Мы тихонечко, не разговаривая, прошли мимо охранников, те, не подозревая, что к ним пришли великие грабители, вели оживленную беседу. Тут мы попали в царство одежды. Свитера, куртки, рубашки — все это было навалено кучами на прилавках, среди которых бродили одинокие покупатели, рассматривая вещи.
Наконец я заметила отдел верхней одежды для подростков. Там даже специально был плакат с девчонками чуть старше меня. Я сразу же рванула туда. Ой, какие курточки лежали и висели здесь. Я рылась, рылась, жалея, что нет возможности забрать с собой все. Наконец увидела то, что надо, — ярко-красный дутик на гагачьем пуху, с кучей лейбов, с капюшоном, с опушкой, ну просто обалденный. Он оказался как раз по мне. Я тут же его напялила и побежала к зеркалу.
Я еще не успела посмотреть на себя, как появились папа с крестным. Они вышагивали рядышком, держась за руки, и остановились посреди зала, растерянно озираясь. От одного взгляда на них я молча сползла по стенке на пол и затряслась в беззвучном смехе. Такое зрелище л видела впервые.
Крестный облачился в коричневую замшевую куртку с кучей заклепок, карманов и бахромой на рукавах и в такие же замшевые штаны, на голове его красовалась ковбойская шляпа с загнутыми полями, а на ногах — ковбойские сапожки из крокодиловой кожи на высоком каблуке и со шпорами. Он задорно выставил вперед бороду и стоял, покачиваясь на каблуках, засунув руки в карманы куртки. А рядом с ним стоял папа! В черном фраке, белоснежной рубашке и бабочке! На ножках — черные лакированные туфли, в руках он держал цилиндр и трость. Этакий малолетний красавчик-денди.
Отсмеявшись, я прокралась вокруг за прилавками и выросла перед ними. Ух, как они вздрогнули, когда я их ущипнула! Но, удивительно, ни один не вскрикнул.
Я попыталась их уговорить подобрать себе более нормальные одеяния, но оба уперлись насмерть. Единственное, что мне удалось, — это уговорить папу отложить трость. После этого я оставила франтов, чтобы завершить свою экипировку. Папа с дедом что-то пытались мне шипеть вдогонку, но я их не стала слушать. Выбирать одежду, учила мама, следует, руководствуясь лишь собственным вкусом.
Где-то через час-полтора я наконец оделась полностью. Подобрала себе белый свитер из ангорки, тот самый красный дутик, настоящие черные джинсы и ботинки на толстенной подошве со шнуровкой.
После долгих уговоров папа и крестный взяли себе еще по куртке. Подготовившись полностью к посещению холодных мест, мы пошли к выходу. Но лишь только мы поравнялись с входными дверями, как противно заголосила сирена. Мы выскочили из магазина, за нами, правда, никто не погнался, зато сзади поднялась суматоха.
Когда папа отдышался, то сказал нам:
— Связался я с вами на свою голову! Все нормально, все нормально. Ничего нормального! У меня такое ощущение, что твое волшебство, Ника, действует только на людей, но не на технику и приборы. И кроме того… сделай-ка нас видимыми.
Убедившись, что никакая погоня нам не грозит, я исполнила пожелание папы. Он тут же снял с себя утепленную курточку и стал ее внимательно осматривать:
— …Ну вот! На всех вещах они специальные бирки наклеили, которые поднимают сигнал тревоги на турникетах в дверях, если не были размагничены на кассе. Давайте-ка избавляться от улики.
Мы занялись этой работой, которая, впрочем, ни на сантиметр не придвинула нас к Одинокому утесу.
Покончив с ярлыками, я взглянула на папу с крестным и снова рассмеялась. Они тоже осмотрели друг друга и тут же скептически зачмокали губами.
— Ну, Петрович! Все бабки в окрестных деревнях будут твои, — съехидничал папа. — Ты теперь первый дед на деревне.
— Что б ты понимал! — обиделся вдруг дед Кузя. — Я, может, с юности мечтал о такой одежонке. Ты лучше на себя оборотись. Одно слово — пингвин. Птица неумная, а попросту сказать — глупая и никчемная.
Тут они опять стали препираться, а мне стало так грустно, что я не выдержала и совершенно неожиданно даже для себя самой вслух высказалась:
— Ну хоть кто-нибудь бы объявился и нормальным человеческим языком объяснил, где этот самый Туманный фьорд.
Однако никто объявляться не захотел, как я ни вертела головой в разные стороны. А потом вдруг кора ближайшего дерева зашевелилась и оттуда вылез не кто иной, как наш леший. Он тут же улегся, приняв свою любимую позу у корней, и сварливо забубнил:
— Ну, что уставилась? Я это, я. Что ты вообще за ведьма? Только через твою глупость я здесь. А так, очень нужна мне эта Норвегия! Хорошо хоть Кузнечик о тебе позаботился, позвал меня.
— Кто?
— Ну, Кузнечик, твой чертик, что лежит в твоем заплечном мешке.
— Как? — изумилась я. — Он ведь неживой.
— Это ты глупая, а не он — неживой. Как дед Кузя закончил чертика, так в Кузнечике проснулась жизненная энергия. Лет через пятьдесят он полностью оживет, если все время будет рядом с тобой.
Тут леший решительно поднялся:
— Ну, хватит мне с тобой, однако, лясы точить. Туманный фьорд знают все порядочные ведьмы. Если смотреть во-он на ту розовую макушку горы, — он махнул хвостом куда-то вбок, — то примерно в четырехстах верстах отсюда и будет Туманный фьорд. А коли боишься заблудиться, то лети вдоль берега, не ошибешься. Туманным он потому зовется, что там круглые сутки над водой туман держится. Все ясно? И вообще, воображением работать надо, воображением.
И с этими словами он полез обратно в сосну. А успокоившийся к тому времени крестный спросил меня:
— Ты че это сама с собой бубнить стала?
Однако я не стала объяснять, что это леший наведывался. Крестный еще что-то похмыкал, но приставать больше не стал.
И вообще пора отсюда смываться, а то некоторые прохожие, завидя нашу троицу, еле сдерживали ухмылку и ускоряли шаг, пробегая мимо.
Тогда я мысленно представила себе место, о котором только что говорил леший, и попробовала перенестись туда.
Глава XII Гномы туманного фьорда
Вот уж воистину дикий, необжитый край предстал передо мной. Черно-серые скалы громоздились в ужасной тесноте. И торчали их вершины, словно зубы доисторических чудовищ. А внизу, у подножия скал, проглядывая сквозь клочья клубящегося тумана, плескались свинцовые воды залива.
Я оказалась на небольшой площадке высоко в горах. Отсюда очень хорошо просматривался весь фьорд, оказавшийся настолько огромным, что противоположный край залива лишь временами проглядывал в дымке. Было очень зябко, и я порадовалась, что на мне теплая куртка. Однако где тут Одинокий утес? Ничего похожего я пока не углядела.
Ох, ну я точно дуреха! У меня же есть метла! Я тут же переместилась в Белозеро и, захватив метлу, вернулась в Осло.
Но папы и крестного на скамейке не оказалось. Ну просто беда! Достаточно на несколько минут оставить их без присмотра, и вот результат. Интересно, куда они могли запропаститься? Лешего как-то неудобно беспокоить, опять злиться будет. И тут я вспомнила о Кузнечике. Прислонив метлу к спинке скамьи, я достала из рюкзачка чертика, подарок деда Кузи, и стала внимательно рассматривать — живой он все-таки или неживой. Уже окончательно решившись на безумство — просить у деревяшки совета, я зачем — то взяла чертика в обе ладони и, поднеся ко рту, дунула на него так же, как и крестный в свое время:
— Ну-ка, быстро оживи!
И, чтоб мне провалиться, но у чертика заморгали веки, а потом он открыл глаза, улыбнулся (ну честное слово!) и воскликнул:
— Молодец, Ника! Я уж боялся, что ты никогда не догадаешься.
Он вдруг стал потягиваться и дрыгать руками и ногами, как человек со сна.
— Своим дыханием ты передала мне столько силы, что я ожил, ожил по-настоящему. Так что, видишь ли, получается, что мои мама и папа — вы с Кузей.
Кузнечик запрыгнул ко мне на колени и сел, закинув ногу за ногу. Потом резко вскинул голову, чтобы видеть меня:
— Сразу определим характер наших взаимоотношений. Я обязан тебе жизнью, за это спасибо. НО! — тут он поднял кверху палец. Я больше догадалась о его жесте, чем увидела, настолько чертик был миниатюрным. — Поскольку ты никаких магических формул не применила, то я тебе служить не обязан. Однако, делая скидку на то, что ты ведьма еще неопытная, я согласен не покидать тебя. Конечно, при условии, что ты будешь заботиться обо мне всячески и не ставить невыполнимых задач.
— А какие задачи невыполнимые?
— Вот как конкретно попросишь меня что-нибудь, так я и отвечу тебе.
— А как заботятся о таких, как ты?
— Во-первых, спать меня клади рядом с собой, а не в рюкзак. Бр-р-р! Там темно и противно. Во-вторых, надо определить мне новое место, где я буду находиться во время твоих передвижений.
— Кузнечик окинул меня взглядом (насколько смог, конечно) и заключил:
— Первоначально я вижу наиболее подходящим местом капюшон твоей куртки. Да! Я буду именно там! Далее, в-третьих, меня надо кормить. Ну, здесь все очень просто. Я люблю BGe то, что любишь ты. И наоборот, понятно? Я люблю мясо и не люблю никакую кашу. Вот так… В-четвертых, обо мне надо заботиться. Запоминай! Нельзя, чтобы я попал под дождь или просто в воду — тут же пущу корни. Нельзя, чтобы я мерз — тут же растрескаюсь. Жара просто противопоказана — сразу высохну. Да, и еще! Один только вид древесных насекомых вызывает у меня приступ уныния и тоски. Ну, остальное так, по мелочи. Еще успеешь познакомиться с остальными требованиями.
Мда! Не было заботы — так черти добавили работы! Мне только о маленьком чертике заботы не хватало. Ладно бы там щеночек или котенок. А то чертик! Тут я вспомнила о некоторых своих догадках:
— Послушай! Так это ты меня иногда колол?
— Ну конечно! — тут же загордился Кузнечик. — Я, можно сказать, в полубеспамятстве был, а все равно уже о твоих делах только и думал.
Ладно. Может, хоть какой-то толк и будет от этого чертика. И тут я вспомнила о папе и деде Кузе.
— Кузнечик! А где папа и крестный?
— А на что они тебе? Вот еще. Радуйся, что избавилась от них. Теперь у тебя есть я. Мы с тобой горы свернем. С моей головой и твоими возможностями мы изменим этот мир. Ух, ты еще восхитишься, когда я тебя начну знакомить со своими планами!
— Так! — я начала сердиться. — Я сама как-нибудь разберусь, от кого мне нужно избавляться. Ты лучше ответь, где они?
— А что ты злишься-то? — пожал плечиками Кузнечик. — Не я же их отправил в полицейский участок.
— Как? — воскликнула я.
— Как, как. Как обычно. Нечего было воровать. В таких нарядах, как у них, да сидеть в двух кварталах от ограбленного универмага. Ха! Я удивляюсь одному. Как у вас вообще вышло такое бестолковое ограбление? Но ничего, — Кузнечик мечтательно закатил глазки, — я еще научу вас этому ремеслу.
Тут в меня закралось одно подозрение, и я спросила напрямую:
— А как так вышло, что ты так много знаешь? Ведь ты же всего лишь волшебное существо?
— Ну здравствуйте! Вот те на! — скривился чертик. — Я знаю все, что знаешь ты! И даже больше того. Ты многое забыла, а вот я — нет! Все книги, что ты когда-либо прочла, — находятся здесь! — И он похлопал себя по макушке между рожками.
Я между тем стала вслух размышлять, как выручить папу и крестного.
— Тут я тебе не помощник, — мигом открестился Кузнечик. — Я не могу стрелять из автомата по живым людям. Да мне его просто и не поднять.
— Да кто ж тебя просит-то? — я слегка обалдела от такой мысли.
— Ну как же. Ты украдешь на военном складе автомат. Войдешь в участок, перестреляешь всех полицейских и освободишь всех заключенных. Отличный план. Даже автомобиль не нужен. У тебя метла вон стоит.
— Да ты хоть соображай, что несешь! Галиматью какую-то! — рассердилась я.
— Тебе дело предлагают, а ты строишь из себя неизвестно что, — обиделся Кузнечик и пропал с моего колена. Его голосок донесся уже из капюшона. — Два квартала вдоль набережной, затем поверни направо, и еще два квартала. Там увидишь полицейский участок. Дальше — поступай как знаешь.
Я оседлала метлу, поднялась на уровень третьего этажа и полетела в указанном направлении. Уже скоро показалось серое здание участка.
Не зная, что предпринять, я решила позаглядывать в окна в надежде что-нибудь увидеть. И, к моей радости, на четвертом этаже в распахнутом окне я заметила папу и крестного, сидящих на диванчике в каком-то кабинете. Еще я успела разглядеть нескольких дядечек без формы. И все равно это наверняка были полицейские. Однако я вспомнила пословицу древних римлян: «Пришел, увидел *— победил!» — и решила действовать так же.
На полном ходу я влетела через широко распахнутую фрамугу. Остановилась рядом с папой и крестным. И, подняв их рывком с дивана, тут же перенеслась на берег Туманного фьорда.
— Молодец, девка! — обхватился за меня руками крестный и расцеловал в обе щеки. — А то я уж испугался. Как поведут сейчас в казематы, как начнут пытать. А ведь обидно, мы же по-ихнему ни бум-бум! А ни за что страдать ой как люто!
Папа тоже обрадовался, но как-то угрюмо.
— Ничего! — остудила я их обоих. — Постойте пока еще здесь. Это для вас самое безопасное место. А я слетаю на разведку.
— Эй, слушай, а где мы? — стал озираться папа, но я, не ответив ему, уже скользнула с каменного выступа.
Некстати появившиеся облака мешали понять, где же Одинокий утес. Но лишь только я набрала высоту, как увидела большой просвет в облаках, и устремилась туда. Вскоре подо мной показалась большая вода. Я поняла сразу, что это открытое море. Оно мне совершенно не понравилось. Холодное какое-то, мрачное. Над ним висела промозглая изморось, не добавлявшая радости.
Одинокий утес обнаружился почти сразу. Его пик в гордом одиночестве возвышался над облаками. Я подлетела ближе. Склоны утеса были сплошь усеяны огромными валунами. Словно кто-то рассыпал их из гигантского ведра, и ойи остались россыпью лежать на склонах утеса. Ходить человеку тут было решительно невозможно.
Как же мне отыскать Белую пещеру? Я думала, но подсказка не приходила на ум. Пришлось просто круг за кругом облетать вершину, понемногу снижаясь к подошве. Когда я опустилась в облачность, то поневоле прижалась ближе к утесу и сбросила скорость. Благодаря этому и удалось отыскать вход в Белую пещеру.
Вход был совершенно неприметный. Вообще-то я его, если честно, и не увидела. Просто на склоне передо мной возникли две массивные статуи, высеченные из камня. Грубые крупные сколы только подчеркивали скрытую мощь фигур. Мне показалось, что скульптор обладал каким-то болезненным воображением, — передо мной стояли два питекантропа со скошенными лбами и маленькими злобными глазками на звериных лицах. В толстенных руках они держали огромные дубинки. «Как хорошо, что они каменные», — подумала я, прикинув, что такой зверочеловек смог бы спокойно заглянуть на третий этаж современного дома. Мне пришлось подлететь поближе, поскольку в утесе на уровне груди гигантов обнаружилось отверстие. Каким — то чутьем я поняла, что это и есть Белая пещера.
Но только я собралась влететь в пещеру, как, к моему ужасу, статуи вдруг ожили и стали проворно махать дубинками, так что если бы я попробовала прорваться сквозь них, то неминуемо была бы сбита. Питекантропы оказались на удивление ловкими, и я снрва зависла в воздухе, не зная, что же теперь делать. Мсгжет быть^-по этому и не заметила, что на краю входа в пещеру^'отоит "человек и наблюдает за мной. IjrkJ^- \ Гу
— И долго ты так будешь издеваться над бедными троллями? — негромко заметил незнакомец. Удивительное дело — он говорил тихо, но я каждое его слово слышала очень отчетливо.
И тут я поняла, что никакие это не питекантропы, а тролли! И незнакомец вовсе не человек, а гном. Но удивляться было не время.
— Извините, пожалуйста, за беспокойство. Но если вас не затруднит, вы бы не могли подсказать мне, не это ли Белая пещера? Я ищу гнома по имени Эрик, — в памяти откуда-то всплыло, что гномы обожают учтивость.
— Предположим, что это Белая пещера. А что за дело у юной феи к Эрику?
— Меня зовут Ника, один леший рассказал мне, что Эрик смог бы сделать моего папу снова взрослым, — я только сейчас удивилась, что спокойно понимаю речь гнома.
— Ну не знаю, не знаю! — покачал головой гном, затем подумал и добавил: — Хорошо, залетай!
— Но как? — растерялась я, потому что на протяжении всего разговора тролли время от времени помахивали в мою сторону своими ужасными дубинками.