— Угря? Не может быть! Угри же в Саргассовом море нерестятся… Только там и можно найти их личинки. Об этом во всех учебниках по ихтиологии сказано.
— И тем не менее вот она, самая настоящая личинка угря…
А это одна из хищных рыб открытых океанских просторов, которая так любит поживиться нежным мясом морских летучек. Корифена — сильная, зубастая рыба.
С палубы судна часто можно видеть, как, преследуя летучек, корифены выпрыгивают за ними из воды. Но у корифен нет крыльев, и они шлепаются в волны. А там за ними зорко следят акулы. Чуть замешкается корифена — и очутится в зубастой акульей пасти.
Жаров пододвигает ближе лампу, и я с недоверием смотрю в плоское стеклянное блюдечко. В нем быстро перебирают лапками мелкие рачки-креветки и лежит удивительное, сантиметров шести длиной существо: плоское, как неширокая, в сантиметр, ленточка, сужающаяся к краям и с маленькой рыбьей головкой. Плоская рыбка совершенно прозрачна, через ее тело можно читать. Поэтому она и называется «стекловидная личинка». Рыба-личинка напоминает листок какого-то необыкновенного подводного растения — все ее прозрачное тело разграфлено белыми жилками, сходящимися к белому стерженьку, тянущемуся параллельно краям в середине тела рыбки. Эти жилки и стерженек — будущий костный скелет угря. Через увеличительное стекло хорошо виден маленький рот и две черные точки по краям головы — глаза малька. Да, сомнений быть не может — это личинка обыкновенного речного угря.
Здесь, в такой дали от пресноводных рек, в этих теплых тропических водах, угревые личинки? Все правильно, никаких ошибок. Ученые уже давно установили, что европейский речной угорь размножается не в тех реках, где живет, а за многие тысячи миль от родных мест.
В определенное время созревшие угри, самцы и самки, покидают привычные места обитания и отправляются в дальнее рискованное путешествие. Наш пресноводный угорь, живущий в реках европейской части России, спускается вниз по течению, выходит в Балтийское море, минует датские проливы, Северное море, пересекает Атлантический океан, держит курс на Саргассово море, находящееся в юго-западной части Атлантики. Много трудностей и лишений испытывают рыбы во время путешествия. В течение всего перехода они не питаются, не отдыхают; сутки за сутками, извиваясь своими телами, они плывут и плывут через океан. Плывут без компаса и карт, но инстинкт не дает сбиться им с пути и выводит к намеченной цели. В Саргассовом море они нерестятся и, обессиленные, измученные, погибают.
Личинки, появившиеся из икры, совершенно не похожи на своих родителей: они плоские и прозрачные. Личинки сбиваются в маленькие стайки и начинают не менее сложный и рискованный путь из Саргассова моря в пресноводные реки. Путь, длящийся почти три года. Почти весь океан они преодолевают в теплых быстрых струях попутного течения Гольфстрим. Во время путешествия личинки усиленно питаются и быстро растут. Тела беззащитных мальков прозрачны, поэтому в воде они становятся невидимыми…
— А возможно, это личинки и не речных угрей, а морских, — говорит Виктор. — Осторожнее!.. Клади в баночку. На берегу разберемся…
Я опускаю личинку в фиксирующий раствор. На берегу разберемся.
— А вот посмотри-ка еще… Узнаешь? — пододвигает мне Жаров другое блюдечко. — Ну и чудеса! А эти-то рыбехи как сюда попали?
Лежат на дне блюдечка, чуть трепещут мизерными плавничками три маленькие рыбки, каждая сантиметра в полтора. У них серые толстенькие тела, массивные тупые головы. Во рту виднеются, сверху и снизу, по два сросшихся вместе белых зуба, напоминающих клюв попугая. Это мальки рыбы-кувалды из отряда сростночелюстных.
Чтобы было ясно, почему мы так удивились, обнаружив этих рыбешек, выловленных посредине Атлантического океана над водной пропастью в пять тысяч метров, следует рассказать о них несколько подробнее.
Рыба-кувалда свое название получила за короткое головастое тело. Обитает она в мелководных прибрежных водах, среди известковых коралловых зарослей. Питается кувалда кораллами, различными моллюсками. У рыбы сильные острые зубы. Как острозубцами, откусывает она твердые коралловые отростки, будто кусочки сахара, разгрызает раковины моллюсков, выедая из них хозяина, прячущегося между створок. Но знаменита рыба не только своими сокрушительными зубами и способностью раздуваться, будто шар, во время опасности. Некоторые ее внутренние органы, особенно во время размножения, ядовиты. И если мясо кувалды плохо промыть, то знакомство с блюдом из этой рыбы может окончиться очень сильным отравлением.
Любопытно, что кувалда обитает на мелководье. Так как же попали малоподвижные, медленно плавающие, беспомощные ее мальки в самый центр океана, более чем за тысячу миль от берега? Чем и как питаются маленькие кувалды? Ведь с их «скоростью» самую медлительную букашку вряд ли догонишь. Это тоже одна из загадок, которую задал нам океан.
— Вот еще интересная зверюшка, полюбуйся, — продолжает демонстрировать Жаров. Говорит и что-то осторожно кладет мне на ладонь.
Повернув ладонь к лампе немного боком, я по бликам света увидел, что на моей руке лежит плоский, прозрачный, как будто вырезанный из тонкой пластмассы жук, своей формой напоминающий очертания большущей жужелицы. Что это за жук, из какого класса, отряда, семейства, мы даже и представить себе не можем. Жук отправится в Калининград, и там ученые все определят. Нам лишь известно одно: раньше никому из нас не приходилось слышать о подобных прозрачных пластмассовых жуках. Я осторожно убираю его в специальную баночку и прячу туда же этикетку с указанием, где, когда и на какой глубине поймано это существо.
— А это светящийся анчоус… — узнаю я несколько черно-фиолетовых рыбок величиной с мизинец, попавшихся в одной из сеток.
У рыбок большие глаза, которые сразу обращают на себя внимание. Анчоусы — обитатели глубоководных, нижних этажей океана. Там они живут и только ночью поднимаются к поверхности воды поохотиться за мальками. Там, в глубинах, всегда темно. И чтобы все же хоть что-то увидеть в сплошном мраке, природа подарила рыбкам большие и очень чувствительные глаза. По ночам анчоусы поднимаются из глубин к поверхности воды и носятся маленькими стайками за разной рыбьей: мелкотой. А светящимися анчоусы называются потому, что они действительно светятся: на черно-бархатном фоне тела ярко сверкают фиолетовым пламенем вкрапленные в кожу пластинки.
— Ну, а у тебя что там? — спрашивает Виктор и берет у меня банку с уловом планктона. Берет, взбалтывает и смотрит на свет: какая-то серовато-желтая водичка.
Но эта грязноватая водичка приведет в восторг любого, если на нее посмотреть через сильные стекла бинокуляра. Мой улов не менее интересен, чем тот, который мы только что добыли: ихтиопланктонными сетками. Вот я выливаю «грязную» водичку в стеклянное блюдечко, настраиваю бинокуляр и надолго замираю.
Сильные увеличительные стекла проникают в необыкновенный мир. В водичке кипит, бурлит фантастическая жизнь. Десятки, сотни, тысячи мельчайших живых существ, самых разнообразных, самых удивительных форм и строения своих маленьких энергичных тел, носятся, шныряют в блюдечке. Тут и мизерные медузки, напоминающие то пульсирующий фиолетовыми или розовыми стенками воздушный шарик, то стремительно мчащуюся ракету или раскрытый зонтик. Тут прыгают и скачут в воде маленькие злые рачки… Они нападают на других хрупких полупрозрачных обитателей блюдечка и с жадностью вонзают в них свои цепкие клешни. И еще какие-то другие рачки, чуть побольше тех, что с клешнями. Большие рачки нападают на маленьких и рвут их сильными мохнатыми ножками. Какие-то прозрачные дирижабли все время летают в воде, вздрагивая чуть заметной голубоватой оболочкой. Они обволакивают собой и больших и маленьких рачков, и те, очутившись внутри дирижаблика, мгновенно замирают, как видно пораженные насмерть сильнодействующими ядами.
— Иди возьми у штурмана координаты станции, — отвлекает меня от зоопланктона Жаров, — да надо развешивать сети на просушку.
С сожалением оторвавшись от окуляров, я выливаю водичку из блюдечка в банку и капаю в нее формалин. Жизнь в банке мгновенно замирает. Маленький, затейливый и такой страшный мир погибает.
В штурманской рубке беру координаты станции — ее широту, долготу — и заглядываю к лебедке: работа у ребят тоже подходит к концу. Гудит лебедка, наматывающая на барабан тонкий трос. Николай, стоя на специальной выдвижной площадке, снимает с троса батометры — приборы, измеряющие на нужной глубине температуру и берущие на том же горизонте пробы воды.
По вечерам, когда все на судне, кроме вахтенных, спят, свет в нашей лаборатории еще горит. Николай и Валентин делают химический анализ воды, Виктор склонился над картой Атлантического океана, вглядывается в его голубое поле. Вот прямая линия, пересекающая океан, наш трансатлантический разрез. Черные квадратики, нарисованные через каждые два градуса, — станции. Первая, шестая, пятнадцатая. И что ни квадратик — то остановка в океане. Ночью ли, днем ли — работа с шелковыми сетками, гул лебедки, сматывающей трос, который уносит в океанскую глубину белые батометры.
Океан! Только находясь в его просторах, можно представить себе, какую же прорву воды налила природа на поверхность нашей планеты! Вторую неделю режем мы его своим разрезом, режем, спешим от материка к материку по зыбкой, колеблемой пологой волной сине-зеленой поверхности, а до Южной Америки нам еще идти и идти.
Редко бывают в этих широтах теплоходы, а тем более научно-поисковые суда; кстати, подобного разреза, какой делаем мы, еще не делали ученые ни одной страны. Редко бывают в центральной Атлантике научные корабли, поэтому так скудны и неточны сведения об этих районах океана. Может быть, поэтому длительное время существовала теория, будто эти просторы Атлантики — водная пустыня, лишенная жизни, мертвая зона. Так вначале думали и мы. Однако новые станции показали, что тропическая, центральная часть Атлантического океана богато населена планктоном и мальками рыб, которые находят здесь благоприятную среду для своего развития. Они, в свою очередь, привлекают стаи летучих рыбок, косячки анчоуса, а также дельфинов, которых нам неоднократно приходилось наблюдать. Станции подтвердили наше предположение, что в этом районе можно промышлять крупных океанических рыб. Скоро и мы будем ставить ярусы.
А пока делаем станции. Днем на каждую станцию уходит всего два-три часа, ночью приходится возиться дольше.
Когда судно ложится в дрейф и на нем вспыхивают прожекторы, освещающие таинственную фиолетовую глубь, то полюбоваться невиданным зрелищем сплываются разнообразные морские обитатели.
Первыми появляются летучие рыбки. Они прилетают откуда-то из темноты и, шлепнувшись в освещенный круг, замирают под ярким электрическим светом. Расставив свои широкие большие крылышки, летучки грациозно плавают по самой поверхности воды, напоминая миниатюрные реактивные самолетики. Поглазеть на освещенный теплоход приплывают и прилетают разные летучки. Одни величиной с мизинец. Крылья-плавнички у них маленькие и почти треугольные, как у сверхзвуковых летательных аппаратов. Но эти рыбешки как раз очень плохие летуны. Они способны делать над водой лишь небольшие прыжки, всего в метр-полтора длиной. Чаще нас посещают летучие рыбки величиной с ладонь. Они неплохо летают и прыгают по воде «блинчиками». Но иногда в освещенную полосу вплывают большущие, величиной до сорока сантиметров, крылатые существа. Движения их спокойны, неторопливы. Они то прижимают грудные плавники-крылья к телу, то разводят их в стороны. У этих летучек крупные, в полголовы, глаза и выпяченный вперед подбородок. Чешуя на них блестит, как поверхность космических ракет. Кажется, что всем своим невозмутимым видом рыбы говорят: мы здесь хозяева, мы ничего не боимся. Но вот рыбки заволновались, метнулись в одну, в другую сторону и стремительными скачками бросились прочь. Только одна осталась — самая крупная и самая спокойная. Завороженная искусственным солнцем, повисшим над ее головой, она осталась на том же месте. И это погубило ее: из темноты к ней бросилось какое-то стремительно промелькнувшее в воде существо, и рыба, оставив после себя на воде несколько чешуек, исчезла.
Что такое? Куда пропала рыба? Что с ней случилось?
Я внимательно вглядываюсь в воду и вижу: на границе света и темноты мелькают в мелких прозрачных волнах чьи-то белесые крупные тела. Рыбы? Пожалуй, нет.
В этот момент одна очень любопытная рыбешка грациозно выпрыгнула из темноты и легко заскользила по поверхности воды, демонстрируя свое стройное тело и скошенные к хвосту прозрачные, в жилках тонких опорных косточек плавнички… Ей, видно, хотелось показать свое мастерство: она то медленно плыла, чуть заметно шевеля хвостовым плавником, то кружилась на одном месте, то делала несколько небольших прыжков-па и, как бы устав, замирала, поглядывая на нас большими глазами. Долго мы могли бы любоваться самодовольной рыбешкой, но из темного океана к ней бросились одновременно три белесых тела. Рыбка взметнулась в воздух, шлепнулась в воду, и тотчас ее стройное тело облепили, ломая прозрачные крылья-плавнички, гибкие, в пупырышках присосков щупальца. Кальмары! Вот кто подстерегал рыбок около освещенного борта теплохода. Разогнав летучек, они, осмелев, сами вплыли в освещенный круг и предстали перед нами во всей своей красоте. В воде животные поражают изящным очертанием тела, стремительностью и подвижностью. В воде кальмар напоминает стрелу с утолщенным древком: все его десять щупалец собраны вместе, крепко сжаты и вытянуты вперед острым наконечником. Плотное, мускулистое тело оканчивается, как оперением, треугольным хвостовым плавником. У основания щупалец, на голове сверкают, светятся в воде перламутровым светом громадные глаза. Плавает кальмар в воде по принципу реактивного двигателя. Через особое отверстие — подвижный хрящевой патрубок — кальмар засасывает в себя воду, которая наполняет пространство между телом и плотной хрящевой тканью-мантией, покрывающей кальмара, а затем резко сокращает мышцы, мантия прижимается к телу, и вода с большой силой выбрасывается через патрубок-сопло. Струя воды сообщает кальмару большую скорость. От него редко спасается даже самая быстро плавающая рыба. Бросившись на добычу, кальмар протягивает к ней свои щупальца; в самый последний момент щупальца раскрываются невиданным живым цветком, обхватывают голову, тело рыбы, и присоски накрепко прилипают к трепещущему телу жертвы. Схватив рыбу, кальмар, не разворачиваясь, бросается вниз, в глубину, и исчезает в темноте. Не разворачиваясь? Значит, у животного есть «задний ход»? Да, есть. Уж так замечательно устроен «реактивный двигатель» кальмара. Трубка-сопло поворачивается в любую сторону, поэтому кальмар может двигаться вперед и назад. Во время охоты на летучек кальмары от возбуждения как бы загораются — в их полупрозрачных телах вспыхивает розоватый огонь. Таким самовозгоранием кальмары отпугивают от себя крупных хищных рыб, которые не против полакомиться вкусным, упругим кальмарьим мясом.