Профессор выступил вперёд и воскликнул:
— Эй, дед Чудо, ты настоящее чудо!
Дед Чудо и Петушок остановились на берегу, как были — с обувью в руках и с засученными штанинами, — удивлённые, а может быть и испуганные.
— Простите, — сказал дед Чудо, несколько прийдя в себя, — с кем я имею честь говорить?
— Я — профессор Иванов.
— Про-фес-сор! — произнес дед Чудо, делая ударение на каждом слоге. — Ну, конечно, а я не догадался. Конечно, конечно. Мои орлы говорили мне… — Он вдруг осёкся. В голову его нахлынуло много мыслей, и он сбился. — Павлик и Белобрысик с вами, живы-здоровы, не правда ли? — спросил он, оправившись.
Они пожали друг другу руку в тени деревьев, не бывши перед этим знакомы. Судьба смелых мальчиков Павлика и Белобрысика связывала их, а лес предрасполагал к откровенности и чистосердечности. Они приветствовали друг друга как старые друзья.
Тем временем Одноглазый стоял в сторонке молча, прислонившись к стволу дерева. Профессор Иванов вспомнил о нём, и ему стало несколько неловко, что он забыл про скромного гиганта.
— Балцак, иди сюда, я тебя познакомлю с этим милым дедушкой.
Дед Чудо подошёл и остановился перед Одноглазым, который не пошевелился. Стоял как величественная сосна. Тень падала на его лицо и скрывала блеск его единственного глаза.
— Кузнец! Ты ли это, сынок? — взволнованно прошептал дед Чудо.
Профессор, в свою очередь, растерялся от удивления.
Одноглазый вдруг согнулся, повалился в ноги деду Чудо, схватил его правую руку своими обеими ручищами и стал её целовать, повторяя:
— Учитель, учитель!
Затем, вскочив на ноги, он схватил старика в объятия и чуть было не задушил.
— Н-да, так, значит, — сказал дед Чудо, освободившись из страшных объятий. — Довелось встретиться. Я знал, что встречу знакомых, но всё же, сколько лет, думаю, прошло. Немало годков-то.
В конце концов выяснилось, что лет пятьдесят назад дед Чудо был молодым учителем в этих местах. В то время Одноглазый жил в доме у Радана на Чёрной скале и водил деда Чудо по горам, показывая ему то да сё. Оба сохранили прекрасные воспоминания один о другом. Тут дед Чудо вспомнил и о Радане. Одноглазый обещал отвести его туда. В этот момент в разговор вмешался профессор Иванов. Он рассказал о Радане то, что услышал о нём от Павлика. Описал его кончину, поведал про сборщицу целебных трав, про злодеяния Хромоногого.
— Вот это славные приключения! — воскликнул Петушок, который жадно слушал повествование о подвигах Павлика и Белобрысика, прильнув к деду Чуду.
— Мои мальчики, соколики мои! — радовался дед Чудо.
Разговор перешёл на эту тему. Трое мужчин беседовали как старые друзья, время летело, на востоке уже светлело небо, приближался рассвет.
— Позвольте мне пригласить вас в свою хижину! — сказал Одноглазый. — Она, правда, самая бедная хижина на земле, но…
— Не беспокойся об этом, Балцак, — перебил его дед Чудо. — Никто не должен раскаиваться в том, что вёл слишком скромную жизнь. Бедный человек смеётся чаще и он веселей. Идём, и не думай об этом.
Впереди зашагал Одноглазый, ловко прокладывая дорогу в кустарнике своим посохом. По этой широкой дороге за ним следовали остальные.
— Так иногда складываются обстоятельства, так переплетаются судьбы людей, что им вдруг становится ясно, как мал мир, — говорил дед Чудо.
Над Орлиным Гнездом скалы золотились пурпурным сиянием восхода. Зарождался новый день. Из лона Родоп истекал живительный утренний аромат и разносился далеко над уснувшими равнинами Фракии.
20
Неспокойное утро
Случай, этот дивный сочинитель всех запутанных историй, по-видимому не желал, чтобы утро этого дня началось торжеством, хотя бы и таким скромным, какое предложил своим спутникам Одноглазый.
Когда маленькая группа подошла к его хижине, он остановил всех, прислушался и сделал им знак молчать. В тишине утра ясно слышались чьи-то крики, временами походившие на жалобный вой, а иногда — на дикий смех.
— Сборщица трав влезла на Молодухину Скалу над бездной… — сказал со вздохом Одноглазый. — Я поспешу…
Он не договорил, но всем стало ясно, что он имеет в виду безумную.
— Я должен ей помочь, Радана ведь уже нет.
— Пойдем вместе! — предложил профессор.
— Тогда идём прямо к Чёрной скале! — нетерпеливо заключил Одноглазый.
Вся группа спустилась быстрым шагом в долину по течению Серебряного потока, поднялась на невысокий хребет, известный под названием Страшица, и оттуда направилась прямо к Чёрной скале.
Перед тем как добраться до этой скалы, надо обойти группу скалистых утёсов, торчащую среди леса как обелиск и называемую Молодухина Скала. Подойдя к ней, Одноглазый внезапно покинул компанию. Ловкий как коза, он вскарабкался на крутой обелиск, скрылся из вида, но вскоре появился снова. Он нёс на руках безумную. Она продолжала кричать и петь что-то невнятное. Когда он положил её на землю, она вскочила на ноги, смешно завертелась, описала рукой в воздухе круг и дико захохотала.
— В ловушке, в ловушке они. Все там будут спать, с Раданом. Они сыновья Радана. Ха-ха-ха-ха! Сыновья Радана! Что?.. Чего вы на меня так смотрите? Что я — сумасшедшая? Вы все напуганы дикой русалкой. Ха-ха-ха-ха-ха!
Её несвязные слова возбуждали сострадание.
— В букете цветов самые душистые стебельки, а в средине дикий пион. Дети Радана будут в древней гробнице.
Все старались что-нибудь понять из её слов, но это удалось только одноглазому Балцаку.
— Веди нас скорее в старый дом, несчастная! — грустно, но строго велел ей он. — Что ты сделала? Несчастный твой ум! Ну! — крикнул он под конец страшным голосом и встряхнул её.
Это несколько отрезвило её, она помотала головой, окинула взглядом окружающих, словно видела их впервые и усталым голосом, совершенно не похожим на прежний, промолвила:
— Хорошо! Идём!
Ещё с порога большого дома Радана все почувствовали благоуханный одурманивающий запах. Остановившись в дверях его комнаты, они увидели в средине её большой старинный кованый сосуд на высокой металлической ножке, похожий на древний жертвенник. Он весь был окутан благоуханным дымом каких-то трав. Дым волнами носился по комнате.
В кровати Радана из-под пестрого дырявого одеяла виднелось три кудрявых головы. На полу лежало три рюкзака. Одноглазый откинул покрывало. Под ним, объятые глубоким сном, лежали три пионера.
Одноглазый быстро схватил кадильницу и, высадив окно, выбросил её вон вместе с дымящимися благовониями. В комнату хлынул свежий воздух.
— Несчастная, безумная! — Она усыпила их одурманивающими травами! — сказал он, обращаясь к деду Чуду, когда тот подошёл к спящим мальчикам.
— Давайте вынесем их скорее во двор, на чистый воздух. Они едва дышат, вскрикнул дед Чудо.
— Нет, не спешите. Они не так скоро проснутся, — возразил Балцак. — Оставьте их лучше здесь. Им теперь нужен не чистый воздух, а здоровый сон.
В пролёте двери стояла сборщица трав. Испуганно сжавшись, она походила на клубок лохмотьев. Из клочьев одежды высовывалось сухое, испитое лицо.
— Что это за мальчики, ты знаешь? — обратился к ней Одноглазый. — Зачем ты усыпила их травами? Что они тебе сделали?
— Они говорят, что я колдунья и убила их двух товарищей. Я им сказала, что они были у дедушки и что он теперь у вечного, а они ушли в глубь земли, к кладу, где страшнее, чем в могиле. Я там была, я знаю, где это. Но я так устроила, чтобы зло провалилось в тартарары, чтобы не было зла. И вот. А? Ха-ха-ха-ха!
— Светлана! — рявкнул Одноглазый.
Она снова сжалась от этого крика, озадаченно глянула на него, закуталась в шаль и выскользнула вон.
— Я думаю, что знаю, кто эти парни, — заявил Петушок, выступив вперёд. — Они из молодёжного лагеря «Костёр». Они из лагеря академии, товарищи Павлика и Саши. Отправились их искать и попали сюда.
— Они оправятся от чистого воздуха! — вздохнул в ответ Балцак. — Но поглядите, как заброшен этот дом! Похож на амбар. А вам, учёным людям, этот дом нужен. Так мне говаривал Радан. Если бы он был жив, я бы вам этого сейчас не сказал, но Радан умер, и я должен вам сказать.
Все посмотрели на него с удивлением. Что должен был сказать Балцак, одноглазый кузнец?
— Много раз, почти всегда, когда я сюда приходил повидать старика, он мне наказывал, что когда умрёт, оставит этот дом мне на сохранение. «Хочу от тебя только одного, — говорил он. — Хочу, чтобы после моей смерти в этом доме хозяевами стали учёные люди. Я дал клятву, пока жив, никому не говорить о том, что находится в его подземельях, о том, что мне доверено дедом и прадедом. Основателем нашего рода был человек, называвшийся просто Александр Кузнец. Он был из тех, что носили красные плащи и именовались богомилами[7], а чёрные попы учили называть их безбожниками. Я верен клятве, которую он дал, и сохранил тайну до сегодняшнего дня. Ты — не нашего рода. Над тобой не тяготеет клятва. Ты приведи сюда учёных, и пусть этот дом станет снова тем, чем был когда-то — школой для народа».
— Но что же тут такое в этом доме? — спросил заинтересованный профессор Иванов.
— Я и сам ничего не знаю. Это узнают те, которые станут хозяевами. Я поверяю этот дом твоим заботам, дед Чудо, как самому старому учителю. Дальше решай сам.
Дед Чудо улыбнулся, погладил бороду и поклонился.
— Спасибо! Становясь преемником тайны кузнецов, даю клятву, что открою эту тайну, хранимую в течение веков.
В этот момент снаружи донёсся шум многих голосов, оживлённые выкрики и спор.
Двор был полон молодёжи. Весь пионерский лагерь «Костёр» поднялся на поиски Павлика и Белобрысика.
— Вот они откроют тайну! — обратился к присутствующим дед Чудо. — Им я отдам этот старинный дом; ведь всё, что имеется на этой земле и у этого народа, принадлежит им. Не так ли? — обратился он к профессору. — Здорово, хозяева! — крикнул он восторженно в окно и приветственно помахал рукой остановившимся во дворе мальчикам.
— Мне пора идти! — сказал профессор Иванов. — Пора на виллу. Вы все приходите попозже.
Он не решился сказать правду.
— Идите, профессор, — обратился к нему дед Чудо. — Мы все придем наверх, к моим соколикам, на вершину Орлиное Гнездо. Передайте им от нас привет. Сегодняшний день сулит нам радость.
Утро засияло над пробуждённой землёй. Солнце выглянуло над еловыми лесами.
Новый день рассыпал солнечные обещания, но при своём зарождении он был обременён тревогами предшествующего.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
21
Дружба обязывает
Было уже давно за полночь, когда Павлик открыл глаза, разбуженный шумом, характер которого он не мог определить. В лесу раздавались трели соловьёв.
Несколько минут он лежал неподвижно в постели. Вслушивался в голос леса, доносившийся через распахнутое окно. Затем приподнялся и увидел пустую кровать профессора Мартинова. Он подумал, что профессор вышел, и это его успокоило. Он сел в постели. Перед его глазами быстро промелькнули вчерашние события. Особенно сжалось его сердце при одной мысли — Белобрысик вчера не вернулся. В уме у него промелькнуло: «Если старший геолог Петров, сильный и вооружённый, был ранен этим опасным человеком, что могло случиться с Сашей?»
Сквозь листья тонкой берёзки, заглядывавшей в окно, Павлик засмотрелся на побледневший диск луны. Небо окрашивалось в предрассветный багрянец.
Вдруг тишину нарушил знакомый Павлику сигнал. Сердце его замерло от радости. В одно мгновенье он откинул одеяло и оказался у окна. Из леса донесся резкий крик сойки, типичный и знакомый.
«Белобрысик жив! Он в лесу!» — промелькнуло в голове у Павлика, сердце его дрогнуло, и на глазах заблестели слезы умиления.
Сигнал, повторявшийся с паузами, означал: «Продолжаю выполнение задания!»
«Если бы дед Чудо мог откуда-нибудь увидеть всё это», — думал с гордостью Павлик. Дед Чудо назвал этот сигнал «Дружба обязывает».
Сигнал снова прозвучал в лесу. Павлику хотелось закричать во весь голос, чтобы Белобрысик его услышал, но обстановка позволяла только слушать и молчать.
Сигналы прекратились. Павлик почувствовал холод и снова лёг в постель, отдавшись смелым мечтам и мыслям. Небо на востоке всё больше розовело. Приближалось мгновение, когда в радостном блеске должно было показаться сияющее солнце, возвещая начало этого исполненного ожидания и предчувствий летнего дня.
В этот момент Павлик услыхал осторожные шаги под окном, скрип песка. Он затаил дыхание, весь превратившись в слух.
Шаги удалились вправо, направились к главному входу. Нигде не стукнула дверь, нигде в доме не раздалось шума. У Павлика появилось непреодолимое желание узнать, кто ходит вокруг дома. Он быстро оделся. Поколебался, откуда ему выйти и, в конце концов, остановился на окне. Выбраться из окна, находившегося на втором этаже, для него не составляло труда. Перед тем, как вылезть в окно, он снял со стены своё ружьё, висевшее рядом с двустволкой профессора Мартинова, и затем решительно перелез через подоконник.
Замерев у тонкого ствола берёзы, он сторожко осмотрелся и двумя прыжками достиг угла дома. Отсюда уже была видна как лужайка перед домом, так и всё пространство до леса. Но в то же время здесь, на углу, его самого было видно. Поэтому он предпочёл проскочить к гаражу. В тени гаража он был невидим. Эта позиция предоставляла ему больше возможностей. Он занял её бесшумно и быстро.
Тем временем наступила полная тишина раннего утра. Состязание соловьёв в лесу окончилось. Шум листвы замер, ветер стих, во всем просторе разливалось сияние и блеск солнечных лучей.
Внезапно эта тишина была нарушена далёкими, неясными, удаляющимися шагами. Павлик насторожился. Слышно было, как под тяжёлой поступью поскрипывает песок.
«Где же он прятался? Не заметил ли он меня? Кто он?» — спрашивал себя Павлик.
Когда шаги отзвучали и заглохли, он выглянул из-за угла гаража и как раз вовремя: фигура удаляющегося человека, в котором Павлик узнал профессора Мартинова, завернула за ближайшие кусты. Он направлялся к Чёртовым Берлогам. На спине у него был рюкзак. Хотя Павлик видел его всего несколько секунд, он успел заметить, что профессор вооружился верёвками, клиньями и другими приспособлениями альпинистов. Ему стало ясно, что он направляется к злополучному колодцу, который чуть было не отнял жизнь и у самого Павлика.
«Мой долг — последовать за ним, охранять его и защитить, если понадобится, — внушал себе Павлик, воодушевившись. — Белобрысик не вернулся и подал сигнал «Дружба обязывает». Он, значит, выслеживает. Есть, следовательно, что-то подозрительное. Но разве могло произойти что-либо, что не было бы связано также и со старым профессором? Алчный искатель кладов, что бы он ни предпринял, в конце концов всё равно с ним столкнётся».
«Если я последую за профессором, то рано или поздно встречусь и с Белобрысиком и с Хромоногим», — убеждал себя Павлик.
Наконец, он решил: «За профессором, куда бы то ни было!»
Утро казалось ему более лучезарным, чем когда-либо. Его сердце охватил восторг сияющего неба, им владели смелость и упорство, побуждавшие его к действию.
Перед тем как тронуться в путь, Павлик, спрятавшись в кустах, подал сигнал «Дружба обязывает». Резкие звуки полетели в тихом утреннем воздухе и растаяли в бесконечности.
Никто не ответил.
Он закинул ружьё за плечо, осмотрел простирающийся перед ним лес, спускающиеся к бездне осыпи, утёсы Орлиного Гнезда, долину Чёртовых Берлог и тронулся в путь по тропинке.