И дело пошло куда быстрее.
От парапета до воды расстояние не близкое — связали все ремни, прикрутили их к носовой цепи гички и готово дело!
Олег, Жорка и Владька впряглись в ремни и поволокли. А Димка сидел в «Акуле» и правил веслом, чтоб гичка и катер не шаркали о гранитную набережную, не обдирали бока.
Прохожие глазели на эту странную процессию и все говорили одно слово: «бурлаки».
Все говорили одно и то же, будто сговорились.
Только один маленький мальчик сказал:
— Мама, гляди, этих дядей наказали?
— Нет, это бурлаки.
— Дураки?
Мама засмеялась, и Олег с мальчишками тоже. А потом Олег сказал:
— Этот мальчик оказался самым умным.
Но Тамико ничего этого не слышала. Она будто оглохла, будто забыла и про катер и про мальчишек.
Она, спотыкаясь, шла рядом с ними и все глазела, глазела своими глазищами по сторонам, и они стали у нее еще больше.
Губы ее шевелились, будто она разговаривала сама с собой.
Жорка тревожно переглянулся с Олегом и спросил:
— Что с тобой, Тамико?
— Настоящий! Глядите, он же настоящий! — шепотом ответила она.
— Кто?
— Да всадник же! Медный всадник.
Мальчишки даже остановились.
— Ну… ну и что же? А какой же он еще бывает? — спросил Владька.
— Всегда он бывает только на картинках, а теперь — вот.
Тамико провела по воздуху рукой, будто погладила что-то. Жорка с Владькой только плечами пожали. Эка невидаль — Медный всадник! Подумаешь! Тысячу раз они его видели. И на змею лазали. Все мальчишки на нее лазают. И некоторые девчонки тоже, которые пошустрее.
Вон она, змея, под копытом извивается. Конь темный и Петр I темный, а кончик змеиного хвоста горит на солнце, как золотой.
Это его ребята руками отполировали и штанами тоже. На конце хвоста очень удобно сидеть верхом.
А Тамико будто прорвало. Она заговорила быстро, торопливо. Она засыпала Олега вопросами. А тут еще Димка стал орать снизу, чтоб громче говорили, ему тоже охота было послушать.
Олег только отдувался. Он рассказывал все, что знал: и про Медного всадника, и про Исаакиевский собор, и про Адмиралтейство. Жорка с Владькой только головами крутили от удивления, потому что получалась странная и обидная штука, выходило, что они, всю жизнь прожившие в этом городе, ленинградцы из ленинградцев, а знают о Ленинграде совсем мало. Меньше Тамико.
Им было как-то неловко. Будто они обманщики, а никакие не ленинградцы.
Наконец Владька не выдержал и сказал:
— Вот мы здесь стоим уже сколько, а нам еще под тремя мостами пробираться. Так мы и до вечера не дойдем.
Он такой хитрый человек — Владька. Вывернулся как угорь.
Страшная Галка
Под мостами приходилось грести — и под Дворцовым, и под Кировским, и под Литейным.
Тамико шла по набережной, а мальчишки с Олегом гребли.
Потом все снова вылезали на берег и становились «бурлаками».
А на Дворцовой набережной, у Мраморного переулка, недалеко от Жоркиного и Владькиного дома чуть-чуть снова не приключилась беда.
Хорошо, что Владька издали заметил Галку Румянцеву. Недаром он всегда говорил, что зрение у него, как у горного орла. Вот он ее и высмотрел.
Владька толкнул Жорку в бок, и тот просто обмер от страха.
Это ведь такая штучка — Галка, это ведь такой звонок и ходячая газета, ну просто самая зловредная девчонка в районе.
Если она увидит катер, тогда — все. Об этом весь город узнает, вся страна, весь мир и ближайшие окрестности вселенной.
Ого! Как она разлетится! Такая новость! Уж она-то знает, чей это катер. Галка все знает.
Сразу побежит сломя голову трезвонить. И уж, конечно, Демьянычу первому доложит.
И тут уж никуда не денешься. Тут уж уноси ноги — крику будет на всю Неву и шею накостыляет всем без разбору.
В общем, встреча с Галкой — это крах, позор и конец всему.
Все это скороговоркой, шепотом выложил Жорка, пока страшная Галка приближалась к ним своей противной семенящей походочкой.
Она всем в классе говорила, что ходит теперь как балерина — выворачивает носки врозь до невозможности и ставит ноги на одну линию. Она говорила, что так сейчас модно. Все в Париже только так ходят. Жалко было бедных парижан, потому что у Галки получалось не как у балерины, а как у Чарли Чаплина. Точь-в-точь.
Галка приближалась.
Все висело на волоске.
Вдруг Тамико решительно двинулась вперед, подошла к Галке и что-то спросила у нее.
И тут начались вещи совершенно непонятные.
Галка заулыбалась, как-то нелепо присела и стала кривляться, словно обезьяна. Она размахивала руками, шевелила пальцами, будто Тамико была глухонемая, и все время старательно и умильно улыбалась.
— Слушай, чего это она? — спросил Жорка.
— Н-не знаю, — ответил Владька.
«Бурлаки» остановились, прислонившись к парапету, спрятали за спины веревку из ремней и ждали, чем же этот непонятный спектакль окончится, что же будет дальше.
А дальше было вот что.
Галка взяла Тамико под руку осторожно, будто та была стеклянная. Хоть она и была просто Галка, а не горный орел, но тоже заметила мальчишек и, видно, не очень-то хотела с ними встречаться. Такая возможность даже в голову не приходила Жорке и Владику, и потому они очень удивились.
Галка шла рядом с Тамико своей чарличаплинской походкой и просто страшно было глядеть, как она выворачивала свои ступни — они у нее вообще уже шли пятками вперед. Галка размахивала рукой и выкрикивала какие-то непонятные слова.
Тамико и Галка поравнялись с ребятами.
Глаза у Тамико были удивленные и немного испуганные.
— Здравствуй, Галя, — елейно пропели в один голос Жорка и Владька.
Но эта балаболка, эта мокрая курица вздернула нос, презрительно оглядела их с ног до головы и, не удостоив даже кивка, просеменила мимо.
— Франсе, франсе, — верещала она Тамико в самое ухо.
Ну, это уж было вообще ни на что не похоже.
Жорка рванулся было к ней, чтобы дать как следует по шее за такое неслыханное нахальство, но вовремя вспомнил про катер и остановился.
— Чучело гороховое, — только и прошипел он.
А Галка и Тамико завернули за угол и скрылись.
Олег перевесился через парапет и хохотал так, будто его щекотали, а Жорка с Владькой уставились друг на друга и обалдело хлопали ресницами.
— Да погоди ты хохотать, — рассердился Жорка, — что же теперь с Тамико будет? Она ее до смерти заговорит.
— Ой, не могу… Ой, мамочка… Здравствуй, Галя… ха-ха-ха! — Олег стонал от смеха.
— И чего хохочет. Прямо как конь, — проворчал Жорка.
А Олег все не мог уняться.
— Ну и Галка!.. Ну и развеселила!.. До слез, — сказал он, утирая глаза. — Придет Тамико… Сейчас придет.
И правда — через несколько минут из-за угла показалась Тамико. Она сконфуженно улыбалась.
— Что случилось? Что ты ей сказала? — набросились на нее мальчишки.
— Какая странная девочка, — задумчиво проговорила Тамико, — очень удивительная девочка… Я к ней подошла и спросила, как проехать на Каменный остров. Первое, что в голову пришло, лишь бы заговорить. Только я волновалась и нечаянно спросила по-грузински. А она вцепилась в меня и стала говорить что-то непонятное. Я только и разобрала: франсе и Париж. А я по-французски не умею. Я английский в школе учу. Я ей сказала, что я не из Парижа, а из города Кутаиси. А она тогда от меня, как от зачумленной, шарахнулась и убежала. Даже не попрощалась.
Ну уж тут и началось! Жорка с Владькой повалились на парапет, в точности как недавно Олег, и просто животики надрывали.
Ничего не ведающий Димка, глядя на них, тоже стал хохотать. Никак он не мог удержаться, невозможно это было. Тамико тоже засмеялась.
Золотые кадры
Когда они причалили наконец к пирсу мостоотряда, первая смена уже кончала работу.
Привязали «Акулу» и катер; Олег поставил на пирс Тамико, вслед за нею выбрались остальные.
И первым, кого они увидели на территории мостоотряда, был… дядя Арон, оператор.
Он стоял, тощий и длинный, горбился под грузом разных своих диковинных длинношеих аппаратов и что-то кричал, кем-то командовал.
А командовал он крановщиком дядей Федей, чтоб тот побольше высунулся из своей застекленной будки и пошире улыбнулся.
— Да работать-то так нельзя! Я тут извиваюсь как змей, а до педалей не достать, — сердито кричал дядя Федя.
— Хорошо, хорошо! Отлично! Улыбайтесь, — не слушая, покрикивал дядя Арон, — да чего это вы криво улыбаетесь? Улыбайтесь прямо!
И он жужжал камерой.
Башенный кран медленно поворачивался, поблескивая на солнце стеклами будки.
— Еще… еще разок!
Дядя Арон отбегал, складывался как метр, почти ложился на землю и все жужжал, жужжал…
Наконец, дяде Феде все это надоело.
— Будет, — сказал он и стал спускаться.
Дядя Арон раскрыл было рот, хотел возмутиться, но не возмутился, а махнул рукой и подскочил к ребятам.
И тотчас же на мальчишек, на Тамико, на Олега обрушился ливень вопросов — коротких, точных и коварных.
Тут хочешь не хочешь, а расскажешь. Через несколько минут дядя Арон и дядя Федя знали все.
Один весело поглядывал из-за очков и так довольно потирал руки, будто узнал что-то очень приятное и замечательное, а другой хмурился.
— Это ведь с кем стоим? С малолетними преступниками стоим. И с ихними соучастниками, — дядя Федя взглянул на Олега, — накормить бы вас, паршивцев, березовой кашей!
Но голос у него был совсем не сердитый, а тоже вроде бы довольный.
Потом дядя Федя деловито сказал:
— Слышь-ка, Дмитрий, возьмите в ящике стропы и заводите их под катер. С носа и с кормы, а посредине наверху восьмеркой соедините. А я за газорезчиком пошел.
Стропами оказались стальные пятиметровые тросы с петлями на концах, а восьмеркой — кованый двойной крюк и вправду похожий на восьмерку.
Держа за петли, стропы утопили у носа и кормы катера и медленно завели под днище. Потом Олег и дядя Арон поднатужились и соединили их восьмеркой.
Дядя Арон стал деловит и молчалив. Он сбегал куда-то и притащил сложенные в несколько раз куски толя, сунул их между тросами и бортами.
— Чтоб краска не обдиралась, — пояснил он.
Владька попытался чем-то помочь, но Жорка остановил его.
— Отойди-ка ты лучше, — холодно сказал он.
Дядя Федя пришел со смешливым молодым парнем — газорезчиком. На лбу парня торчали, уставясь в небо, лупоглазые темные очки, а за спиной извивались по земле два резиновых шланга с газовой горелкой на конце — такой медной трубкой в форме буквы «Г».
Парень улыбался, и глаза у него были синие и добрые, как у теленка.
— Попались, значит? Запутались, значит, как бобики? Молодцы! Ну, Руслан выручит. Не бойсь. Руслан дело знает, — сказал он.
Тамико счастливо заулыбалась. И оттого, что этого парня с широким вздернутым носом звали шикарным именем Руслан, и вообще оттого, что ей было очень хорошо и все время хотелось улыбаться.
Видно, здесь не любили долгих разговоров, а привыкли дело делать. Быстро и ловко.
Дядя Федя полез в свою будку.
Стрела крана дернулась, мягко описала полукруг и замерла точно над катером. Потом раздалось частое стрекотание и крюк с коротким тросом на конце пошел вниз.
Вот он опустился почти на уровень бортов, и Димка ловко набросил петлю троса на восьмерку.
Димка выскочил на пирс, поднял вверх ладонь и крикнул:
— Вира!
Тросы туго натянулись, и вдруг тяжеленный катер легко, как игрушечный, оторвался от воды и повис, сияя блестящим красным брюхом.
Прозрачные крупные капли бесшумно шлепались с него в Неву.
— Золотые кадры… Это же золотые кадры, — бормотал дядя Арон и целился всеми своими аппаратами по очереди.
Катер плавно проплыл по воздуху, опустился на невысокий штабель бревен, и к нему вразвалочку подошел газорезчик. И мальчишки тоже, и Олег, и Тамико.
Только дядя Арон бегал в стороне и все целился.
Винта не было видно. Под кормой, будто ком рыжей шерсти, торчал тугой клубок проволоки.
Проволока намертво вцепилась в винт, срослась с ним, и Жорка вдруг засомневался. Как-то не очень верилось, что этот невзаправдашний Руслан один сможет справиться с этим.
Но вот высунулся из горелки мохнатый оранжевый язык пламени, газорезчик повернул какие-то колесики, и огонь сразу стал голубым и жестким, а самый конец его совсем синим, острым и злым.
Горелка загудела.
Руслан опустил на глаза очки и медленно повел вздрагивающим огнем по проволоке.
И сейчас же ржавый клубок взорвался искрами и задымил.
Сколько они мучились с этой проклятой проволокой, какой она казалась сильной и цепкой!
А тут на глазах, под руками веселого и немножко смешного человека по имени Руслан, она податливо распадалась, как гнилой шпагат.
Вот уже матово засветился латунный винт, еще немного, еще… и все кончено.
Катер стоял освобожденный, стройный, готовый снова бежать по гладкой чистой воде.
— Ур-ра!!! — завопил Жорка и подпрыгнул, и заплясал, и все завопили тоже и стали обнимать Руслана, и хлопать его по плечам.
Только Владька стоял в стороне, опустив голову.
А Руслан погасил горелку и, как показалось Тамико, удивленно поморщился. Видно, Руслан не любил, когда вопят и обнимаются.
— Да ладно, будет вам. Ухожу я, — сказал он и пошел туда, где громоздились стальные фермы и дрожали над ними голубые сполохи электросварки.
А все глядели на его спину в брезентовой прожженной робе и молчали. И всем было немножко стыдно своих воплей и телячьего восторга.
— А ведь он настоящий Руслан, — сказал Тамико.
— Кто Руслан? Какой там Руслан? — за кричал подбежавший дядя Арон. — Кадры! Какие кадры! Золотые кадры! На цветной пленочке! Днище красное, проволока рыжая пламя синее и фон… какой фон!.. Надо бы повторить на всякий случай. Повторить нельзя? — спросил он у Олега.
— Нельзя. Такое не повторишь, — ответил Олег.
Катер снова проплыл по воздуху и опустился на воду у самого пирса.
* * *
Это был чудесный день. Самый долгий день в жизни.
Тамико вспомнила вдруг, что она больна, и удивилась. Она забыла об этом. Столько всякого приключилось, что она просто забыла.
Вот бы видела мама!
Тамико глядела на мальчишек, привязывающих катер, и жалела, что этот день кончается.
Но впереди было еще одно приключение.
С крана спустился дядя Федя. Он подождал, пока все соберутся, и сказал дяде Арону:
— Вы хотели сверху снять? Так надо торопиться, солнце заходит. Девочка, пойдем с нами! Покажем тебе Питер с птичьего полета.
Он поглядел на мальчишек и усмехнулся. Видно было, как они мучаются. Просто на лицах написано.
Не было бы Тамико, можно было бы и поупрашивать, поканючить: одних берут, а других нет. Но тут… Мальчишки страдали молча. И дядя Федя оценил это.
— Ладно, чертенята, шут с вами. Лезьте. Только, — голос у дяди Феди стал свирепым, — если что-нибудь тронете, вниз головой сброшу. Без жалости.
Дядя Федя взглянул на Олега.
— Не знаю только, как поместимся.
— Я в катере подожду, я высоты страсть как боюсь, — сказал Олег.
— И я с тобой. Я уже был там, в башне, — сказал Димка.
— Молодец, Дмитрий. Пошли.
Дядя Федя повернулся к Тамико и вдруг увидел, что она стоит очень грустная. Радости в ее глазах не было.
Дядя Федя остановился, и лицо у него сделалось совсем не суровым, а растерянным, даже немного испуганным.