— Я вас давно жду! Решил подключиться к вашему движению. Я, брат, старый пионер! Небось не верите? А был! Стой здесь!
Он сходил в дом и вынес тусклую фотокарточку. На ней были какие-то смешные мальчишки и девчонки с галстуками, в смешных шляпах, с длинными палками в руках. Они держали плакат «Долой частную собственность!»
— Вот они, красные орлята! Ну-ка найдите, где я!
Мы искали-искали, но не нашли.
— А я — вот он! — Иван Гаврилович гордо ткнул пальцем в тщедушного мальчишку, который сидел на земле, обхватив босыми ногами барабан, держа в руках палочки, и таращил глаза в объектив. — Силен, а? Это, брат, были времена! Даешь коммуну! Долой частный капитал!
И запел:
Не надо нам монахов!
Не надо нам попов!
Бей спекулянтов!
Души кулаков!
— Ну, как, — говорит, — мировая песня? А теперь ступай за мной!
В углу двора стояла тележка, доверху нагруженная ржавым железом.
— Вот. Кое-что у меня нашлось, кое-что в соседних дворах. Довезете? Может, помочь?
— Довезем! — поспешно сказал Вовка и впрягся в тележку. Я уперся руками сзади.
Иван Гаврилович вышел провожать нас на улицу. Не успели мы тронуться от его дома, как подошла какая-то незнакомая тетенька.
— Ребятки, это вы тряпки-кости-то собираете? А то у меня этого добра валяется… Петровна говорит…
— Нет, — сказал Вовка. — Это, может, какие другие ребята и собирают тряпки, а мы собираем металлолом. Для тяжелой промышленности. Ну, давай, чего стал! — крикнул он на меня и потащил тележку так быстро, что я за ним не успевал.
— А правда, хороший этот Иван Гаврилович? — сказал я, когда мы отъехали. — Интересную песню он пел.
— Ничего в ней нет интересного, — мрачно ответил Вовка. — Чем же спекулянты виноваты, что они спекулянты? Зачем их бить? Это совсем ни к чему. А дядька хороший!
В школе все ребята ахнули, когда увидели, сколько мы привезли железа.
— Мы — будь спокоен! — хвалился Вовка. — Не то что всякие рыжие Славки. Ему столько в сто лет не собрать, хоть бы он собирал его и по выходным, и по праздникам, и на каникулах.
— А кто-то говорил, что вы вроде… — начал было ехидный Славка.
И разозлился же Вовка.
— Чего «вроде»! Я дам — «вроде»! Ах ты, ослиная голова! Ты сначала набери столько, а потом… Повезли, Кольк, тележку назад!
Иван Гаврилович, когда мы возвращали ему тележку, хотел нам показать еще фотокарточки и какой-то старый барабан. Интересно было бы поглядеть, но Вовка заупрямился, ничего смотреть не захотел, сказал ему, что свободного времени у нас даже минуты нет. И вообще он сделался упрямый и неразговорчивый.
— Пошли на другую улицу! — сказал он. — Здесь, слышал же, все и у соседей он взял.
— Так то железо, а утиль…
— И утиля тут никакого нет. Откуда он тут? Я знаю. Нам на этой улице нечего делать. Одна канитель.
Мы перешли на другую улицу. Вовка походил от двора к двору и никак не решался постучать. Потом он сказал:
— Вообще, зачем нам столько крючков? Что нам — спекулировать ими, что ли? Где бабушка живет, там озера чистые. Да была б леска крепкая, и так не оборвется. А зацепится, можно снять и штаны, слазить и отцепить. Я когда у бабушки был прошлое лето, целую неделю одним крючком ловил. А рыбы поймал столько, что кот ел-ел, насилу доел. Я думаю, что мы уже порядочно набрали утиля. Дадут нам по одному крючку — и ладно! Сходим только к реке, заберем, что там есть. Пусть берег будет чище. А то — валяются кости, как будто там битва какая происходила!
Я тоже подумал, что лучше уж сходить подальше, чем шляться по дворам, как побирушки.
Костей на берегу реки было не то чтоб горы, но порядочно. Там были и тряпки, и галоши, и несколько рваных ботинок. Вовка сказал, что ботинки сырьем не являются и за них не дадут даже мячика на резинке, не то что крючки.
Мы набили полный мешок и принесли к своему месту. Седого там уже не было. У реки утиля еще много оставалось, но Вовка махнул рукой:
— Хватит! А то все крючки заберем, больше никому не достанется. Сейчас я схожу туда, это тут за углом — близко. Приедет на телеге дед, заберет все, а нам даст крючки. Ты карауль тут, а то Седый куда-то исчез.
Я сел на другой стороне улицы на лавочку, а Вовка побежал что есть духу за угол.
Я сидел, как будто просто так — уморился, присел отдохнуть и ни к каким костям отношения не имею.
И хорошо это сделал, потому что тут откуда ни возьмись появились Женя и Сашка Рыбкин. Женя нес погнутую граммофонную трубу и дудел в нее, а Сашка катил впереди себя чугунное колесо.
Они увидели меня и подошли:
— Ты чего тут сидишь? Я говорю:
— Не видишь — отдыхаю? Нельзя, что ли, отдохнуть?
— Можно, — сказал Женя. — Мы тоже отдохнем. Гляди, какая труба! Я сейчас на ней сыграю «Голубой Дунай» с выходом. А Вовка где?
— Сейчас придет, — сказал я, потому что заранее не придумал, куда мог деться Вовка. — Да вот он!
Вовка поздно заметил ребят, хотел повернуть обратно, но они его уже увидели.
— Эй, Вовка, мы тут, иди сюда!
Вовка подошел сильно растерянный.
— Чего сидите? — сказал он. — Пора приниматься за работу. А то, если каждый будет рассиживаться, мы за неделю лома не соберем.
— Мы уже выполнили норму! — сказал Сашка. — Надо же отдохнуть. Я лучше сейчас тебе сыграю.
— Нечего, нечего! — тянул его за рукав Вовка. — Надо перевыполнять, а не успокаиваться на достигнутом! Пошли-ка!
— Подожди! Сыграю, говорю… такой… с выходом… Отдохнем немножко. Вон Сашка палец на ней разбил.
— Ну, этот твой палец — пустяк! — тянул его Вовка. — Если из-за всякого пустякового пальца отдыхать, никакого толку не получится.
В это время из-за угла выехала лошадь, запряженная в пустую телегу. На телеге сидел, свесив ноги, бородатый дед с цигаркой.
Поравнявшись с нами, он придержал лошадь и обратился к Вовке:
— Эй, хозяин! Где твой утиль-та?
— Какой утиль? — Вовка весь покраснел и начел оглядываться по сторонам. Сашка и Женя разинули рты.
— Это вон там! — показал наконец Вовка. — Я и позабыл! Гляньте, вон он! Ух, ты-ы-ы! Да много! Интересно: кто его туда натаскал? Давно б его надо было забрать, а то валяются тут всякие кости! Они зараза… и вообще благоустройство портится!
— Так этот самый твой-то? — никак не мог понять дед.
— Ничего не мой! Раз на улице лежит, какой же он мой? Он уже тут сто лет лежит! Я все давно думал: надо пойти сказать, чтоб его куда-нибудь увезли. А то тут маленькие детишки играют и все такое… Ну пошли, что ль! Расселись! Со своим пальцем! Надо лом собирать, а они сидят, как в гостях!
Дед начал погружать утиль на телегу, а мы пошли по улице.
Вовка ничуть не горевал. Наоборот: он опять сделался веселый, отобрал у Женьки трубу и заорал в нее громче любого граммофона:
Не надо нам монахов!
Не надо нам попов!
Бей спекулянтов!
Души кулаков!
Он спел этот куплет раз десять, потом отдал трубу Сашке и сказал:
— Был у меня один хороший крючок, и тот пропал. Но это ничего. Надо будет к Ивану Гаврилычу сходить — поглядеть, какой у него барабан.
Учреждение «Снабчервяк»
Вовка привез в лагерь все свои крючки, лески и целыми днями пропадал с удочкой на берегу озера — в нескольких шагах от наших палаток.
Рыбы в нем водилось такое множество, что тощий сирота котенок, отдыхавший вместе с нами, через неделю сделался толстый, пушистый, и живот у него всегда был круглый и крепкий, как барабан.
По выходным на наше озеро толпами являлись рыболовы из города. Они рассаживались по всему берегу или бродили по лесу и ковыряли землю, отыскивая червей.
Но только лето в этом году стояло такое жаркое, что все черви зарылись в землю, и добраться до них не было никакой возможности. А если какого и удавалось найти, то он был вялый, бледный и старался побыстрее помереть.
Все наши рыболовы впали в уныние, и только Вовка каждый день приносил на кухню полное ведерко.
— Вот, теть Поль! Покажите-ка, чего другие принесли? Вот это? Хе-хе! Ну и рыбаки! У меня братишке пять лет, и то он налавливает куда больше! Не говоря уж про меня!
Червяков у него всегда была целая банка, все как на подбор: большие, красные, жирные!
Он брал такого червяка, помахивал им у кого-нибудь перед носом и хвалился:
— Вот — червяк! Это тебе не какой-нибудь заморенный, чахлый. Видишь, как он у меня извивается, да как вертится, да машет хвостом! Настоящий физкультурник! На такого червяка любой окунь поймается с удовольствием!
Он важно расхаживал по лагерю, посмеивался и задирал нос:
— Где я их беру, тебе никогда не найти, ищи хоть тысячу лет. Для этого нужно знать такое колдовство! Научить тебя? Нет, не научу! От этого все колдовство испортится: улезут все червяки даже на другую сторону земного шара! Я тебе могу дать. Бери на выбор, чтоб ты знал, какой я нежадный!
На другом берегу озера — лесной кордон Сосновка — домов пять. Там жили двое мальчишек, нам ровесники, — Васек и Валек, а остальные ребятишки были такие маленькие, что даже своих штанов у них еще не имелось.
Васек и Валек нашего Вовку очень уважали — за то, что он мог поговорить обо всем, и все знал, и рассказывал им множество всяких интересных историй из своей жизни, и постоянно смешил Васька, который от любого пустяка прямо-таки падал со смеху.
Так бы и оставался Вовка до самого отъезда домой чемпионом лагеря по ловле окуней, если бы не произошел один случай.
Сидим мы с Вовкой, как всегда, закинув удочки, а откуда ни возьмись, идут по другому берегу Васек и Валек, зеленые яблоки едят и огрызки кидают.
Вовка замахал им рукой:
— Эй, вы! Скорее! Да скорее! Очень нужно!
По деревянному мостику (он покосился и кое-где опустился в воду, но ходить по нему было можно, хоть нам и не разрешали) Васек и Валек быстро перебежали на нашу сторону.
— Дай яблочка! — сказал Вовка. — Знаете, вышел новый закон: у кого есть какие яблоки, то давать мне на пробу… в количестве двух… нет, четырех штук!
Он надкусил одно яблоко и сморщился:
— Вот это да! Эти яблоки вполне могут заменять лимон! И даже еще кислей! Как что? Как серная кислота!
— Ладно, хоть такие… — сказал Васек. — И эти нам достались не за так! Пришлось нам за них потрудиться, будь здоров! Мы их купили за червей!
— Как так?
— Да! Это я точно говорю. У нашего соседа Моисеича. Ты ему полбанки червей, а он тебе карман яблок.
— А зачем ему так много червей?
— Он их продает! Копейка — три штуки.
Вовка лег на спину и захохотал, болтая руками и ногами. А глядя на него, закатился Васек.
— А… а… мух? Мух… он тоже… продает? Сколько стоит одна большая муха? Ха-ха-ха-ха! А маленькая? А также… мошка! Ха-ха-ха-ха!
Наконец Вовка отсмеялся, сел, держась за живот, и сказал слабым голосом:
— Меня нельзя так смешить. Что-то у меня даже внутри оторвалось. В таком случае мне полезно есть какие-нибудь кислые яблоки… Беги, Васек, загони этому Мосеичу…
Из листа лопуха он сделал кулек, засыпал туда полбанки червей и дал Ваську.
— Жми!
Пока Васек бегал, Валек нам рассказал:
— Очень хозяйственный человек Мосеич! Из всего норовит иметь себе пользу. И черви у него содержатся в ящиках особых, водой их поливает, все честь честью. А в выходной едут городские — не поспевает гривенники обирать… Потому что где им в городе взять? Он и сам ходит по берегу: «Давай, налетай…» Его все рыбаки знают. Он уже столько лет…
Скоро прибежал Васек с яблоками. Сами они есть не стали: мол, и так оскомина. И я не стал: очень кислые. Поэтому Вовка съел их все до одного.
— Нина Николаевна не разрешает нам зелень есть, — рассуждал он, оглядывая яблоко, перед тем как целиком сунуть его в рот. — Потому что мы как будто от нее заболеем. Только она ошибается. Никакой от этого болезни ни в коем случае произойти не может! Вот, например, пошли мы раз с матерью к тетке в гости. И рос там около дома крыжовник — десять кустов, я сосчитал. Она говорит: «Поиграй, Вова, во дворе, вот крыжовником полакомись, правда, он еще зеленый…» Я говорю: «Ничего…» И пока они там толковали, да чай пили, да то-се, я все эти десять кустов объел до последней крыжовнинки! И напал на нее столбняк: ах, ах, да это невозможно, да в такое короткое время, да он заболеет… А я и не заболел! Нипочем я от этого не могу заболеть, хоть она и жди! Вот такое дело… А насчет этого торговца Мосеича я буду иметь в виду — как только появится у меня подходящее настроение насчет яблок… Ух, гляньте, да это летчики приехали! Бежим!
К другому берегу подкатил мотоцикл с двумя летчиками. Один слез, отвязал удочку, а другой поехал к Сосновке.
Мы побежали через мостик, и Вовка на бегу объяснил:
— Это тоже из лагеря. Знаешь, там, где клеверный луг и пасека… И там у них лагерь. Я там был. Они мне такую штучку подарили… алюминиевую. Страшно заковыристая штучка. Вся в дырках. Не знаю, куда ее приспособить!
Летчик уже закинул удочку в воду. Мы сели неподалеку, и Вовка все на него поглядывал: можно о чем-нибудь спросить? Вот тогда бы Вовка с ним поговорил! Летчиков он уважал больше всех, больше даже, чем моряков и водолазов.
Но этот летчик, по всему видно, был в плохом настроении: глядя на поплавок, морщился и бормотал что-то сквозь зубы.
Скоро опять затарахтел мотоцикл, подъехал его товарищ и сказал:
— Дома никого нет! А ждать — времени у нас с тобой, сам знаешь… Вот незадача! Может, обойдемся?
— Да что… — ответил первый. — Что за насадка для озера — кузнечик? Так… для провождения времени…
Вовка сорвался с места и подскочил к ним.
— Вам червей? Это мы можем! Эт мы устроим! Вот, глядите какие: первый сорт! Таких вы нигде не найдете, только у меня.
— Да, видим, видим.
Летчик усмехнулся, взял у Вовки банку и вынул из кармана полтинник.
— Не, держи. Хватит?
Вовка спрятал руки за спину и замотал головой:
— Не-е…
— Что — мало? — спросил летчик. — По-моему, у вас такая такса.
— У кого?
— Да у здешних.
— А я ре здешний. Я из лагеря!
Вовка подхватил удилище и побежал к мостику. Мы — за ним.
Летчики удивились, о чем-то поговорили, потом один пошел за нами. Но мы уже перешли мостик, а ему для этого пришлось бы снимать ботинки.
Он крикнул:
— Эй! Пацан! Пацан! Подожди, слышишь, что ль?
Но Вовка не обернулся. Он был красный и сопел носом. А навстречу нам уже шел вожатый Жора.
— Вы что по мостику бегаете?
— А то, что много развелось всяких спекулянтов! — зашумел Вовка, размахивая рукой, как оратор. — Никакой от них жизни нет! Так и торгуют, так и торгуют!
— Что такое?
— Червяками торгуют! Даже летчикам за деньги продают! Всякие Моисеичи-Колбасеичи!
Жора догадался:
— А-а… Это ты вон про кого… Действительно…
— Я ему покажу! — бесновался Вовка. — Даже летчикам, гадюка! Я ему устрою штучку!
— Я тебе устрою, — пригрозил пальцем Жора. — Попробуй только лагерь осрамить.
— Чем я его осрамлю?
— А вот своими штучками! Эти твои штучки давно всем известные.