До самой ночи просидела она в своем укрытии и только тогда потихоньку спустилась в воду. Шея у нее по-прежнему сильно ныла, вдобавок мучил голод. Но выдра была так напугана, что уже не отваживалась охотиться в этих местах. К тому же она не знала, видит ли собака в темноте. Что касается человека, то здесь она, по крайней мере, могла инстинктивно догадаться, что ночью он видит плохо. Эту инстинктивную догадку Удрас унаследовала от своих родителей, а те, в свою очередь, от своих предков. В течение долгого времени у выдр вырабатывался инстинкт, и они знали, как человек ведет себя ночью. Собаки же в прежние времена не охотились за выдрами. А если и охотились - в одиночку или с человеком, - то случалось это весьма редко. Поэтому Удрас и не имела ясного представления о том, как видит собака в темноте.
Удрас осторожно поплыла вниз по течению, изредка поднимаясь на поверхность воды под прикрытием кустов или берега, чтобы подышать. Куда она направлялась - она и сама не ведала. Лишь бы уйти подальше от этого гиблого места, где ее ловили и преследовали, где ее искусали и ранили.
Ниже по течению река становилась шире и глубже. Рыбы тут, может, и больше, но ловить ее в таком месте не так-то просто. Это Удрас знала уже давно. Она обследовала реку, прежде чем поселилась вблизи домика лесника. Именно здесь, у домика лесника, ей жилось лучше всего. Вверх по течению река становилась такой узкой и мелкой, что крупная рыба там не водилась. Река образовывалась из нескольких ручейков, вытекавших из лесной чащи и, в свою очередь, бравших начало из болот и родников. Поэтому в верховье выдра не могла рассчитывать на богатый улов. Другое дело - ниже по течению. Но, как уже сказано, в нижнем течении было гораздо труднее охотиться, чем возле домика лесника. Вот почему Удрас до сих пор и не переходила туда. Но теперь пришлось решиться.
Отплыв на достаточное расстояние от дома лесника, выдра осмелилась наконец приступить к охоте. Она присмотрела себе большую щуку, дремавшую в глубине. Сильно оттолкнувшись задними лапами и раскрыв пасть, Удрас устремилась на щуку. Однако та оказалась настолько проворной, что успела отскочить в сторону. Забурлила вода, и началось преследование. Голод и боль в шее подгоняли Удрас, но это же и обессиливало ее, и она быстро устала. Долго гналась Удрас за щукой и все же не поймала ее. Она скрылась в камышах, и выдра потеряла ее из виду. То был новый удар, новое доказательство того, что легкая жизнь для нее в этой реке кончилась. Чтобы избегнуть опасностей и иметь пищу, ей нужно было перебраться куда-нибудь. Но куда?
Удрас печально брела по дну реки в поисках рака или хотя бы лягушки. Лягушки сидели на прибрежных камнях и, завидев ее, ныряли в воду. Охота на раков оказалась удачнее, поймать их было нетрудно. Но какая это еда, да еще в такое тяжелое время? Разве ими подкрепишься, разве они подымут дух? А лягушки? Выдре они были противны. Лишь нужда может заставить их есть. Теперь нужда пришла.
В предутреннем сумраке Удрас посчастливилось поймать большую плотву, которая заплыла на мель, чтобы полакомиться водорослями. Это было просто везением, а не результатом ловкости выдры. Такие случаи бывали редко, и сегодня для Удрас это оказалось большим счастьем. В лучшие времена она не очень-то высоко оценила бы такую удачу.
Подкрепившись и снова почувствовав в себе силы, Удрас стала обдумывать, куда бы ей направиться дальше. Оставаться в реке не хотелось. Реки она теперь боялась, и впредь тут нечего было рассчитывать на хорошую поживу.
Точно сквозь туман припомнила Удрас, что давным-давно, когда она была еще совсем молодой выдрой, они вместе с матерью пришли в эти края. Они проходили через большой лес - не по воде, а по суше, - и где-то в пути им тогда попалось большое озеро - они даже выкупались в нем. Почему ее мать не осталась тогда жить в том озере, Удрас не знала. Может, матери не понравилась там вода, и она пошла дальше, пока не достигла реки. Всем ведь известно, что выдры охотнее живут в реках, чем в озерах. Проточная вода, подмытые течением высокие речные берега с углублениями и выемками нравятся им гораздо больше, чем стоячая вода озер и их пологие берега, где трудно найти себе убежище. Вполне вероятно, что мать не нашла в том озере, которое сейчас припомнилось Удрас, подходящего жилища, и это могло послужить одной из причин, почему она там не осталась.
Всего этого Удрас, конечно, уже не помнила. Она не забыла лишь направление, откуда они в тот раз пришли, да знала еще, что где-то в лесу был огромный водоем, а в нем много рыбы и нет других выдр. Как там обстояло дело с жильем - Удрас не имела ни малейшего представления. Но это ее не волновало сейчас, вернее, она даже не думала об этом. Ее интересовало лишь новое место, где можно было бы кормиться, и ей хотелось поскорее убраться из этой реки.
Мать ее погибла очень загадочно. Однажды она вышла из реки, чтобы прогуляться по берегу, и больше не вернулась. Куда она делась, Удрас так никогда и не узнала. Тогда она была еще совсем молода и к подобным вещам относилась весьма безразлично. Самой Удрас жилось в реке весело, и гибель матери показалась ей не таким уж ужасным событием.
Возможно, что рысь поймала ее мать, когда та вышла из воды. Рысь время от времени бродит по берегу реки, а это такой хищник, который не пощадит никого, кто слабее. А выдра, хоть у нее и хорошие зубы, куда меньше рыси, рядом с ней она выглядит карликом. Сравнивать же зубы выдры с клыками рыси - все равно что мышиные зубы сравнивать с кошачьими.
Однако все это случилось в прошлом и уже не трогало Удрас. Вернее, она даже не помнила этого. Она помнила лишь то, что шли они с матерью через лес и что в лесу было большое озеро, путь через лес был очень мучительным, так как им нечего было есть, к тому же выдрам, с их перепончатыми лапами, тяжело подолгу ходить по земле.
Все это Удрас учитывала, готовясь к своему путешествию. Ведь это дело нешуточное! Она была ранена, поесть ей пришлось мало, и настроение у нее было плохое, но она знала, что должна идти, чтобы не оказаться в еще худшем положении.
Выдра - ночной зверь, она предпочитает передвигаться и охотиться в темноте. Но все же Удрас решила отправиться в путь днем. Она боялась ночи больше, чем дня, хотя и была ночным зверем. В воде, конечно, дело обстояло бы иначе, но лес казался ей чужим, неведомым миром, он пугал ее. В лесу и двигаться и скрываться сложнее, чем в реке. Да еще эти трудности с передвижением по суше. Каждый шаг в лесу доставлял ей страдания. Правда, в темноте она видела так же хорошо, как и при дневном свете, но ей приходилось учитывать, что ночью опасностей гораздо больше, поэтому и прятаться и спасаться бегством пришлось бы, может, тоже больше, чем днем. А все это отразилось бы на ее ногах.
Наутро она пустилась в путь. Примерное направление Удрас знала, вернее, догадывалась о нем инстинктивно. Как она догадывалась - оставалось непостижимой тайной, но она знала, в какую сторону нужно идти.
Ковыляя на своих перепончатых лапах, выдра направилась в лес.
3
Поймав по пути в лесу несколько лягушек и мышей, сделав немало продолжительных и множество коротких остановок, чтобы дать отдых разболевшимся от ходьбы ногам, Удрас к утру следующего дня добралась наконец до большого озера.
Никакой беды с нею в пути не приключилось. Рысь в то время находилась неизвестно где, а других зверей выдра не боялась. Как-то ее настигла лиса и пожелала выяснить, что представляет собой этот лапчатый зверь. Но когда лиса подошла ближе и выдра показала ей свои острые зубы, кумушка предпочла поджать хвост и убраться подобру-поздорову.
Еще в лесу, далеко от озера, Удрас почуяла аромат воды. Она жадно вдыхала его. Вода сулила ей пищу и новую жизнь! Ведь дрянных мышей и лягушек, пойманных в лесу, хватало лишь на то, чтобы не умереть с голоду. А в озере было много рыбы! Удрас определила это уже по запаху.
Когда выдра на своих избитых и болевших от ходьбы лапах добралась наконец до озера, солнце выходило из-за леса, отражаясь красной дорожкой на водяной глади. Озеро было подернуто легкой рябью, погода стояла тихая. Алая солнечная дорожка вскоре превратилась в золотистую, а потом в серебристую, и гладь озера вдруг засверкала всеми цветами радуги: мелькали розовые, голубые, желтые тона, - и все это, сливаясь вместе, становилось похожим на большой, ярко расцвеченный ковер. Рыбы, резвясь, играли на этом ковре, и по воде расходились круги, - блестя на солнце, они медленно исчезали.
Два старых леща, покинув место своего ночлега в прибрежных камышах, собрались плыть к песчаным откосам, где всегда было вдоволь разных лакомств - комариных личинок, червяков и слизняков. Лещи остановились, чтобы полюбоваться прекрасным утром и перекинуться несколькими словами.
- Здравствуйте, уважаемый Пучеглаз! Чудесное нынче утро, не так ли? Как вам спалось?
- Здравствуйте, почтеннейший Широкохвост! Утро действительно прекрасное! Посмотрите, как ярко искрится вода! Замечательный будет день! Можно ожидать неплохой добычи. В такую погоду насекомые хорошо размножаются. А какая восхитительная закуска - их яички и личинки! Не правда ли, уважаемый Широкохвост? Что же касается сна, то должен сказать: спал я сегодня плохо! И старый лещ Пучеглаз вздохнул, несмотря на то, что погода стояла прекрасная и можно было надеяться на богатую добычу.
- Да и я спал неважно, - ответил Широкохвост. - Около моего жилья собралась ватага раков, блуждающих по ночам. Этакие бродяги! Каждую ночь шебуршат, дела у них какие-то.
Старый Пучеглаз вздохнул:
- Конечно, конечно. Говорят, эти озорники недавно отгрызли усы самому Черному Призраку. Черному Призраку! Самой большой рыбе в озере!
- Верно, верно! - Широкохвост в знак согласия покачал своей маленькой головкой на большом туловище. - Покойная бабушка рассказывала как-то...
Но что рассказывала покойная бабушка, этого Широкохвост так и не поведал. Что-то черное молнией метнулось из камышей, схватило Широкохвоста в зубы и так же быстро исчезло - неизвестно куда.
- А-ах! - воскликнул Пучеглаз и от страха не смог даже шевельнуть хвостом. - Пресвятые воды! Что это было? И куда девался Широкохвост? Пропал! Пропал, точно его вода поглотила! Явилась черная тень, какое-то черное чудовище... Не Черный ли Призрак был это, тот самый сом?! Возможно. Мы отзывались о нем так непочтительно, а он, наверно, слышал все, сидя в камышах, и унес теперь Широкохвоста себе на завтрак. Да-да, так оно, видно, и есть! Кто еще в озере может быть таким большим и черным? Отомстил же он Широкохвосту. Но разве это справедливо? Неужели и слова сказать нельзя?! Что это за манеры, хотелось бы мне знать!
И пришедший в себя от страха Пучеглаз быстро поплыл на середину озера, где вода поглубже и где обитала рыба покрупнее - старые щуки, окуни, судаки, налимы, лещи, плотва и другие. Старая и крупная рыба редко подплывала к берегу. Там для нее мало воды и много опасностей. То, что Пучеглаз и Широкохвост ночевали в прибрежных камышах, было с их стороны большим легкомыслием, - старые рыбы обыкновенно так не поступали. Но Пучеглаз и Широкохвост придерживались мнения, что вблизи берега вода всегда лучше, так же как люди считают, что у окна воздух чище.
Пучеглаз подплыл к другим крупным рыбам и стал возбужденно рассказывать:
- Послушайте же, дорогие собратья и соседи, какое неслыханное злодеяние совершил сегодня старый сом Черный Призрак! В тот момент, когда я разговаривал с Широкохвостом, это чудовище выскочило из камышей, схватило Широкохвоста и исчезло! До сих пор он только и делал, что спал дни и ночи - плавником даже не шевельнет! И вдруг - неизвестно, что на него нашло. Лучше бы он спал и дальше. Ведь мы его не тревожили. Бедный Широкохвост!
Рыбы по-разному отнеслись к этому происшествию.
Одни считали, что Черный Призрак должен тоже чем-то питаться. Сам он непомерно велик, и потому Широкохвост для него - кусок подходящий. Другие же говорили, что Широкохвост был почтенным, всеми уважаемым лещом и поэтому съесть его за завтраком, как какую-нибудь уклейку, - по меньшей мере, неприлично.
В разгар обсуждения к собравшимся приплыл, запыхавшись, большой линь и сообщил, что какое-то черное чудовище схватило и унесло в неизвестном направлении его жену.
Это было уж слишком!
- Черный Призрак совсем спятил! - закричал Пучеглаз. - Только что он схватил и слопал Широкохвоста. А теперь линя! Ну и аппетит разыгрался у него перед смертью!
Какой-то самонадеянный окунь высказал мнение, что крупным рыбам не следовало бы жить вблизи берегов.
- Видите, - сказал он, - какие последствия. Широкохвост спал в камышах - и нет его больше. Лини тоже только и знают, что копошиться в прибрежном иле. Вот и доигрались. Держитесь подальше от берега - и ничего с вами не случится! Впрочем, теперь Черный Призрак, видимо, насытился, и в озере опять будет спокойно. Но тут приплыл молодой окунь и с ужасом заявил, что черное чудовище схватило и унесло его отца.
- Ага! - воскликнул Пучеглаз. - Твой отец тоже плавал у берега?
- Нет, - ответил окунек. - Он был далеко от берега, почти на середине озера.
- Вы слышите! - крикнул Пучеглаз. - При чем же тут берег? Я говорю, что Черный Призрак сошел с ума! Его нужно обуздать, не то он всех нас съест! Это ж никуда не годится! То он спит целыми неделями, то вдруг начинает пожирать в озере всех без разбора. Нужно что-то предпринять!
Такого же мнения были и другие рыбы. Что слишком, то слишком. Пусть Черный Призрак - самая большая рыба в озере, пусть он не ел несколько недель, но все-таки и ему следует знать меру.
Несколько самых старых и крупных рыб отправились к жилищу Черного Призрака с намерением выяснить, что на него нашло. Все страшно боялись сома. Он был больше всех других рыб и при желании мог съесть даже крупную щуку. В длину он равнялся нескольким щукам, вместе взятым, а толщиною напоминал огромную каменную глыбу. Из ямы, где он лежал, поблескивали два крошечных сердитых глаза, подобно двум желтым огонькам. Он был черен как черт, так говорили о нем молодые рыбки. А усы его были длиннее рыбы средней величины.
Делегация рыб осторожно приблизилась к илистой яме, где находилась квартира сома.
- Уж если он сегодня столько съел, то нас, наверное, не тронет, - предположила боязливая плотва.
- Пусть только попробует меня тронуть! - ответила старая щука.
Щуки, как известно, злые рыбы, но сейчас слова эти показались всем пустым бахвальством.
- А может, его и дома нет... - промолвил толстый налим, тоже весьма трусливый от природы. - Разве он будет сидеть дома, если решил заняться такой охотой?..
Налим втайне надеялся, что сома и впрямь не окажется дома, - еще неизвестно, как дело обернется.
Но сом оказался дома. Точно глыба какая или затонувший ствол дерева, лежал он в своей яме и даже плавниками не шевелил. Только медленно двигались длинные черные усы, напоминая двух змей. И Пучеглаз смог воочию убедиться, что слухи о том, будто раки отгрызли сому усы во время сна, не соответствуют действительности.
Замирая от страха, делегация остановилась у жилища сома, готовая в любую минуту обратиться в бегство. Никто не решался заговорить первым, а сом, хоть он и видел всех отлично, тоже не подавал голоса.
Наконец одна из щук кашлянула и произнесла:
- Кхе, кхе! Извините, уважаемый сом, что мы осмеливаемся беспокоить вас во время вашего драгоценного сна... во время охоты... и все такое... Но... но... мы слышали, что... что ваша охота сегодня была... была сегодня очень удачной... и вы поймали большого леща... и еще линя... и большого окуня. И теперь мы пришли узна... нет-нет, мы пришли поздравить вас по поводу столь удачной охоты и спросить, не собираетесь ли вы сегодня еще что-нибудь ловить и... и все такое... Мы, со своей стороны, не возражаем...