Он не прошёл и сотни шагов, как услышал за собой быстрые шаги. Кто-то за ним бежал.
— Меня преследуют! — сказал себе испуганный Павлик. — Убежать?.. Нет! Я встречу их здесь.
Он спрятался в гуще кустарника и приготовил ружьё. От волнения он едва дышал.
«Кто бежит сюда? Может быть, Белобрысик. Он услыхал мой сигнал».
Чем больше приближались шаги, тем Павлику становилось яснее, что это не Белобрысик. Тот бы не бежал так шумно, не дышал бы так тяжело, как гончая после долгого преследования дичи.
Наконец на тропинке появился преследователь. Это была Элка. Её глаза, похожие на фиалки в полутени рождающегося дня, были тревожны и грустны. Она на секунду остановилась, прислушалась. Ноздри её шевелились, будто она принюхивалась к чему-то. По сжатым губам пробегала дрожь волнения, щёки зарумянились.
— Элка! — тихо позвал её Павлик.
Она вздрогнула, осмотрелась вокруг, узнав его голос, и когда он показался из зарослей, она порывисто двинулась к нему, как будто собираясь его обнять. Фиолетовые отблески её глаз приобрели свойственный им нежный тон летнего солнечного неба.
— Павлик… ты… я тебя увидела из своего окна…
В глазах её дрожал страх. Грудь высоко поднималась от учащённого дыхания. Нежная и милая в своей смелости и детской растерянности, она опустила глаза, встретив восторженный взгляд Павлика.
— Я всю ночь не спала, — прошептала она.
— Элка, ты… не надо было…
— Я тебя не оставлю одного. Хромоногий убил Белобрысика; Сашок не вернулся… А теперь и тебя… — Она разрыдалась.
Павлик взял её за плечи, попытался успокоить, но держал от себя на расстоянии, словно она была хрустальной вещью, которая могла разбиться от одного прикосновения. А она, наклонившись вперёд, заплаканная как ребёнок, словно приросла к месту, опустив руки. Как хотелось Павлику утереть её слезы, погладить её по голове. Она была готова спрятать голову у него на груди. Это было так естественно в такой момент.
— И ты побежала сейчас же за мной? — спросил он глухим голосом, неуверенно.
Она подняла глаза, посмотрела на него. В её взгляде было признание и мольба.
Он сдержанно улыбнулся, и на щеках у него выступил румянец. Элка опустила глаза в смущении…
— Я боюсь! — прошептала она чуть слышно. — Я пойду с тобой, куда бы ты ни пошёл. Я видела и профессора Мартинова — прошептала она.
Павлик засмеялся счастливым смехом.
— Ну, раз так, идём, Элка!
Профессор Мартинов нигде не задерживался. Павлик и Элка шли за ним по тропинке, покрытой росой. Следы шагов профессора были ясно видны. Он пересёк небольшую прогалину у Чёртовых Берлог, спустился по мраморным ступенькам и, дойдя до колодца, остановился. Размотанные им верёвки оставляли борозды, похожие на следы змей. У скалы валялась брошенная спичка. Быть может, он проверял, есть ли ещё в галерее рудничный газ. По всей вероятности, он тут же и позавтракал: валялся клочок промасленной бумаги. В колодце было темно, хоть глаз выколи.
— Хорошо, что у меня в кармане электрический фонарик. Со вчерашнего дня остался! — сказал улыбаясь Павлик. — Я спущусь туда. Ты не возражаешь, Элка? Я сейчас же вернусь.
— И я тоже спущусь, здесь на поверхности мне страшно одной. Вдруг придет Хромоногий…
— Но спуститься ещё опаснее, Элка!
— А если так, тогда и ты не должен спускаться! Нам надо вернуться на виллу, предупредить профессора Иванова и деда Стояна.
— Да нет же! Я говорю, что тебе опасно. Мне-то ничего…
— Тогда вместе! — твёрдо сказала Элка.
— Ну, спускайся, а я за тобой! — ответил Павлик. Он думал, что Элка побоится. Но она бесстрашно взяла фонарик, подвернула подол платья, и смело стала слезать по железным скобам, светя фонариком в глубину неизвестного колодца. Когда она опустилась на несколько метров, Павлик последовал за ней.
Солнце обливало с востока светом и теплом всю землю. Жизнь закипала под благотворными лучами солнца.
А в это время в глубину холодных и тёмных подземелий неисследованного мира спускались два горячих сердца, и свету их вдохновения предстояло осветить и согреть мрак вечной подземной ночи.
22
Успех принадлежит смелым
Увидев, что случилось со старшим геологом, Белобрысик рассудил, что ему не следует вмешиваться. Чтобы не выдать своего присутствия, он выбрал более удобную позицию для наблюдения, и, использовав момент, когда Хромоногий спрятался в свою берлогу, перебрался на дуб, узловатый ствол которого находился вблизи него.
Вскоре Хромоногий появился из своей берлоги, с рюкзаком за спиной, и скрылся шагах в десяти от потайного туннеля в тайнике под большой, обросшей бурьяном скалой.
На месте происшествия не замедлили собраться люди. Элка и Кита привели за собой почти всю группу старшего геолога. Вслед за ними прибыла и деревенская акушерка, откликнувшаяся на вызов вместо отсутствующего врача, чтобы оказать раненому первую помощь.
Выяснилось, что рана не опасна. Нож попал в мускул под плечом и скользнул по рёбрам, так что не причинил серьёзных повреждений.
Белобрысик сидел, спрятавшись в листве своего дуба, и с интересом наблюдал суету вокруг раненого, но при этом зорко следил и за всем вокруг. Он полагал, что ещё кое-кто следит за всем происходящим и строит свои планы. Ему было ясно, что Хромоногий тайком наблюдает за этим местом, поэтому он не выдавал своего присутствия, старательно скрываясь в кроне дуба.
«Он от меня не уйдёт», — тысячу раз твердил про себя Белобрысик.
Всю ночь он не сомкнул глаз.
Начинался рассвет. От утреннего холодка по всему его телу ползали мурашки. Ему хотелось спуститься и поразмять ноги, но он крепился, неподвижно сидя на суку.
В тот момент, когда соловьи приумолкли, предрассветный покой был нарушен осторожными тяжёлыми шагами. Кто-то пробирался через кустарник, в котором вчера вечером исчез Хромоногий. Послышался говор. Голосов было два. Затем из кустарника появились двое мужчин. Белобрысик их сразу узнал — это были Хромоногий и Медведь. Медведь нёс на плече кирку, а Хромоногий держал короткую лопату. Они вышли из тайника Хромоногого очень неспокойные, всё время тревожно оглядываясь по сторонам. В особенности проявлял беспокойство Хромоногий, быть может, опасаясь засады.
Молча, хмуро они стали спускаться по наклону к осыпи.
Пока они не скрылись в лесу, Белобрысик не решился спуститься с дерева. Только когда из леса вылетели вспугнутые птицы, он слез: было ясно, что те двое идут по лесу.
Привыкший ориентироваться в неизвестной местности, отлично знающий лесные шумы и искусство следопыта, Белобрысик быстро напал на следы, оставленные кладоискателями, и пошёл за ними. Ему стало даже забавно и весело.
Идя по их следам, Белобрысик установил, что на дне пропасти, вдоль берега Пещерицы, проходит удобная тропинка, которая выводит к подножию острых утёсов Орлиного Гнезда. Обойдя их и достигнув хребта, называемого местным населением «Врелото», тропинка проходит под узким скалистым козырьком, скрывающим её от любопытных взглядов, и выходит в лес, позади центральной станции геологической экспедиции.
В лесу, на том месте, куда ведёт эта интересная тропинка, высятся три больших утёса, расположенных так, что вершины их указывают три различных направления. Если подняться на эти утёсы и посмотреть оттуда на лес, то можно заметить, что среди светло-зёленого моря сосен, в одном единственном месте возвышаются, точно три свечи, три остроконечных пихты. Чтобы добраться до них, надо идти прямо к хребту Стражицы. Однако, прежде, чем до него дойти, надо опуститься в крутой, проходящий среди леса, каменистый овраг. В этом овраге — потайной вход к кладу.
Белобрысик, довольный своими наблюдениями, залёг в кустах, чтобы дождаться окончания событий.
Хромоногий и Медведь вошли в подземелье через отверстие в скале, обнаруженное накануне дедом Стояном с его козочкой.
Белобрысик думал: «Я дам им копать, рыть, делать, что они хотят. Когда я увижу, что именно они вырыли и где они зароют или спрячут клад, позову Павлика, и готово. Клад будет нашим…»
Ему стало так радостно от этих мыслей, что он сам ущипнул себя за щёку и похвалил себя:
— Молодчина, парень!
Успокоенный и довольный собой, Белобрысик ловко влез на развесистое дерево и оттуда взглянул на то место, где исчезли двое кладоискателей.
Овраг был виден вдоль, но начало его заслонялось высоким берегом.
Не сдвинусь отсюда, пока не узнаю всего, — сказал он себе.
Тут ему пришло в голову подать сигнал Павлику и он, искусно подражая крику сойки, просвистал сигнал «Дружба обязывает». Его дерзость на этом не кончилась. Он не усидел на месте до конца. Спрыгнул на землю и добежал до высокого берега. Лёг на землю и пополз на животе вперёд, чтобы лучше видеть, что будет. Но кладоискатели задерживались. Тогда он решил спуститься на дно каменистого оврага. Следы привели его к огромной тёмной скале, в которой зияло ещё более тёмное отверстие.
Следы Хромоногого и Медведя тут переплетались. Ясно было, что они здесь суетились.
Белобрысик зажёг электрический фонарик и направил его внутрь. В пыльном подземелье следы вели вглубь и терялись из вида. Людей видно не было.
— Та-ак! Теперь они в ловушке! — обрадованно подумал он.
Он стал размышлять, где бы ему спрятаться, чтобы удобнее за всем наблюдать, но тут в нём родились сомнения. Его охватило желание войти внутрь, в подземелье, увидеть своими глазами таинственный клад. После всего случившегося, у него не было сомнений, что клад действительно существует. Бумаги, которыми так дорожил Хромоногий, не были праздными бумажками, а действительным указанием. Клад, о котором хотел поведать в свой предсмертный час Радан, по-видимому находился именно здесь.
Сердце Белобрысика бешено забилось. Манящий блеск невиданного сокровища зарябил и в его глазах.
Наконец, он решился. Кончиком ножа нацарапал на Чёрной скале слова: «Я иду по следам Хромоногого. Внутрь. Саша.» Подтянул без надобности ремень пояса, сжал в руке фонарик и очертя голову углубился в тёмное подземелье.
23
В пещерном мире
В низкой тёмной галерее, по которой пошли Элка и Павлик, идти было трудно. По стенам прохода, в котором они двигались несколько согнувшись, видно было, что он образовался под действием текущих вод, а затем кое-где был расширен рукой человека. Воздух тут был тяжёлый, затхлый, не хватало кислорода, дышать стало трудно. Яркий свет фонарика выхватывал из тьмы резкие изломы стен. Картина была монотонной, скалы — однообразного серо-жёлтого цвета. Арка, образуемая сечением прохода, в котором они продвигались, казалась им разинутой пастью.
На скалистом дне галереи не было заметно следов профессора. Павлик шагал вперёд с возрастающей тревогой.
«Неужели, — спрашивал он себя, — есть другой вход в этом же колодце, и я его не увидел? Как профессор не оставил никакого следа?»
Туннель, по которому они шли, все более суживался и, наконец, превратился в одном месте в узкую горизонтальную щель. Чтобы пробраться через неё, надо было ползти на животе.
«Профессор здесь не проходил! В этом нет никакого сомнения», — подумал Павлик, останавливаясь в нерешительности. Он не стал делиться своими мыслями с Элкой, но она сама сообразила и сказала твёрдо:
— Вернемся! Проверим у входа!
Настаивать или спорить не было смысла. Они двинулись обратно. Добрались до входа. Теперь они заметили, что приведшие их сверху ступеньки не кончаются, а продолжаются за поворотом, чего они прежде не заметили.
Спустившись по продолжению лестницы, они на узкой пыльной площадке увидели чёткие следы резиновых сапог профессора. Они обрадовались, пожали друг другу руки и так, взявшись за руку, пошли дальше.
Здесь туннель, по которому они шли, носил явные следы обработки, стены его были сглажены, а пол ровный и местами даже устлан плитами.
Павлик остановился в изумлении перед полусферическим глиняным сосудом, на высоте человеческого роста прикреплённым к стене железной скобой. Здесь останавливался и профессор Мартинов. Элка, больше Павлика разбиравшаяся в археологии, сразу определила, что это — глиняная лампа. На дне её был изображен филин, а вокруг него выгравирована латинская надпись.
— Глиняная лампа — это шахтёрская лампа римских времён. Здесь был римский рудник, — уверенно сказала она. — Надо считать, что и найденное на поверхности, вследствие взрыва, снесшего песок — тоже дело рук римлян. Эпоха очень удалённая от нас и, поэтому, находка ценная. Оставим её на месте.
— По чему ты судишь, что здесь был рудник?
— Лампа шахтёрская. В Археологическом музее в Софии есть такие лампы с изображением филина. Это рудничные лампы, — уверенно ответила Элка.
— Разве ты так хорошо знаешь археологию? — удивился Павлик.
— О, я люблю eё — ответила Элка. — Я люблю две области науки.
— А какая же вторая?
— Ты сам поймёшь, — сказала она, отвернувшись. В глазах её был блеск, свидетельствовавший о затаённых мыслях и переживаниях.
— Но, в таком случае, и те старинные крепостные подземелья, что Саша и я открыли, значит, римские, а не болгарские.
— Этого я не знаю. Но по надписи, которую ты упомянул вчера, думаю, что она болгарская. Может быть, на месте прежнего городища впоследствии… Но к чему гадать? Лучше догоним профессора.
— Вот это правильно!
Они двинулись дальше и вышли в широкую подземную комнату, выдолбленную в горе в виде прямоугольника. Но не форма её была интересна, а то, что вдоль двух противоположных стен были закреплены железные кольца, примерно в метре одно от другого, со свисающими с них цепями.
— Темница! — вскрикнула удивлённая Элка. Они стали рассматривать это странное помещение.
На закопчённых стенах были тысячи царапин. Всмотревшись, они увидели здесь и неумело нацарапанные имена, и просто линии, проведённые нетвёрдой, неискусной рукой, и изображения животных, иногда и целые фразы. За всем этим, однако, таилась судьба множества людей, лишённых на долгое время света и солнца, счастья и правды.
Кто знает, сколько рабских страданий могли бы рассказать эти стены, исцарапанные ногтями, шилом, кусочками металла или камня?!
Павлик и Элка прошли вглубь этого печального помещения и в самом конце его наткнулись на решётку из грубых железных прутьев, крепко вделанных в стену, за которыми ход продолжался куда-то вправо.
Они вернулись из комнаты в галерею и пошли дальше по ней. Но тут выровненная и обтёсанная галерея кончалась, дальше шёл туннель круглого сечения, неровный, с острыми изломами скалы, такой же, в какой они попали вначале, прежде чем спустились сюда. Однако постепенно свод стал уходить всё выше и с каждым шагом перед ними раскрывался всё более богатый и разнообразный пещерный мир. Постепенно им стало казаться, что они находятся в каком-то подземном царстве, богатом и фантастическом, как в сказках. Перед их глазами, в слабом свете фонарика, предстали вишнёвого цвета прекрасные драпировки. Казалось, это был сон. Они не могли знать, что эта красота вызвана гематитом — первой генерации — образовавшем здесь тонкие идиоморфные иголки, рассеянные в мелкозернистом кварце. Поэтому у него был ярко-вишнёвый цвет. Но если здесь взор привлекали краски, то на несколько шагов дальше они попали в фантастический мир форм, развернувший перед ними невиданную игру линий.
Самым распространённым здесь минералом, по-видимому, был кварц. Он заполнял все трещины и, наряду с мелкозернистым серым кварцем, встречался гребневидный белый кварц с хорошо оформленными кристаллами, которые зажигались, светились и гасли, как звёздочки.