— Слышали! Говорят — злющий, как охотничий пес! Демонская душа!.. Принесет он вам суровую зиму. Готовьтесь!..
Все это слышал и Зайчик-Попрыгунчик. Он видел, как после таких известий всё лесные жители торопливо и усердно готовились к зиме. Чинили свои домики, запасались мхом и огромным количеством всякого корма. Он и сам, вместе с родителями и братьями, бегал каждую ночь добывать капусту. Даже старенькая бабушка — и та, опираясь на клюку, ходила на господские огороды за морковкой.
Все торопились, боялись и заранее дрожали и жаловались на жизнь. Плакали белки, вздыхали и охали полевые мыши. А маленькие синицы жалобно тенькали о том, что надвигается беда и не пережить им этой страшной зимы.
Зайчику-Попрыгунчику было не по себе от всеобщей паники. Потому он и сам торопился, и приятелей подгонял. Ведь, по правде говоря, он теперь опасался, как бы не оказаться на горе Острухе, когда там объявится сам страшный Морозка и проснутся Баба Студеница с Метелицей. Но, несмотря ни на что, ему не терпелось отправиться в это путешествие. Ведь он понимал, — если вернется благополучно в свой лес, то непременно прослывет храбрецом, Зайчиком-героем. А среди зайцев это случается так редко!..
Потихоньку от всех Зайчики смастерили себе дорожные мешочки из прочного дубового листа и прошили их крепкими крапивными волокнами. В дорогу запаслись любимой едой: кто — душистой травкой, кто — капустой, а кто — разными кореньями. И вот, в один ноябрьский субботний вечер все были готовы. Даже письма родителям написали на кленовых листочках: так, мол, и так, отправились мы искать по свету счастья-доли, через несколько дней вернемся и просим на нас не гневаться, что ушли без родительского благословения.
Ну, так вот.
В воскресенье, ни свет ни заря, тронулись они в путь. Было зайчиков двадцать девять, а Зайчик-Попрыгунчик — тридцатый — шел впереди всех, как командир. Весело убегала назад дорога. Преодолели они широкую степь и глубокую долину, прошли по скалистым буеракам, полным серых волков, и добрались до брода через речку, о котором говорила им Хуха. А дальше, по кустам ивняка и зарослям камыша, прямо вдоль речки направились к горе Острухе.
Воробьи, синички, щеглы, хохлатые жаворонки и другие мелкие птички, которые, боясь дальнего перелета, остаются у нас зимовать, очень удивлялись, видя целый отряд молодых зайчишек.
— Куда это вы направляетесь, молодцы-удальцы? — спрашивали они.
— Да позвала нас к себе погостить Баба Студеница! — лукаво отвечал хитрый Зайчик-Попрыгунчик. — Торопимся во дворец Морозки!
— А знаете ли вы, усачи, дорогу во дворец? — спросила их старая водяная Крыса, выглядывая из камышей.
— Знаем, тетенька. Нам все объяснила лесная Хуха, которая раньше была Пещерницей и жила в той горе, в пещере.
И не останавливаясь, они поскакали дальше.
Чтобы избежать встречи с каким-нибудь злым охотником, днем они бежали только по камышам. Это немного задерживало их в пути, ведь там было не так удобно бежать, как в чистом поле. И только вечером четвертого дня они остановились на ночлег у подножья горы Острухи. Проснувшись утром от холода, путешественники были очарованы великолепным зрелищем. Перед ними стояла высокая-превысокая остроконечная гора, вся бледно-голубая и будто бы насквозь прозрачная. А вокруг все было белым-бело, словно устлано березовой корой.
Путешественники заметили, что и земля здесь была совсем не такой, как у них. На белой холодной пушистой пыли оставались их четкие следы. А когда из-за горы вышло ясное солнышко, то все вокруг так засверкало, что у них даже слезы из глаз покатились. Теперь уже и гора, и все вокруг было ослепительно белым, переливалось разноцветными искрами, которые гасли в совершенно синих, как летнее небо, тенях…
От этой сказочной красоты у зайчат захватило дух. Теперь они уже и сами видели, что гора эта не простая, а волшебная. И им еще больше захотелось как можно скорее попасть во дворец Морозки.
Все зайчата были молоденькими, они родились этой весной, и никто из них еще не видел снега. Поэтому они так удивились и решили, что это блестит хрусталь. А на самом деле это первый снег выпал на рассвете, когда они еще спали в кустах. Ведь этой ночью в свой дворец прибыл Морозка.
Что есть духу устремились путешественники вверх. Бежали легко, ведь вверх умели они скакать еще проворнее, чем по равнине. Не прошло и часа, как они взобрались на вершину. Оббежали вокруг и под скалой заметили щель, похожую на вход.
— Это и есть то самое место, о котором говорила Хуха! Ну, братва! Тихо, все за мной! — по-военному скомандовал Зайчик-Попрыгунчик и первым прыгнул в расщелину.
Сначала по белому снегу, а дальше — по черным камням один за другим зайчики скакали вперед. Долго бежали они по темному ходу. Никого не встретили они на своем пути и никто не остановил их. И не удивительно, ведь вся дворцовая челядь суетилась в парадных комнатах, убирая там и наводя блеск. А нерадивые слуги собрались на кухне и судачили о новом господине: каков он из себя, какие у него привычки и что ему по вкусу.
Никем не замеченные путешественники добрались до прихожей, оттуда попали в просторный пустой зал с огромными окнами, где Морозка обычно отдавал приказания Ветрам. Они миновали еще несколько чудесных сверкающих хрустальных светлиц, в которых проживали Заморозки, Изморозь, Мгла, Град, Вьюга. Теперь они оказались в просторных покоях, где окна были распахнуты настежь, а на высоких кроватях было навалено бесчисленное множество белоснежных подушек. Вдоль стен в хрустальных шкафах висели белые тулупы, а с другой стороны высились горы голубых ковров. Это была гардеробная, то есть помещение, где хранилась одежда Морозки и его придворных.
Тут зайчата на минутку задержались, дивясь великому множеству всякого добра.
— Вот бы и нам такое в наши норки этой суровой зимой! — думали они.
И пока они разглядывали и ощупывали все эти роскошные вещи, под окнами загудели Ветры, большие двери соседнего зала отворились и перед ними появилась бабушка, вся словно осыпанная сверкающими звездами. Ее седые волосы развевались во все стороны, а прозрачные, как лед, глаза сияли зеленым светом. Она была в наряде, состоящем из множества различных тканей — белых, розовых и голубых, — покрывающих одна другую, словно капустные листья. Порывы ветра раздували и колыхали все эти ткани, В руках бабушка держала большую колотушку, которой обычно выбивают пыль из ковров.
Зайчата застыли от ужаса, а по коже у них побежал мороз.
Так и есть, они опоздали!.. Это, конечно, сама Баба Студеница! Кому же тут еще быть, как не ей?!.
Первой их мыслью было — бежать, бежать без оглядки! Но с перепугу они не смогли сдвинуться с места. Словно какая-то невидимая сила отбросила их всех назад и, выстроившись шеренгой, они присели на задние лапки.
— А это что такое? — скорее удивленно, нежели сердито спросила Баба Студеница. — Откуда здесь эта мелюзга? А?..
У Зайчиков языки будто к зубам примерзли. Зайчик-Попрыгунчик хотел было сказать «Добрый день», — да только оттопырил усы и слегка пошевелил мордочкой, но не смог выдавить из себя ни звука.
— Да что это, в самом деле, за чепуха такая? — спросила Студеница, снова повернувшись к странным существам.
— Это — зайцы! — ответила девушка в дорогих серебряных одеяниях.
Она была писаная красавица, только странно было видеть ее взъерошенные волосы, напоминающие большой пушистый одуванчик. Это была Метелица.
— Да уж конечно не черти! — грозным басом произнесла Студеница. Теперь уже голос ее звучал так, будто буря воет в дымоходе. — Вижу, что зайцы! Но как они здесь оказались и чего им надо?.. Вы что — немые или окаменели? Еще раз спрашиваю: что вы здесь делаете?..
Тогда Зайчик-Попрыгунчик сглотнул слюну, в пояс поклонился и произнес дрожащим учтивым голосом:
— Не гневайтесь на нас, госпожа! Мы пришли из далекого леса, чтобы поприветствовать вас и попросить передать вашему господину, новому Морозке, от зайцев и всех других зверей и птиц, живущих в лесу, нашу нижайшую просьбу: не насылайте на нас суровую зиму, ведь мы можем замерзнуть!..
Зайчик-Попрыгунчик и сам не ожидал от себя такой смелости. Он сказал, первое, что пришло ему в голову.
Баба Студеница и все остальные удивленно смотрели на гостей, ожидая, что они еще скажут. Увидев, Что ему ничто не угрожает, Зайчик-Попрыгунчик осмелел и продолжил свою речь:
— Простите, госпожа, что мы осмелились вас потревожить. Мы поступили так потому, что все перелетные птицы запугали нас лютой зимой. И, кроме того, говоря откровенно, — добавил он, положа левую лапку себе на сердце, — все судят о вас и вашем чудесном дворце только с чужих слов. Поэтому и считают, что вы, ваш господин и ваша милая дочка очень… очень… сердитые, простите еще раз за такие слова. Мы не могли в это поверить и пришли, чтобы самим убедиться, что наши соседи ошибаются. Ведь мы знаем, что все духи очень добры и великодушны. Теперь мы видим, что эти слухи несправедливы. Мы вернемся домой и всем, всем об этом расскажем!..
Баба Студеница улыбнулась, и Ветры вмиг утихли. В комнате стало теплее.
— Мне это по душе! — проговорила она спокойным и теперь совсем другим, тоненьким голосом. — Хорошо! Будь по-вашему; Я попрошу светлейшего господина Морозку, чтобы дал вам теплую зиму. Он добрый и, конечно, согласится. А теперь убегайте поскорей, ведь на снегу остались ваши следы, по которым сюда могут дойти люди с собаками. Я пошлю за вами Метелицу, чтобы она подняла пургу и замела ваши следы. Ну, будьте здоровы! А это вам гостинцы! — и она подала им целый мешок длинных конфет с белым кремом-начинкой, которые называются «снежные дудочки».
Только сбежали они с горы — небо помрачилось, поднялся ветер, а на землю полетел белый мягкий пух. Теперь зайчики знали, что это Метелица заметает их следы, а пух летит из тех перин и подушек, которые видели они во дворце Морозки.
Благополучно вернулась они домой и сообщили там радостную весть, что зима в этом году не будет долгой и суровой. Ни их родители, ни другие лесные жители не могли поверить, что зайчата побывали во дворце самого господина Морозки… А то, что зайцы говорили с Бабой Студеницей и она не заморозила их, казалось всем невероятным. Но зайчики как один повторяли слово в слово все, что видели и слышали. И так уж повелось, что когда все повторяют одно и то же, то это считается правдой и этому начинают верить.
Папа Заяц поначалу очень рассердился на Попрыгунчика и даже хотел надрать ему длинные уши. Но за него вступилась мама.
— Не нужно его наказывать, — спокойно сказала Зайчиха. — Как ни крути, он сделал хорошее дело — рассказал нам правду о добром нраве госпожи Студеницы. И благодаря его смелости, может, и вправду не будет холодной зимы. Кроме того, и мы, и другие лесные жители не должны повторять ошибки людей, которые наказывают своих детей. Это — нехорошо, и нам такое не к лицу. А за Попрыгунчика я ручаюсь, что больше никогда не уйдет он из дома без разрешения.
И она нежно обняла своего старшенького.
С той поры все очень полюбили Зайчика-Попрыгунчика. Да и было за что! Он был умным, проворным и храбрым, а смельчаки нечасто встречаются среди зайцев. Словом, не было ему равных во всей округе. Потому Хухи и Мавки выделяли его среди других и всегда предупреждали о готовящейся охоте. А Метелица всякий раз заметала на снегу его следы. Так и дожил он до глубокой старости, и все зайчики в лесу звали его Дедушка Попрыгунчик.
А Баба Студеница все-таки сдержала слово, и в ту зиму в лесу не погиб от холода ни один из его обитателей.
Ее начали звать Хрипушей с того самого времени, как стала она Привидением.
Мало кто знал о ее молодых годах, ведь пришла она из далекой чужой стороны. Сама же она была неразговорчива, как и все Привидения, и никогда не рассказывала о себе. Да и кому рассказывать, если Привидения живут уединенно и с другой невидимой силой почти не встречаются. Большей частью они тихонько сидят в старых руинах, покинутых домах, старых мельницах, а также на пустырях и пожарищах. Никто у них не бывает, да и сами они редко покидают свое жилище. Вот так и живут они, совсем одинокие. И только в ночь на Ивана Купала являются по очереди на Лысую гору. Иногда их вызывает к себе Бес, чтобы отправить на новое место жительства. Молча выслушивают они приказ и тихо перебираются в другое жилище, где и остаются до нового распоряжения. Там они усердно исполняют свои нехитрые обязанности: не позволяют живым существам селиться в опасных местах.
Хрипушей ее прозвали за слишком тихий и хриплый голос. Даже стоя рядом трудно было разобрать, что она говорит. Слышно было только сухое хрипение, напоминающее карябанье осторожной мышки в соседней комнате или скрип пера по бумаге. Поскольку Хрипуша была очень нехороша собой, то никто из собеседников не приближался к ней. А голосу ее не хватало силы, чтобы говорить громко.
Росточком Хрипуша не вышла и издали походила на ученицу, младших классов. Была она сухая и костлявая, с длиннющим носом, который нависал над верхней губой и почти касался подбородка. Под носом росли темные усики. А из шести бородавок на подбородке торчали жесткие, как у кота, белые кустики волос. Густые седые брови нависали над блестящими живыми черными глазами.
Ходила она всегда в ветхом темном рубище, опираясь на клюку. Словом, увидев ее, вы приняли бы ее за несчастную старую нищенку.
Давненько жила уже Хрипуша в развалинах брошенного кирпичного завода, в стороне от большого города. А потому мало кто знал, что там обитает Привидение.
Здание завода все больше разрушалось. Со стен осыпалась штукатурка. Под тяжестью снега старая черепица падала вниз. Ветер обрывал прогнившие доски. А прошлой весной обвалилась одна из внутренних стен. После этого туда пришли какие-то люди, осмотрели здание и решили, что нужно его разобрать, пока оно само не обрушилось.
Хрипушу это обеспокоило. Ей не хотелось покидать насиженное место, в котором был ей знаком каждый камешек и где ей так тихо и покойно жилось все это время в обществе ее единственных приятелей — летучих мышей и шестерых старых крыс. Непонятно, чем могли питаться здесь ее соседи, но они непременно хотели прожить остаток лет в родном гнезде, где прошла их далекая веселая молодость. Иногда зимой сюда забирались на ночлег бродячие псы, которые днем слонялись по соседним дворам.
Шло время, но никто не приходил разбирать разрушающийся завод. Очевидно, люди опять забыли о нем. И Хрипуша забыла об этих людях. Каждый вечер совершала она обход своих владений, осматривая все и внутри, и снаружи. Она заглядывала в каждую щелку, забиралась даже на чердак. А когда становилось совсем темно, направлялась к заброшенному колодцу, из которого когда-то брали воду для кирпичей, и пила. Ела она раз в сутки — ночью. Обходилась малым — иногда несколькими сухими корешками цикория, которые хранила на чердаке, иногда — морковкой.
Поужинав, Хрипуша забиралась в расщелину над входом и неподвижно сидела до самого утра. Иногда она оставалась там на целый день.
По ночам Хрипуша смотрела на сияющее над городом зарево от тысяч фонарей. Вслушивалась в долетающие издалека звонки трамваев, громыхание повозок и гудки автомобилей. Глядя на дорогу, она видела проезжающие по ней крестьянские подводы: утром — в город, вечером — обратно. Рассматривала она и спешащих куда-то, поодиночке и целыми толпами, вечно озабоченных людей; пробегающих мимо псов; а иногда — марширующих под музыку солдат.
Но жизнь, бурлящая вокруг, никак ее не касалась. Она смотрела, потому что имела глаза, слушала, потому что имела уши. Но никогда не задумывалась о том, что видела или слышала. И никогда ни о чем не мечтала, ничего не хотела от жизни и ничего не ждала от будущего. Да и в воспоминаниях ее не было ничего радостного…