Бык ушёл, но вскоре к окошку подбежал пёс и во все глаза уставился на красавицу.
– Гав! – сказал пёс. – Выходи за меня замуж, красавица Муравьишка.
– А как ты меня любишь? – спросила опять Муравьишка.
– Вот как: гав, гав, гав!
И пёс так громко залаял, что Муравьишка опять испугалась и закричала:
– Ступай, крикун, своей дорогой!
Так же было и с котом, и с боровом, и с петухом: кот мяукал неблагозвучно, боров хрюкал слишком страшно, петух кричал слишком пронзительно. Так и осталась бы Муравьишка без жениха, если бы под окошком не появился Ратонперес – проворный мышонок.
Сеньор Ратонперес был статен и строен. Правда, ростом он был не велик, но зато какой красавец: спинка серая, лапки серые! К тому же он был учтив и немножко робок. Он глянул на незнакомку, и хотя от рождения не был слишком догадлив, но сразу же понял, что она прекраснее, чем апрель, и веселее, чем весеннее солнце. Он уставился на красавицу Муравьишку своими круглыми глазками, зашевелил серыми лапками, но от робости не мог сказать ни слова.
Тогда Муравьишка, которой тоже очень понравился учтивый и скромный сеньор Ратонперес, спросила его сама:
– А как ты меня любишь?
И в ответ мышонок запищал так тихо, так нежно, что Муравьишка засмеялась от радости и запела:
– Словно зеркало сердце моё:
Отражается в зеркале всё,
Но смотри, сколько хочешь, в него,
В нём найдёшь лишь себя самого!
И протянула жениху свою чёрную лапку.
Они стали жить вместе и были так счастливы, как никто ещё не был счастлив под нашим прекрасным солнцем.
Но вот однажды проворная Муравьишка отправилась на базар купить к празднику две кружки сладкого вина мансанильо, а сеньор Ратонперес остался дома, чтобы из мяса, моркови и стручкового перца приготовить к обеду вкусную горячую олью. А так как он не был слишком искусным поваром, проворная Муравьишка заранее растолковала мышонку, как покрошить овощи, как нарезать мясо, как поставить на огонь миску, и строго-настрого приказала мужу, чтобы он не мешал олью короткой ложкой, а взял бы самую длинную – иначе может случиться несчастье! Но маленький Ратонперес был очень рассеян. Он покрошил овощи и нарезал мясо, он поставил на огонь миску, а когда олья закипела, хотел помешать густую олью, чтобы пища не пригорела, и, конечно, взял самую короткую ложку! Усевшись на край миски, он наклонился, чтобы помешать олью, но не достал до дна короткой ложкой. Он наклонился ещё и ещё – и свалился в глубокую миску, как в колодец!
А проворная Муравьишка, купив к обеду две кружки сладкого вина мансанильо, весёлая, словно кастаньеты, возвратилась домой с базара и постучалась в двери. Но ей никто не ответил. Она постучалась громче, но и на этот раз ей никто не отпер. Перепуганная, она побежала к соседке и попросила впустить её, чтобы пробраться к себе домой через чужой двор по крыше. Но соседка не впустила её. Пришлось Муравьишке бежать за слесарем в город. Пришёл слесарь, отпер дверь, Муравьишка бросилась на кухню, нашла миску, нашла олью, нашла короткую ложку, но Ратонпереса не нашла, как ни искала.
Горько-горько заплакала Муравьишка. Прилетела птица – красная куропатка – и спросила:
– Муравьишка, о чём ты плачешь?
Муравьишка ответила:
– Я плачу, потому что утонул Ратонперес, он утонул в жирной горячей олье!
И заплакала ещё громче.
– Тогда я, красная куропатка, отрублю себе свой короткий клювик! – воскликнула птица и стала рубить себе клювик.
Мимо пролетала голубка. Увидала, что куропатка рубит себе свой короткий клювик, и спросила:
– Птичка, милая! Почему ты рубишь себе свой короткий клювик?
Куропатка ответила:
– Потому что Ратонперес утонул в жирной горячей олье, а его жена Муравьишка горько плачет.
– Тогда я отрублю себе хвостик! – сказала голубка и принялась рубить свой белый хвостик.
К голубке прилетел голубь. Голубь спросил:
– Голубка, почему ты рубишь свой белый хвостик?
Голубка ответила:
– Потому что Ратонперес утонул в жирной горячей олье, потому что Муравьишка так горько плачет, потому что красная куропатка с горя рубит себе свой короткий клювик. Вот почему я рублю себе свой белый хвостик.
– Я брошусь в прозрачный ручей от горя! – крикнул в отчаянии голубь и полетел к ручью.
Но ручей, увидав голубя в таком большом горе, спросил у него:
– Почему ты хочешь броситься в меня, птица голубь?
Голубь в слезах ответил:
– Потому что Ратонперес утонул в жирной горячей олье, потому что Муравьишка так горько плачет, потому что красная куропатка рубит себе свой короткий клювик, а голубка свой белый хвостик. Вот почему я хочу в тебе утопиться, прозрачный ручей.
– Так и я буду плакать светлыми прозрачными слезами! – воскликнул ручей и зажурчал так жалобно, так печально, будто текла в нём не вода, а горькие слёзы.
Прибежала к ручью принцесса, юная королевна, чтобы наполнить свой драгоценный кувшин водою, увидала, что ручей горько плачет, и спросила его:
– Ручеёк, ручеёк, почему ты так горько плачешь?
Ручеёк зажурчал ещё печальнее и ответил:
– Потому что Ратонперес утонул в жирной горячей олье, потому что Муравьишка так горько плачет, потому что красная куропатка рубит себе свой короткий клювик, а голубка – свой белый хвостик, потому что голубь хочет во мне утопиться. Вот почему я плачу горькими прозрачными слезами.
– Так я разобью свой драгоценный кувшин! – воскликнула королевна и разбила кувшин об острые камни.
Кувшин раскололся с таким громким, весёлым звоном, что маленький серый сеньор Ратонперес тотчас же выскочил из жирной горячей ольи и снова встретился со своей любимой Муравьишкой.
Муравьишка перестала плакать.
Куропатка не стала рубить себе клювик, а голубка – свой белый хвостик.
И голубь не утопился.
И ручей перестал истекать слезами.
Только королевна не могла вернуть своего драгоценного кувшина.
Муравьишка сказала мужу:
– И что ты только, дружок, наделал! Будь в другой раз осторожней – не мешай олью короткой ложкой.
И они зажили так дружно, как никто ещё не жил под нашим прекрасным солнцем. Недаром же нашла Муравьишка под большим серым камнем своё счастье – свой маленький и блестящий медный грошик.
КАРЛАНКО
Жила когда-то коза. Она была доброй матерью и вырастила трёх козочек, шустрых, проворных, но таких непосед, что просто беда! И всё-таки она их нежно любила. Да и как не любить, если юные козочки были такими же стройными, как их мать, такими же беленькими, такими же чистенькими, а прыгали даже лучше своей матери.
Однажды пошла коза в горы. Долго бродила она по склонам, разыскивая для детей свежей травки. Наконец, утомившись, спустилась к ручью напиться и тут-то она увидала, что в ручье тонет оса. Крылышки у осы намокли, взлететь она не могла, а быстрый поток кружил её и уносил всё дальше и дальше.
– Ме-е-е! – заблеяла коза. – Держись, подружка! Сейчас я тебе помогу!
Она сломала на берегу ветку и протянула осе. Оса взобралась на ветку, передохнула и, шаг за шагом, выбралась из ручья.
А выбравшись, отряхнулась, расправила свои крылья и, взлетев на воздух, радостно зажужжала:
– Жу, жу, жу! Спасибо тебе, козочка – доброе сердце! На этот раз ты спасла меня, но в другой раз и я тебе пригожусь. Оглянись, посмотри: видишь на горе старинную стену? Она разрушена и изъедена ветром. Это наш осиный монастырь. Приходи к нам в гости. Правда, мы живём небогато, нечем нам тебя угостить, даже кельи у нас не побелены, потому что не на что купить извёстки. Но всё-таки, если с тобой случится несчастье, приходи и спроси настоятельницу монастыря. Настоятельница – это я! Приходи, козочка!
И оса закружилась в воздухе, весело напевая:
– Жу, жу, жу –
Я по воздуху кружу.
Жу, жу, жу –
Если надо, послужу…
И по всему было видно, что кружиться в воздухе и беззаботно жужжать осе-настоятельнице было куда приятнее, чем купаться в бурном потоке.
– Ме-е-е! – ответила козочка и хотела поблагодарить осу за добрые слова, но оса была уже далеко.
Тогда козочка возвратилась домой, накормила детей свежей травой, а на другое утро опять собралась по хозяйству.
– Милые мои дети, – сказала она малышам. – Я пойду за дровами в соседнюю рощу, а вы оставайтесь дома. Смотрите, будьте осторожны: по полям и долинам бродит злой рогатый бычок Карланко. Берегитесь его: запритесь на все засовы, никого в дом не пускайте. А я приду и спою вам песенку:
– Me, ме, ме,
Отоприте мне!
Как услышите песенку, открывайте смело и ничего не бойтесь.
Так сказала коза и ушла за дровами в рощу.
Только ушла – стучат в двери.
– Кто там? – спросили козочки и услышали громкий голос, похожий на голос молодого бычка:
– My, му, му,
Я вас всех сомну!
Отоприте. Это я – сам Карланко!
Но козочки ему не отперли. Они смело крикнули:
– Отопри сам, забияка!
Чуть рога себе не погнул злой Карланко, чуть копыта не отбил, но, сколько ни стучал, не мог отпереть двери, потому что козочки были послушными и заперлись на все засовы, а засовы были крепкими и не сломались.
Рассердился Карланко, заревел:
– Ладно, я вернусь ещё и расправлюсь с вами!
Он убежал, но на другое утро сдержал своё обещание: чуть свет снова пришёл к домику, где жили коза с козлятами, и спрятался в кустах. Он всё подсмотрел, всё подслушал. Он видел, как прощалась коза со своими дочками, слышал, как пела она им песенку, и – только ушла коза – постучался в двери и запел тонким козьим голосом:
– Ме, ме, ме,
Отоприте мне!
Козочки подумали, что это вернулась мать, открыли дверь и увидели злого Карланко.
– Так вот вы где! – заревел бычок страшным голосом и бросился на козочек. Но проворные козочки не растерялись: одна за другой, одна за другой по крутой приставном лесенке бросились они на чердак. Лесенку сразу подняли, чтобы Карланко не мог взобраться за ними следом, и притаились. Карланко взревел от злости – так ему было досадно, что он не может схватить козочек. Он стал кружиться по дому, сопеть, фыркать и топать ногами. А козочки, чуть живые от страха, сидели на чердаке и ждали, пока вернётся мать.
– Ме, ме, ме,
Отоприте мне!
– заблеяла, наконец, коза у дверей, и все три молодые козочки разом откликнулись с чердака:
– Мы не можем тебе отпереть. В нашем доме злой Карланко!
Услыхала это коза, бросила дрова у порога и помчалась в горы к старой разрушенной стене, где хлопотливые осы устроили свой монастырь. Она мчалась быстрее света, и не успело сесть солнце, уже постучалась у старой стены.
– Кто пришёл к нам в такую позднюю пору? – зажужжала из-за дверей монашка-пряха.
– Это я, матушка, – коза из долины!
– Ступай своей дорогой! – прожужжала в ответ монашка. – Мы спим давно.
Но козочка не ушла.
– Отоприте! – заблеяла она во весь голос. – Или я поломаю все ваши кельи!
Оса-пряха не на шутку перепугалась и позвала осу-настоятельницу. Настоятельница вскоре же выползла из своей ячейки, и козочка, вся в слезах, рассказала ей обо всём, что случилось.
– Жу, жу, жу
Если надо – послужу!
– зажужжала оса и тотчас же полетела вслед за козой в долину.
Злой бычок ревел в доме и топал ногами, но оса не испугалась его. Она влетела в замочную скважину и принялась жалить злого Карланко в глаза, и в ноздри, и в уши. От боли бычок заревел ещё громче и бросился бежать без оглядки. Он так скакал по камням, так прыгал, что искры огненным дождём летели из-под его чёрных копыт. А коза и козочки смотрели вслед и смеялись от всего сердца.
По горам я шёл,
К шалашу пришёл.
В двери палкой постучал,
Пастуха там повстречал.
Он меня позвал –
Мне два сыра дал:
Один – для меня,
Другой – для тебя.
Мне – за то, что был я ласков,
А тебе за то, что ты
Молча слушал эту сказку,
Словно в рот набрав воды.
ГОРШОЧЕК МЁДА
Ах, рассердилась же сеньора лиса, когда сеньор волк напротив её ветхого домика – даже не домика, а обыкновенной лисьей норы – построил себе новый просторный дворец! Но плутовка была любопытна, и когда сеньор волк пригласил её в гости – полюбоваться новым домом, тотчас же согласилась.
Хорошо потрудился волк. Были у него и зал, и спальня, даже кухня. Но больше всего пришлась по душе лисе кладовая. Чего только не припас себе волчище! А главное – в кладовой было очень много лакомств: и миндаль, и груши, и винные ягоды.
Лиса была большой сладкоежкой. Она обшарила все углы, обнюхала все припасы и говорит волку:
– Сеньор кум, одного у вас не хватает.
– Чего же?
– Горшочка с мёдом!
А лисица очень любила мёд. Она знала, что слаще мёда нет ничего на свете.
– Ты права, – согласился волк.
А как раз в это время под окошком проходил торговец мёдом. Он напевал:
– Мёд пчелиный –
Сладкий мёд,
Мёд и в сотах
И без сот!
Ах, как понравилась лисе эта песенка. Понравилась и сеньору волку.
Заплатил он продавцу полреала. Нацедил ему продавец горшочек сладкого душистого мёда. Поставил волк горшочек в кладовую, сказал лисице:
– Ну, кумушка, теперь у меня всего вдоволь. Как будет готов мой дом, полакомимся вместе на новоселье.
– А когда же будешь ты справлять новоселье?
– Очень скоро, но сначала надо покрасить крышу, потом приладить крылечко, а потом сложить ограду из камня…
«Ну, – думает лиса, – не скоро дождусь я мёда!» – и решила обмануть сеньора волка.
Пришла на другой же день и сказала:
– Сеньор волчок, я пришла к тебе с большой просьбой. У меня племянничек родился, надо мальчишку проведать, а ты, сделай милость, понянчи моих лисяток, пока меня не будет дома. За это принесу я тебе из гостей пирожок с вареньем, большой-пребольшой!
– Кумушка, – взмолился волк, – а я и не знаю, как лисят нянчат!
– Но это же очень просто. Сперва ты их покачаешь, потом споёшь песенку. Они заснут, – и не будет у тебя никакой заботы.
Подумал волк, согласился и полез в лисью нору. А лисица никуда не пошла: забралась к волку в новый дом, перерыла всю кладовую – набрала в мешок и груш, и лесных орехов, дотянулась и до горшочка, хоть стоял он на самой верхней полке.
Съела добрую часть мёда и с мешком побежала в поле. Ну и весело же провела этот вечер лисица: пировала с пастухами, оделила их грушами и орехами, а они угостили её молоком и жирным овечьим сыром.
А волк сидел в тёмной норе – непослушных лисят нянчил. Одного укачает – другой плачет, укачает другого – первый проснётся. Измучился, пока возвратилась лиса.