– И как он тебе? – осторожно спросил прораб.
– Он очень умный, – сказал Алешка с уважением, – но только он это скрывает.
– Вот и я так думаю. Иногда говоришь с ним – дурак дураком в нашем деле. А вот чувствую – ох, и не прост он, мистер Кошкинд. Особенно, когда молчит. Так и кажется – о чем-то думает.
– Да, – как-то очень серьезно ответил Алешка, – ему есть о чем задуматься.
На уроке литературы у нас произошел скандал с новой учителкой. И что самое удивительное – по моей вине. Директор потом даже не поверил и так ей и сказал:
– Да что вы! Не может быть! Он у нас самый миролюбивый ученик.
А случилось вот что. Бонифаций отправился на какой-то симпозиум по литературе и передал дела новой училке. Ну, она еще не совсем училка, она сама еще учится, в институте, – будущий преподаватель литературы.
И нам она сначала очень понравилась. Симпатичная такая, веселая, в брючках, с сережками в ушках: как повернет голову – так они и сверкнут блестящими искорками (сережки, а не ушки). И глаза у нее блестящие. То ли веселые, то ли хитрые.
– Ну что, друзья мои, давайте знакомиться... – И она раскрыла журнал. – Ого! У вас тут только «пятерки» и «двойки». Как это понять?
Никишов поднялся и объяснил:
– Бонифаций... то есть Игорь Зиновьевич не признает других отметок. Он говорит, что литературу надо знать только на «отлично». Чуть ниже – это уже «пара». Вам понятно?
– Мне понятно, – чуть улыбнулась Ирина Серафимовна. – А какая литература вам нравится?
Дождливый осенний вечер.
К соседу, не ко мне
Зонтик прошелестел.
– Все? – скривилась тетя Ира. – Не густо.
– Так именно лаконизмом и отличается японская поэзия! – вспылил по-настоящему Никишов. – Несколько фраз – и целая гора мыслей, чувств. Целая жизнь человека.
Тетя Ира рассмеялась. Смеялась она хорошо – звонко, белозубо и заразительно. Но сейчас почему-то своим смехом нас не заразила. Класс молчал.
– Где ж тут целая жизнь? Дождик, сосед, зонтик...
– Да как вы не понимаете? Эти трехстишья заставляют нас думать. Одинокий человек, всеми покинутый. Особенно грустно ему, когда за окном моросит дождь. И никто не зайдет его навестить. А его грусть становится почти болью, когда к его соседу приходит гость, под зонтиком, несмотря на дождь. И вот тут задумываешься: а почему тот человек так одинок? Или люди бессердечны, или он наказан одиночеством за какие-то плохие дела. Или...
Тут весь класс прервал его аплодисментами. Особенно девочки старались.
– Я ставлю тебе «пятерку», – вывернулась тетя Ира. И вдруг обратилась ко мне: – А ты что молчишь? Как твоя фамилия?
Я встал:
– Оболенский.
– Какая прекрасная фамилия! А ты какую литературу любишь?
– Детективную, – брякнул я.
– Что?! – У тети Иры глаза полезли на лоб и широко распахнулся рот со всеми белыми зубами. – Что ты сказал? Такая благородная фамилия и такой низкий вкус!
– А что? – обиделся я. – Папа говорит, что хороший детектив – прекрасная гимнастика для ума и сердца.
– А кто твой папа? Писатель?
– Полковник милиции.
Тетя Ира презрительно усмехнулась и покачала головой:
– Тогда мне все ясно. Запомни, детектив – это низкий и пошлый жанр. Только очень ограниченные люди могут им всерьез увлекаться.
Тут уж я всерьез обиделся, не меньше Никишова. Главным образом за папу.
– А папа говорит, что любое хорошее произведение литературы должно быть написано, как детектив.
– Вот еще! Твой папа знаток литературы?
– Да! И Бонифаций... то есть Игорь Зиновьевич говорит, что настоящая литература это прежде всего исследование. Времени, характеров, общества. Это борьба добра и зла, торжество справедливости. А один великий писатель сказал: «Хороший детектив поднимает юридическое воспитание до уровня нравственного».
Тетя Ира украдкой взглянула на часы – скоро ли звонок? Видно, мы ее здорово достали. Мне ее даже немного жалко стало. Но остановиться я уже не мог. И стал приводить примеры «детективов»:
– «Гамлет». «Анна Каренина». «Преступление и наказание». «Евгений Онегин».
– Бред какой-то! – тетя Ира прижала ладошки к щекам.
– Ну, хорошо, – пожалел я ее, – возьмем простой сюжет. Общая квартира. Там живет безобидная и беззащитная гражданка Мухина. А ее сосед Пауков, вредный старикашка, все время ее обижает. И вот, когда она отмечала свой день рождения, он совсем распоясался. И никто из гостей за нее не заступился. Но тут появился участковый Комаров и защитил гражданку Мухину, поставил Паукова на место. Детектив? – спросил я, переводя дыхание.
– Конечно! Да еще и пошлый!
– Это «Муха-Цокотуха», – под общий смешок объявил я.
– А еще «Тараканище»! – выкрикнул Никишов. – Смотрите: мелкий хулиган терроризирует весь район, а участковый Воробьев его склюнул. А еще...
Но в этот момент прозвенел спасительный для тети Иры звонок.
И тут же в дверь просунул голову Алешка и стал мне подмигивать.
– Так! – вспылила тетя Ира. – Это чей ребенок?
– Мой, – сказал я, снова вставая.
Класс грохнул хохотом. А Ирочка побежала в учительскую и нажаловалась на нас директору. Нам потом все рассказала его секретарша.
– Они надо мной издевались, – хлюпала носиком тетя Ира. И ее сережки жалобно звенели. – Особенно Оболенский.
– Ну что вы, Ирина Серафимовна. Не может быть. Дима у нас самый миролюбивый ученик. – И добавил: – Тюфяк, словом.
Спасибо, Семен Михалыч.
– Пошли скорей, – сказал мне Алешка. – У нас разведка сегодня.
А я и забыл об этом. В самом деле – тюфяк. Да еще и безобидный.
Дома Алешка шмыгнул в папин кабинет и стал терпеливо листать здоровенную адресную книгу. Там было все о Москве – театры, казино, фирмы и прочая дребедень. Алешка медленно водил пальцем по строчкам и сосредоточенно сопел.
– Вот! Нашел, Дим! Только ничего здесь не поймешь.
Я взглянул: не очень чистый Алешкин палец уперся в строку. «С/п «Кис-кис», пр-во и т-ля иск. кор-ми д/людей и дом. жив. Тверская, д/угол.»
– Шифровка, что ли? – спросил Алешка. – Чтоб никто не догадался, да?
Я усмехнулся.
– Ага, Лех, шифровка. Сейчас я ее расшифрую. «Совместное предприятие «Кис-кис», производство и торговля искусственными кормами для людей и домашних животных». Все ясно?
– А адрес? Где она, эта торговля кормами? Для домашних людей.
– Тверская улица, угловой дом.
– Ни фига себе! – присвистнул Алешка. – Там этих углов, Дим!
– Найдем. На доме наверняка есть вывеска.
– Поехали?
И мы поехали. Вышли из метро на «Белорусской» и пошли по Тверской к центру, оглядывая все угловые дома.
Вообще, надо сказать, удовольствие было не большое.
– Прямо как у нас, в Англии, – ворчал Алешка. – Все на иностранщине написано.
Ага, а магазины такие, что к ним и подойти-то стыдно. С нашими капиталами.
День к тому же выдался жаркий, совсем как летний. Было душно среди сплошных высоких домов и от автомобильной гари.
Мы дошли почти до Кремля, а толку никакого. Не попалась нам на глаза торговля кормами для домашних людей и животных.
– Мы не сообразили, Лех, – сказал я. – Нам надо было от метро каждому по своей стороне идти. Пошли теперь назад.
И мы по другой стороне улицы пошли обратно к метро. К станции «Белорусская».
И вот тут все получилось. Угловой дом, на нем полно всяких вывесок и табличек. Но «свою» мы сразу увидели. Улыбающаяся кошачья мордочка, коробочка с кошачьим кормом и большие буквы «Кис-кис» (оптовая продажа)». А под ними стрелочка, указывающая куда-то за угол, во двор.
Во дворе, похожем на колодец, было прохладно и сыро: солнце сюда не заглядывало. Здесь стояли два бесцветных облезлых дерева и с десяток новеньких иномарок всех цветов.
Мы огляделись и подошли к железной двери, над которой улыбалась знакомая кошачья мордочка. Самое интересное – ручки у двери не было, а вместо нее была белая квадратная кнопка.
– Жму? – спросил я Алешку.
– Давай!
И я нажал кнопку звонка.
– Что вам угодно? – раздался из динамика скрипучий металлический голос.
Я еще соображал, что ответить, а Лешка уже небрежно выдал:
– Нам угодна оптовая покупка людей и животных.
Что-то где-то пискнуло, звякнуло, звонко щелкнуло – дверь приоткрылась.
И мы в нее вошли...
Глава VI
В тылу врага
Если снаружи и стена, и дверь в ней выглядели, мягко говоря, не очень привлекательно: дверь ржавая, в потеках старой краски, а стена – облупленная до кирпичей, то вот внутри... Евроофис! Пол, например, такой, что на него и ступить боязно – или испачкаешь, или поцарапаешь. Или поскользнешься и шлепнешься. А потолок – я такого ни разу не видел – вроде бы как из картонок для яиц, только из очень белых и без потеков желтка. А по стенам висят классные картины в рамах. Правда, на них ничего не поймешь – мазня из сплошных пятен, но все равно здорово.
Прямо напротив входа что-то вроде будочки, за стеклом и за решеткой. А за стеклом и за решеткой – здоровенный мужик в черной форме и с бирочкой на кармашке. С ценником, как сказал мне потом Алешка.
Если бы я такого охранника встретил вечером на улице, без ложного стыда удрал бы от него подальше. Здоровенный и широкоплечий, как шкаф с книгами, – бульдозером не сдвинешь. Зато лобик у него такой узкий, что прическа прямо от бровей начинается. А под бровями, глубоко-глубоко, внимательные недобрые глаза.
– Слушаю вас! – громыхнул шкаф из своей будки.
Я предоставил Алешке вести переговоры. Он не только обаятельный, но и сообразительный. Не то что его старший брат, тюфяк.
– Нам корм нужен для Прошки.
Ни о каком Прошке я до того и не слыхал ни разу. Алешка, конечно, тоже.
– Сколько возьмете?
– Во! – Алешка широко развел руки.
– Не пойдет. – Охранник презрительно усмехнулся. – Не туда вы зашли. У нас меньше тонны товар не идет. – И добавил гордо: – Здесь фирма, а не рынок. Кругом!
Ага, прямо сразу, закружились. Не знает он, с кем связался.
– Вы не в курсе, – сказал Алешка по-английски вежливо. Не в том смысле, что на английском языке, а в смысле интонации. – Мы вышли напрямую на Василь Василича. Он нам обещал.
Охранник немного опешил. Видно, ему выходить напрямую на Василь Василича не светило. Однако спорить не стал. Нажал кнопку внутренней связи.
– Анюта, тут какая-то пацанва до шефа рвется. Посланцы какие-то.
И сказал нам:
– Сейчас референт Василь Василича спустится. С ней договаривайтесь.
Вскоре рядом с комнатушкой охранника отворилась обитая золотистой кожей дверь, и в холле появилась важная дама в строгом костюме и с мобильником на шее.
– В чем дело? – вежливо и сердито спросила она. – Ты что, Ник, сам не можешь разобраться? Что за экскурсия? Что за детский сад? Вы кто такие?
– Оболенские, – скромно сказал Алешка. – Нас Василь Василич в гости пригласил. Говорил, я все ваши проблемы решу, приходите. Коктейль будем пить. У вас есть молочный коктейль?
Дама немного растерялась и поменяла строгий тон на деловой.
– Вас приглашал Василий Васильевич? – сомнение все-таки еще оставалось в ее голосе. – Не знаю, сможет ли он вас принять. Как о вас доложить?
– Скажите, что приехал Алекс Оболенский. С которым он в туманном Лондоне плевал с Бриджуотерского моста на проходящие по реке Темзе буксиры.
– Странная рекомендация, – пробормотала озадаченная дама и взялась за мобильник. – Василий Васильевич, тут какой-то молодой человек на прием просится. Какой человек? С которым вы, извините, с моста плевались. В пароходы...
– В буксиры, – поправил ее Алешка.
Он любит точность. И не сомневаюсь, что он сам, будучи в Лондоне, вполне мог с какого-нибудь исторического моста поплевывать на проходящие под ним буксиры.
– Хорошо, Василий Васильевич, я их провожу. – И обратилась к нам, распахивая золотистую дверь: – Прошу.
Мы пошли длинным коридором. Тоже красиво отделанным. И тоже с картинами на стенах. Но это были хорошие картины – все сплошь красивые кошачьи мордочки. Рекламная продукция фирмы «Кис-кис».
Я бывал у папы в его министерстве и однажды даже ждал его в приемной министра. Но приемная директора какой-то кошачьей фирмы меня поразила в самое сердце. Как во дворце у какого-нибудь Людовика номер восемнадцать или даже двадцать. Только, конечно, у Людовика не было всякой такой техники. А тут тебе и компьютеры, и факсы, и ксероксы, и всякие штучки, которые и не поймешь для чего нужны. Словно весь мир существовал только благодаря фирме «Кис-кис» и сюда сходились все коммуникации земного шара. Ну еще бы! Мир не смог бы существовать без кошачьего корма.
Вот только я никак не определил наше место в этом мире. Чего мы сюда приперлись? И как нас отсюда попрут? Очень вежливо? Или очень невежливо?
Впрочем, Лешка заварил – Лешка пусть и расхлебывает. Тем более что он чувствует себя здесь как дома. Развалился в кресле, нога на ногу.
Секретарша, юная модель, чем-то очень похожая на нашу новую учителку, на тетю Иру, любезно попросила подождать и подкатила к нам стеклянный (а может, и хрустальный) столик со всякими напитками и конфетами.
– Как справляешься, Ленок? – спросила ее дама с мобильником. – Трудно одной?
– Замучилась, – вздохнула секретарша. – Скорей бы уж Ирка выходила.
– У нее сессия, что ли?
– Да нет, у нее сейчас практика. В какой-то школе. Да шеф ей еще какое-то поручение дал. Личное, секретное, ответственное.
– Сочувствую тебе, – покивала дама и вышла из приемной.