Час ночи. Я убедился, что мама с Томкой спят, и сижу корябаю. Все равно не спится.
Сегодня (теперь уже вчера) я был...
...был на свидании. Ничего не получилось. А что должно было получиться? Не знаю. В классе вс@ словно "? ума посходили. Особенно девчонки. Все разговоры о лйбви.
Читают какую-то "Новую книгу о супружестве". Новую!
А я и старой в глаза не видел.
Я бился над химией, когда Томка крикнула из своей комнаты: "Эдя, тебя к телефону". И добавила: "Девушка", Да так значительно, что пришлось прибегнуть к подзатыльнику, хотя в принципе я против телесных наказаний.
В трубке долго что-то хохотало, я уже хотел бросить, как вдруг голос Оли С, (и рядом оказались ее глаза, как тогда, на ОСЕННЕМ БАЛУ)! "Назначаю тебе свидание ^ Вечного огня. Будешь через тридцать минут".
Таким наглым тоном даже я редко разговариваю! Хотел уже буркнуть: "Перебьешься". Но она вдруг спросила неуверенно! "Будешь?" И я неожиданно Промычал чтото утвердительное.
Мне живо вспомнилось, как позавчера на физкультуре она распустила волосы. Не знаю, то ли надо было, то ли... Но она вынула какую-то черную железячку-волосы как хлынут вниз!
Мы обалдели.
У меня во рту пересохло.
Андрей толкнул Ворю: "Оцени причесочку!" У Восова белки восхищенно блестели, как моя лысина сразу после бритвы.
Может, я бы и не пошел на свидание, но мгновенно решилась задачка, над которой мучился битый час, и я помчался.
К вечеру подморозило, и все лужицы на тротуарах Превратились в маленькие катки. Половину пути я пробежал, а половину прокатился на своих двоих. Я подумал, что Пушкин здорово сказал про коньки: "Как весело, обув железом острым ноги..." И все не мог решить, когда мы уже стояли у Вечного огня, намекнуть ей про нашу новогоднюю экспедицию или не надо. Все-таки я ничего ей не сказал.
Вообще я не знал, о чем с ней говорить. И она тоже почему-то молчала. Я не знаю, как ведут себя на свиданиях. Но все время помнил, что это не просто встреча. И потому было не по себе.
Мне страшно хотелось курить, но как она к этому отнесется? Достал из кармана коробку спичек и на ходу потряхивал ими, напевая себе под нос.
- Ты, может, курить хочешь? - спросила она.
Я даже споткнулся на ровном месте!
- Не-а.
Я врал. Просто прикуриваю плохо. Если это случается на улице, то волнуюсь, что не получится с первой спички, дышу на огонь, задуваю...
- А вот Босов считает, что девушкам на свиданиях надо всякие слова говорить... - Она засмеялась.
- Мм...
Она не знает, что Басову принадлежит и другой афоризм: "С девушками не разговаривать надо, а действовать".
Значит, действовать. Как? От нее шел такой дразнящий и взрослый запах духов, что мои бедные извилины заплетались одна за другую, я плохо соображал. Потом все прояснилось: надо ее поцеловать! Т^к просто. Я долго молчал, выбирал удобную минуту. Вот у того дерева. Нет, у того... Вот фонарный столб пройдем...
- Ты целоваться умеешь? - внезапно спросила она.
Я опешил. Почему она меня об этом спросила? Разве это надо уметь-целоваться? Я думал, само собой: вот ее губы, вот твои... Я запоздало схватил ее за руку, но она вырвалась.
- Ты что, спятил? - И пояснила: - Это мы с Макешкиной спорили после французского фильма: сколько может длиться самый долгий поцелуй?
Вот оно что! А я-то думал... Не о том ты думаешь, Эдуард Градов, о чем надо бы. Я сразу пришел в себя и решил увести разговор в сторону.
- А Ирка Макешкина по-прежнему молится на Романа?
- Сидоров красивый мальчик. И умный.
- Пожалуй. Только трусоват.
- Он не трус, - серьезно сказала она. - Ему нельзя драться. У него гемофилия. - Она взяла меня за руку. - Ты не разболтаешь? Я сама случайно узнала.
Этого никто не должен...
Мне-то что, мне все равно. Мне плевать. Надо будет спросить у мамы, что это за зверь-"гемофилия".
- Сегодня холодно. У тебя голова не мерзнет? - спросила она.
Я сорвал свою финскую кепочку, но она ловко выхватила ее и нахлобучила мне на самые уши.
- Простудишься, глупый!.. А жаль, что девчонкам нельзя под машинку, а то бы и я... Знаешь, как это называется в школе? Прическа "а-ля Женьшень"...
О-ёй! Сколько натикало! А завтра контрольная по алгебре.
Пятый день болеет Аня Левская. Она провела урокконцерт по Некрасову, как я теперь узнал, с температурой 39°. Евгений Евгеньевич считает, что это настоящий подвиг в честь класса и литературы, хотя и очень нас ругал, что мы не знали о ее болезни и ему не сказали.
Да разве у нее разберешь! Голос такой же, как всегда.
Может, чуть тише. Ну, лицо горело. Так мы думали, что она просто волнуется.
Без Анюты чего-то не хватает. Может быть, тишины, которая настает в классе, когда она говорит. По-моему, даже самого Е. Е. так не слушают, как ее. ,
Неужели у меня форма черепа некрасивая?
Первое декабря. Этот день и этот вечер - будь они прокляты. Может, когда-нибудь я напишу, что случилось. Но не сейчас, не сейчас.
Был на Пушкинской Полянке. Роща в снегу. Молчит.
И Пушкин молчит. Он тоже от меня отвернулся.
Я измерил поляну-ровно тридцать два шага! Чую дуэль. Не знаю, с кем, но драка будет.
С кем? С кем? С кем?
Может, с самим собой? Я подлец. Подонок. Как это могло случиться?
Анюта болеет. Она знала, что я не такой. Только она знала. Она бы помогла, объяснила.
Мне никто не в силах помочь. Никто.
В одиночку?
Не могу больше! Кому рассказать? Папа далеко, мама еще не оправилась после болезни. Томка не доросла.
Андрею и Боре-стыдно. Они после этого не возьмут меня в поездку, а у нас уже почти все готово. Вчера был у Марии Степановны, она уезжает до весны. С Олей у нас дружба какая-то странная. Сидоров пишет вторую часть своего романа и занят новой конструкцией мопеда РоСи-2...
Остаются два человека. Нет, один! Потому что Любочке я никогда этого не скажу, ей нельзя. Почему я не разрешил ей тогда дотронуться до моей дурацкой башки!
Остается один человек. Евгений Евгеньевич.
Погнал я к нему.
Поговорили. "Ты побывал в мире животных, Хорошо, хоть сам это понимаешь". Это еще мягко. Животные лучше.
Моя мама-депутат горсовета, член комиссии по делам несовершеннолетних. После этой комиссии она всегда приходит растерянная и угнетенная. А вчера сказала: "Я так боюсь за тебя, сынок..."
В прошлом году на русском языке Мария Степановна продиктовала предложение: "Материнское сердцевещун". И мы, дурошлепы, спрашивали, что значитвещун? Теперь бы я не спросил.
Страшно хочется курить. Третий день не курю.
- Даже Рахметов не мог отказаться от этой привычки, а у него воля была железная, - сказал я Е. Е.
- Рахметов не мог, а ты сможешь, - ответил он. - Попробуй. Пусть у тебя будет единственная слабостьникаких себе послаблений. Ты сможешь, я верю.
Так закончился тогда "вечер вольного сочинения".
Е. Е. предлагал мне заночевать, хотел проводить до самого дома, но я отказался. Мы позвонили из телефонной будки, и мама встретила меня на остановке.
А началось с того, что я ввалился в его квартиру поздно вечером. Я знал, что он меня не выгонит, но, думал, хоть удивится. А он обрадовался! Он мне обрадовался! И я сразу решил, что все ему расскажу.
У него семья-жена и дочка (которая уже спала).
Жене он приказал громким шепотом: "Марина, банда бритоголовых требует сей секунд чаю!" Он был веселый, наверное, был убежден, что я сам расскажу, зачем вторгся так поздно и без приглашения. Но я вдруг испугался.
- Вы говорили... на первых уроках, - мямлил я, - что вольные сочинения можно... в любое время дня и ночи. Вот я...
- Давай, давай свой свиток, - обрадовался он.
И добавил, понизив голос: - Но если тебе честно сказать, Эдуард, то, судя по тому, какой ты последние дни, я думал, что у тебя другое...
- У меня другое...
И я все ему рассказал.
Что же случилось первого декабря? Теперь, спустя неделю, я хочу подробно вспомнить тот злополучный день и страшный вечер.
После уроков у школьных ворот я встретил Минуса, который был в новой куртке с черно-красным капюшоном за плечами. Не Руслана Филиппова - Минуса.
В компании, куда он меня пригласил, зовут друг друга только по кличкам. Не хочу себя выгораживать - я был такой же, как они, такой же скот, хуже всех. Но днем этого еще не понимал. Вообще слишком поздно понял, что это за люди и какой я сам с ними был. Потому это все и случилось.
- Держите меня трое! - заржал Минус. - Да ты и вправду облысился. Надо тебя показать нашим. - И он провел по губе в том месте, где отращивают усы.
Я обещал прийти вечером в сквер. Может быть, это еще не было подлостью. Все-таки Руслан был у нас в КЮРе, в "Группе АБЭР". И я хотел у него кое-что выяснить для "Истории нашего класса в драках и войнах".
Вот и выяснил...
Не надо было мне туда ходить!
Перед тем как отправиться в сквер, я открыл холодильник и увидел полбутылки коньяка, оставшегося еще с ноябрьских, когда у нас были гости. Не знаю, что мне стукнуло в голову, но я сделал хороший глоток и обжег этой мерзостью горло. Тьфу! Никогда раньше в рот не брал ничего такого. И впредь не собираюсь. Но и это не было подлостью. Не хочу быть рыжим, когда однокашники хвастают, что пробовали всякое зелье, а меня гонят, как чистенького мальчика: "Град, выпади", "Сынок, отвернись". Никто мне такого не скажет в компании Минуса.
Еще в прошлом году я почувствовал, как таинственно выглядит сквер по вечерам. Там какая-то своя жизнь.
Парочки сидят на скамейках. Наверное, они целуются.
Я стараюсь не смотреть на них, если прохожу. А все равно поглядываю исподтишка...
Компания пристроилась в самом дальнем и темном углу сквера (в противоположном конце - Вечный огонь, а сразу за ним Воинское кладбище). Встретили меня шумно и радостно. А может, мне так показалось, потому что мир весело покачивался в те минуты.
- Лысый пришел! - закричал Минус.
- Шкет!
- Фантомас!
- Цьщ! - сказал кто-то негромко. Все замолчали. - Кликуху дадим потом. Сначала посмотрим, что он умеет.
- Король тебя жалует оружием, - проговорил Минус и сунул мне в руки рогатку. (Потом я узнал, что главаря в глаза зовут Король, а за глаза Вий.) Все двинулись в сторону Воинского кладбища.
Когда проходили мимо Вечного огня. Король повернулся ко мне с сигаретой.
- Дай мне в зубы, чтоб дым пошел.
Я удивился, ведь у него была сигарета, но подумал, что он просит прикурить, и полез за спичками.
- От огня прикури, - приказал Вий (я рассмотрел его лицо: одно веко тяжело наползало на глаз, почти его закрывая). - Огонь вечный. Его не убудет.
- А больше ты ничего не хочешь? - возразил я неуверенно.
- Ну тогда вали отсюда, - зло бросил он.
ЭТО БЫЛА ПЕРВАЯ МОЯ ПОДЛОСТЬ. Я побоялся, что компания меня осмеет, и, как последняя сволочь, полез с сигаретой к металлической решетке, скользя по мрамору. Вблизи огонь шипел и жегся, предупреждая меня, но я словно оглох. Наконец мне удалось прикурить...
Вспоминаю, пишу и думаю: значит, я все-таки циник?
И сволочь?
Я не сволочь.
Сволочь. Настоящая!
Я не сволочь.
Вий запрокинул голову, прожег меня своим страшным взглядом и потянулся к моей сигарете. Он ничего не сказал.
- Что вы делаете, подонки! - услышал я за своей спиной. Это выкрикнул высокий хромой мужчина, ковылявший в нашу сторону.
- Держите меня трое, двое не удержат, - усмехнулся Вий, передернув усами и поправляя черную перчатку. - Это уже интересно. - И вдруг скомандовал: - Кыш!
Минус схватил меня за руку, и все кинулись к Воинскому кладбищу. Вий не спеша последовал за нами.
- Продолжим урок, - как ни в чем не бывало сказал главарь, оглядывая столб с одинокой лампочкой, болтавшейся высоко над нами. - С первого раза, усек?
- Что за детство! - возмутился я, потирая опаленный недавним жаром кончик носа. Но мне было море по колено. Все происходящее казалось игрой, требовавшей дерзости и отваги.
- Не детство, а прощание с детством, - поправил меня Вий. - Обряд. Вступительный взнос для малолеток. Воспитательная мера.
Откуда берутся подонки? Только ли из дурачков и двоечников вроде Минуса, который в школе, кроме кулаков, мало чем мог похвалиться? Мама так и считает.
И я раньше так думал. Но Вий-то умный! Он хитрый и жестокий - да, но в уме ему не откажешь.
Мама часто повторяет, вернувшись со своей комиссии: "Улица добру не научит". Король, Вий-вот учитель улицы. Женьшень в школе царствует, а он здесь.
Я это на своей шкуре испытал.
МОЯ ВТОРАЯ ПОДЛОСТЬ. Я стал целиться в живую лампочку, как будто всю жизнь только тем и занимался. Наконец выстрелил. Промах. Компания сдержанно заржала, оглядываясь на Короля. Я опустил рогатку и тоже смотрел ему в лицо. Не чудовищно набрякшее веко и не подергивание тонких усиков поразили меня.
Лицо было мерзкое, но... меня оно чем-то завораживало. У него не было улыбки-только ухмылка. Не было смеха-только усмешка. Шапки он не носил, а прическа-роскошный "дикобраз".
- Дадим ему еще шанс, - решил Вий. - А промажешь - самого вкручу в патрон вместо лампочки...
(Матерился он после каждого слова.)
На этот раз я попал. Лампочка брызнула темнотой, все лица исчезли. Я не испытал никакого удовольствия, хотя компания одобрительно заржала. Все закурили.
Я скорей угадал, чем увидел, что Вий достал откудато бутылку и одним ловким ударом вышиб из нее пробку.
- В честь твоей лысины вино. "Лучистое" называется.
ЭТО БЫЛА МОЯ ТРЕТЬЯ ПОДЛОСТЬ, как теперь понимаю. Еще жгло в горле и гудело в голове от той коньячной мерзости. Но я словно позабыл, что в октябре у Бори дал себе слово никогда не пить. Я вел себя как заправский подонок. Бутылка пошла по кругу.
Потом мы вернулись на старое место в сквер. Плохо помню, что там было. Вий рассказывал какие-то похабные анекдоты, и я чувствовал, что это специально для меня, потому что компания знала их наизусть, хотя и ржала с удовольствием. Еще я, кажется, приставал к Минусу, лез его обнимать и все выпытывал: "Нет, откуда у тебя такие шикарные куртки?" Отвечал он уклончиво: "С друзьями меняюсь". Во мне смутно шевелилось какое-то подозрение, но я не мог сообразить, что к чему.
НО ГЛАВНУЮ СВОЮ ПОДЛОСТЬ я помню до мельчайшей подробности. С той минуты, как Вий дал знак всем "засохнуть" (замолчать). По холодной темной аллее кто-то быстро шел. Один.
- Ты! - Вий ткнул горящей сигаретой в мою сторону. - Сбить с катушек, понял? А вякнет-сделаем профилактику. Не трусь, мы здесь.
- Вот и к тебе курточка пришла. Сама, - подбодрил Минус.
- Да мне зачем... Мне не надо...
По аллее мимо нас шел человек, которого никто из нас никогда раньше не видел. Я должен был сбить его с ног. За что? Зачем? Об этом я не думал. Я разбежался (на носочках бежал, подлец, чтоб не спугнуть!). Но человек вздрогнул, обернулся и закри...
Оборвалось на полуслове. Целый день не прикасался к дневнику.
Зачем я все это вспоминаю? Зачем себя мучаю? Неужели из-за одного проклятого вечера вся моя жизнь пойдет теперь по-другому? Я не хочу.
Вчера вызывал следователь. Несовершеннолетних можно допрашивать только в присутствии педагога.
Я попросил, чтоб это был Е. Е. Рассказал, как было.
- Вас освобождает от суда то, что вы не достигли шестнадцати, - пояснил следователь. - А человек по кличке Король, Мартын, Вий-вор-рецидивист. Думаю, мы его скоро найдем...
Но вполне возможно, как я думаю, что сначала он меня найдет, и тогда...
Тогда, первого декабря, он схватил меня черной рукой (под перчаткой я чувствовал твердость кастета) и, запрокинув свою голову, прожигая меня, как кончиком сигареты, глазом из-под нависшего века, усмехнулся:
"Есть такие люди. Шкет, для которых набитая морда - нормальное состояние. Если где заикнешься про сегодняшнее... Ты меня понял?" Я его понял. И прохрипел в ответ: "Федя, ты меня уважаешь?" Он меня отшвырнул со словами: "Совсем окосел, щенок..."