Вдруг глаза у сома загорелись, как два желтых огонька, и усы зашевелились, точно камыш на ветру.
- Что за чушь? - прогремел он грубым басом, и показалось, будто голос этот донесся из глубокого погреба.
- Что за бредни? Какая охота? Какой лещ? Какой окунь? Вы что - ошалели все или сон вам приснился в ясный день? Я охотился? Я? Да я уже три недели из этой ямы даже своих плавников не высовывал. И вы являетесь сюда и смеете... Вот как двину разочек своим хвостом! Какая наглость! Убирайтесь!
Рыбы бросились врассыпную. Но затем снова робко приблизились. Старая щука принялась извиняться:
- Ведь мы ничего... Мы так просто... Слышали... Нам жаловались. Сетовали на то, что вы поедаете много рыбы, и, мол, рыбье племя в опасности. Такие дурацкие разговоры. Вот лещ Пучеглаз... Однако где же он сам?
Но Пучеглаз исчез, и никто не знал, где он.
- Этот Пучеглаз пришел и стал жаловаться, что вы съели его друга Широкохвоста...
- Я?! - гаркнул сом. - Вот если я поймаю когда-нибудь этого Пучеглаза, то действительно проглочу его
- и это так же верно, как то, что я лежу здесь! Но про Широкохвоста мне ничего не известно, - уже спокойнее добавил он. - Как уже сказано, я три недели не выходил из дому и ничего не ел с тех пор, как... ну да, гм, что об этом говорить... Если вы мне не верите - дело ваше, мне это все равно...
- Почему не верим, - ответили почтительно рыбы, - кому же нам верить, как не вам? Но кто же в таком случае был тот черный зверь, который схватил леща, линя и окуня?
- Какой из себя этот зверь? - спросил сом. Но никто не сумел описать его, даже те, кто видел. А Пучеглаз, который решился наконец присоединиться к остальным, смог лишь сказать, что зверь, схвативший Широкохвоста, был черный...
- Извините, такой же черный, как и вы, - сказал, наклонившись к сому, Пучеглаз.
- Черный, - прогудел недовольно сом. - Разве только сомы и бывают черными? Угорь ведь тоже черный?
- Ах да, угорь... Может, это действительно он... - предположил Пучеглаз. - Впрочем, нет, тот зверь был потолще, покруглее. Угорь длинный, тонкий. И он не ловит таких больших рыб, как Широкохвост. К тому же он из тех, кто вообще не ест рыбу...
- Ну, тогда, возможно, это был какой-нибудь крупный налим... - заметил сом, - налимы тоже бывают черные, да и окуни.
Но тут налим, который входил в делегацию, сразу же пустился в объяснения, хоть и был робким мужичком:
- Ну нет, что за разговор... Это ни в какие ворота не лезет! Налим не ест лещей, а тем более окуней - у них такие острые плавники и твердая чешуя. Не ест и не любит. Налим ест только мягкое. Лягушка - вот это да... Или какая-нибудь молоденькая нежная уклейка, или что-нибудь подобное. Иногда, пожалуй, и рак, но так, чтобы сначала хвост, а потом клешни. Нет, налимы в этом деле не замешаны. Уж поверьте мне!
Долго еще обсуждали рыбы происшествие, как вдруг со страшным шумом приплыла старая белорыбица Салмо, большая толстая рыба, с длинным клыком на нижней челюсти. Это была единственная белорыбица в озере. Она попала сюда как-то во время большого половодья из ручья, который соединяет озеро с рекой. Салмо много путешествовала по свету, видела разные моря, реки и озера, видела таких рыб и чудо-зверей, о которых обитатели озера и представления не имели. Нередко ее рассказы выслушивались как невероятные истории, а часто ей даже не верили. Так, Салмо говорила, что в морях водятся рыбы величиной с гору, что встречаются там рыбы, у которых есть ноги, как у зверей, и что есть даже такие, которые летают, как птицы. Озерные рыбы помоложе верили этим рассказам, но рыбы постарше сильно сомневались в их достоверности. Салмо, считали они, что старый моряк, - любит плести небылицы. И когда Салмо вдруг появилась и, тяжело дыша, промолвила: «Я еле спаслась», - то многие рыбы про себя усмехнулись, хотя события сегодняшнего дня и были весьма необычны.
- Что же угрожало твоей жизни? - спросили ее. - Уж не видела ли и ты того черного зверя, о котором только и разговору сегодня?
- Конечно, видела, - ответила Салмо, - и едва не погибла. Он гнался за мной. Я знаю его еще с давних времен. И когда мы заплыли в камыши - тут я обернулась и ударила клыком по его перепончатой лапе. Он так перепугался, что оставил меня в покое.
- Кто же это такой? Рыба или какой-нибудь чудо-зверь, из тех, о ком ты так много и часто рассказываешь?
- Никакой это не чудо-зверь, - возразила спокойно Салмо. - Просто обыкновенная выдра. Но так как она до сих пор не жила у нас в озере, то вы ее не знаете. А теперь берегитесь! Теперь никто не может считать себя в безопасности. Этот зверюга съедает во много раз больше, чем самая крупная щука. И даже ты, Черный Призрак, не защищен от него.
- Ну-ну, - громко засмеялся Черный Призрак. - Я?! Так какой же величины твой чудо-зверь? С лошадь, что ли? Я видел лошадей, когда они приходили к озеру на водопой. Разве твой чудо-зверь такой же огромный!
- Нет, - ответила белорыбица, - ростом он, может, не больше собаки. Собак мы ведь тоже часто видали здесь, на берегу озера.
- С собаку? - захохотал сом. - И он съест меня?! Ох, Салмо, Салмо, ну и мастер ты врать! Я же в несколько раз больше собаки, и собаки пугаются меня, как черта, когда видят в воде. Коли твой зверь такой же - беда невелика. Как-нибудь справимся!
- Ростом-то он с собаку, - сказала белорыбица, - но, несмотря на это, рыбы уничтожает в день больше, чем десяток хороших щук. И тебя, Черный Призрак, он сможет съесть в несколько приемов.
Все рыбы засмеялись.
- Ох и Салмо! Вечно ты со своими россказнями... Ну да, известно ведь, кто многое видел, тот много и рассказывает. Ну, так и быть, поведай, что еще ты знаешь об этом звере.
Салмо ничуть не обиделась на то, что ей не очень-то верят. Она любила рассказывать. И потому продолжала:
- Скоро вы сами убедитесь, где правда, а где ложь. Вы увидите, что зверь этот не только ростом с собаку, но и с виду похож на нее.
- Ого! - послышался возглас. - Разве он не рыба?
- Нет.
- Но он же, говорят, плавает, как рыба?
- Он плавает быстрее, чем рыба, но он не рыба. Он похож на собаку, и у него четыре ноги.
Все опять рассмеялись.
- На четырех ногах - и ловит рыбу под водой! У собак тоже четыре ноги, но под воду они не опускаются.
- Собаки под водой ничего не ловят, а этот ловит. Тут уж никто ничего не смог возразить, так как все знали, что это правда.
4
И наступили в озере ужасные времена.
Что ни день рассказывали о новых жертвах - о крупных рыбах, пойманных и съеденных четвероногим зверем. Маленьких рыб он не трогал, и они могли разглядеть его повнимательнее, но все-таки делали это украдкой, откуда-нибудь из-за камышей или из-под нависшего над водой куста.
Вскоре все заметили, что чудо-зверь, хотя и плавает быстро, по-утиному, ибо на лапах у него перепонки, - должен время от времени подниматься на поверхность, так же, как это делали утки. Рыбы не понимали, зачем это ему нужно. Сами они могли дышать в воде, и поэтому им было невдомек, что выдра, хоть и плавает как рыба, дышать в воде не может. Впрочем, и плавала она не совсем по-рыбьи и даже не совсем по-утиному. У нее было четыре ноги, и во время плавания она перебирала ими, как при беге. Рыба же плавает с помощью плавников, и выглядит это совсем иначе.
Страшно пугали всех огромные зубы выдры. Таких зубов у рыб не бывает. Рыбьи зубы мелкие, похожи на иголки. Своими зубами рыба не разжевывает пищу. Они помогают ей лишь схватить и удержать добычу в пасти; пищу рыбы глотают целиком. У выдры же, как и у всех хищников, зубы большие. Ими она разгрызает и разжевывает свою жертву. И рыбы, узнав об этом, испытывали и жуть, и отвращение. Маленькие рыбки, которым часто приходилось быть свидетелями того, как Удрас расправлялась со своей добычей, были прямо-таки потрясены и, рассказывая об увиденном, дрожали от ужаса.
А Удрас на новом месте чувствовала себя прекрасно. Пищи вдоволь, а врагов вообще нет. Правда, люди здесь бывали, но они пока не знали, что в озере поселилась выдра, а поэтому и не беспокоили ее. Появлялись и рыболовы со своими удочками и сетями, но жили они далеко и приходили на озеро лишь изредка. Поэтому, если б они даже увидели выдру, - вряд ли она привлекла их внимание, и они, наверно, не стали бы заниматься ею. Только рыбак, домик которого стоял на берегу озера, жил тут постоянно. Все здесь для него было родным и близким, вот почему он всегда интересовался тем, что творилось в озере и что делали его обитатели - рыбы.
Рыбак этот пока еще не заметил на озере выдры, и она имела неограниченную свободу действий. Лесник с собакой и ружьем здесь тоже не показывался.
Не давали выдре покоя только заботы о жилье. Берега озера были пологие, и ей никак не найти было убежище со входом из воды. Встречались, правда, кое-какие углубления и пещеры под корнями деревьев, но только на суше, и залезать туда пришлось бы с поверхности земли. Это не устраивало Удрас. Она инстинктивно понимала, что в случае опасности - например, если за ней будет гнаться собака, - такая нора не спасет: собака сможет проникнуть вовнутрь. Другое дело, когда вход в нору под водой, - туда уж ей не пробраться.
Пока Удрас ночевала где придется: и под корнями деревьев, и между камней, а иногда даже в лесу под кустами. Врагов у нее еще не было, и никто ее не преследовал. Но рано или поздно ей необходимо найти или построить настоящую нору, - это Удрас знала твердо. По крайней мере, к зиме у нее должна быть такая нора, в которую можно было бы забираться из воды, но в которую проникал бы воздух. Зимою выдра охотится подо льдом и нередко случается, что полыней и трещин во льду нет, так что набирать воздух она может лишь в своей норе.
Как-то Удрас, сытая и довольная, ковыляла по берегу озера и увидела в лесу в песчаном бугре отверстия, которые вели в какую-то нору. Это заинтересовало Удрас. Правда, нора находилась на суше и была довольно далеко от воды, но она имела много ходов, поэтому ее можно было использовать хотя бы временно. В случае нападения из такой норы нетрудно выскочить и скрыться в озере: ведь преследователям не уследить сразу за всеми отверстиями.
Удрас просунула голову в один из ходов и принюхалась, желая выяснить, свободна ли нора, а если нет, то кто в ней живет.
Из норы донесся едкий запах. И Удрас тут же поняла, что имеет дело с лисой. Лисы Удрас не боялась. С этой госпожой она уже сталкивалась и раньше: лиса нередко бродила по берегу той реки, где выдра жила прежде. Они встретились и в лесу, когда выдра шла к озеру. Удрас стала медленно пробираться в нору и вскоре услышала, как кто-то проворчал:
- Что это еще за шутки? Это моя нора! Вон отсюда! Но Удрас, усмехнувшись в усы, проговорила:
- Ну-ну! Кто же так неприветливо встречает гостей!
- Каких гостей! - послышалось изнутри. - Известная воришка-рыболов! Таких я в гости не приглашала.
- Тише, тише, - пропыхтела Удрас. - Воришка-рыболов?! Честно пойманную рыбу ты называешь кражей! Вот о тебе я слышала, что ты действительно крадешь кур. Об этом рассказывала мне на берегу белка, которая не раз бывала у людей.
- Фи, белка! - последовало из глубины норы. - Что такое белка! Я даже не охочусь на нее. Она и несъедобна-то. Грызет без конца свои шишки и насквозь пропахла сосновой смолой. Кто такую вообще есть станет? К людям она могла ходить, не спорю, но знаешь, зачем она туда ходила? Воровать! Воровать из сада яблоки. Я собственными глазами это видела. И если бы она еще умела ценить хорошие яблоки, как я! Так нет же! Она разгрызает яблоко, достает из него семечки, а все добро выбрасывает. Просто дура!
Удрас пробралась вниз, к ложу лисы, снова втянула в себя воздух и сказала:
- Ох, и воняет же здесь у тебя! Нечего так пренебрежительно говорить о белке, будто она пропахла сосновой смолой, если сама ты воняешь, тьфу, я даже не знаю чем! Что это у тебя гниет в углу? Смотри-ка, тут и куриные лапки, и крылышки, и... ох ты, жалкая зверюга, ты ешь даже жуков и букашек: их у тебя там в углу целая куча. Ну-ка, выметайся отсюда, освобождай жилье!
У лисы даже язык отнялся.
- Что?! - наконец закричала она. - Мне убираться? Из собственной квартиры? В своем ли ты уме, старая утиная лапа?! Сама убирайся, иначе...
- Тише, тише, я тебе не барсук, - зло усмехаясь, проговорила Удрас. - Мне известно и то, что жилье у тебя тоже краденое. Умная белочка рассказала мне, как ты выгоняешь бедного барсука из его норы и забираешь ее себе. Только и знаешь воровать. Так что нора эта принадлежит не тебе, а бедняге-барсуку. Поэтому выметайся поскорее!
Лиса сердито зафыркала.
- Наглая клевета! - завопила она. - Ну попадись мне только эта белка! Я в поте лица трудилась. Два месяца и восемь дней рыла себе нору. И теперь приходит какой-то ни зверь, ни рыба, ни рак, даже не знаю кто, и требует, чтобы я бросила плоды своих трудов, своих усилий и ушла! Ну нет, не будет этого! Не выйдет! Скорее я буду драться, да так, что с тебя, рыбоеда, чешуя полетит!
- Попробуй же, - оскалила выдра зубы. - Я не барсук. А угрожать будешь - шутить не стану. В последний раз спрашиваю: уберешься или нет?
Вместо ответа лиса бросилась на выдру. Но выдра так больно укусила ее за нос, что кумушка, взвизгнув, отскочила и с воем и причитаниями выбежала из норы.
- Ну и времена! - скулила лиса. - Ну и дела! До сих пор жила себе тихо, спокойно, ни горя, ни забот не ведала. И вот явился в наши мирные края этот отвратительный рыбоед творить свои мерзкие дела! Ох-ох-ох, несчастная я, бедная, честная лисонька! И за что я должна сносить такую несправедливость!
- Поплачь, мошенница! - холодно засмеялась выдра. - Небось, снова выгонишь какого-нибудь барсука из его норы. Сама-то ничего не умеешь!
- А ты? - обернулась лиса к Удрас, всунув свою морду в отверстие норы. - Как будто ты лучше? Насильно вторгаешься в нору порядочного зверя и выгоняешь его. Хорошо это?
- Я здесь временно поселюсь, - ответила выдра. - Потом можешь получить свое логово обратно. В таком я не намерена жить долго. Мои дворцы всегда около воды, и ход в них под водой.
- Ничего, когда-нибудь ты свою шкуру на суше оставишь! - съязвила лиса и исчезла в чаще.
Таким образом Удрас обзавелась приличным жильем. Разумеется, нора эта, на ее взгляд, была не слишком хороша, но все-таки служила надежным убежищем на случай опасности. А опасности могли не заставить себя ждать.
И Удрас еще усерднее принялась охотиться в озере. В еще большем количестве стали исчезать в ее утробе прекрасные крупные рыбы - щуки, налимы, плотва, судаки, лещи, окуни.
Вопли отчаяния раздавались в озере. Старые рыбы дни и ночи совещались о том, что предпринять, как положить конец этому разбою. ч
Обратились к Железной Голове, самой большой щуке в озере, с просьбой, чтобы она вступила в бой с чудовищем. Железная Голова достигала в длину почти полутора метров, одна голова ее была с полметра. И ею она могла наградить любого мощным ударом - Щуку не зря прозвали Железной Головой. А какие челюсти были у нее! Походили они на две лопаты, утыканные гвоздями. Кто попадал в эту пасть, тому уж не было спасения. Рассказывали, что Железная Голова хватала и уток, и гусей, а однажды съела даже поросенка, принадлежавшего жившему на берегу рыбаку, когда этот поросенок решил искупаться в озере.
Кто, как не Железная Голова, сумел бы одолеть выдру? Сил у нее было побольше, чем у выдры, - в этом никто не сомневался, ведь выдра была вдвое меньше. И такой стремительности, и такой жестокости, какая была у этой щуки, выдра никогда еще не обнаруживала. Рыбы считали, что Железная Голова могла бы шутя справиться с ней, откусив голову или наградив таким страшным ударом, что та бы сразу испустила дух.
Но Железная Голова ни за что не хотела вступать с выдрой в борьбу. Это была уже пожилая и очень осторожная рыба, хотя и обладала еще силой и стремительностью. Свою силу она использовала лишь на охоте. Добычей ей служили, как и выдре, крупные рыбы. Только требовалось ей их значительно меньше. Но щука только о себе думала и не любила ничего делать для других. И поскольку борьба с выдрой не сулила Железной Голове никакой выгоды, то она и рисковать не хотела.