— Ииииии, — сказала Пташка.
— Тогда скажи «о», оооооооооооооооооооооооооооооооооооооо.
— Ииии, — сказала Пташка.
— Ладно, а попробуй сказать «у», ууууууууууууууууууууууууууууууууууууу.
— Уууу, — сказала Пташка.
— Молодчина! — воскликнула Тине. — Отлично! А теперь опять скажи ааааааааа.
Пташка молчала.
— Ты можешь сказать, как тебя зовут?
Пташка молчала.
— Ну попробуй еще разочек, один-единственный: Птааашка, Птааашка, Птааашка. Скажи, а то не дам тебе больше арахисового масла.
— П… П… Птииишка, — сказала Пташка.
Вечером Варре вернулся домой со своей птичьей книгой и с биноклем.
— Мы с ней тренировались, — сказала Тине. — У нее не получаются «а» и «о». Ей не произнести собственное имя. А это плохо, Варре, ведь она не сможет никому сказать, кто она такая. Вместо «Пташка» она говорит «Птишка». Давай ее так и будем звать «Птишка».
— Ну конечно, — сказал Варре. — Конечно. Птишка так Птишка.
С этого дня ее стали звать Птишка.
7
Варре и Тине ели суп. Суп с макаронами в виде букв. Вар-ре и Тине зачерпывали ложкой слова. У кого в ложке было целое слово, тот его съедал.
Тине съела «дуб», «мел» и «зал». Варре съел «гол», «мир» и «бар». И нечаянно «жуф», которого хоть и нет, но он тоже вкусный.
— Варре, — вдруг сказала Тине.
— Ммм? — отозвался Варре.
— У нашей Птишки дефект речи. Паша Птишка не выговаривает некоторые звуки.
— Ну и что? — сказал Варре. — Много кто не выговаривает некоторые звуки. Чаще всего «р». Говорят «кохова», «хыба» и «кхасный». И еще «ш». Говорят «фыфка», «фтука» и «фоколад». А в остальном они полностью здоровы.
— Да, но у нее к тому же нет рук. Без рук и с дефектом речи ей в будущем придется несладко.
— Но птицам незачем думать о будущем.
— Но она же не совсем птица! Ни одна птица тебе не скажет: «Дий мни бутирбрид с ирихисивым мислим»! Птицы так не разговаривают! Ах, Варре, что с ней будет? До сих пор неясно, кто она и откуда взялась. У Птишки нет рук, и она выговаривает не все звуки.
— Но ведь у нее есть крылышки? — воскликнул Варре.
Тине вдруг заплакала. Слезы капали в тарелку, и в этих местах на поверхности супа появлялись кружочки. Много букв «о».
— Ты что, не мог найти обыкновенного ребенка? С руками, как у меня? Его не приходилось бы прятать, и все вокруг говорили бы: «Ух ты, как она на вас похожа». Какой прок от крыльев?
— Очень даже большой прок, — утешал ее Варре. — Многие дела надо делать на лету. Например, доставлять авиапочту. Или следить за чем-нибудь с высоты птичьего полета.
— За чем?
— Точно не могу сказать, но я знаю, что за многими вещами надо следить сверху и с крылышками это очень удобно.
— Правда?
— Правда. У нее есть то, чего нет у других.
— Фоф, — сказала Тине.
— Как-как?
— Фоф. Съем-ка я слово «фоф».
И съела. Молча.
8
Варре снова отправился проверять, на самом ли деле птицы такие, как написано у него в книге. Тине уже много лет назад решила, что не будет ходить с ним. Как-то она попробовала пойти погулять с мужем по окрестностям, но Варре тогда дал ей посмотреть в бинокль только один-единственный разок и вообще не разрешил прикасаться к книге.
Так что Тине осталась дома, с Птишкой. Она уже забыла, какой была ее жизнь до появления Птишки. Только и делала, что ею занималась. Учила ее говорить. Тине начала со слов, по которым не было слышно, что Птишка произносит не все звуки.
Тине учила Птишку пользоваться туалетом. Но Птишка не хотела. Для нее туалетом был сад. Чтобы не случилось аварии, приходилось постоянно держать окно открытым.
И еще Типе учила Птишку есть за столом.
Она засовывала ложку в перышки, но ложка падала на пол.
Она вкладывала ложку между пальчиками на ногах, но Птишка не дотягивалась до нее ртом.
Тогда Тине сделала специальную удлиненную ложку. И после долгих усилий Птишке удалось донести порцию каши до рта.
— Пип, мими, пип, — сказала она.
И вспорхнула на сервант. Оттуда она стала смотреть вниз.
— Вернись за стол, — сказала Тине. — Ты еще не кончила обедать. Тебе еще не разрешили встать из-за стола.
— Ик, — сказала Птишка.
— Надо вернуться, — сказала Тине.
— Нииит, — сказала Птишка.
— Ну что ты, — сказала Тине, — садись лучше рядышком со мной, мне так неуютно, когда ты где-то под потолком.
Птишка слетела вниз.
— А теперь за стол! — пыталась уговорить ее Тине.
Но Птишка ходила по полу, время от времени наклоняясь, чтобы взять что-то в ротик. Паучка, который сам собирался перекусить. Червячка, сбившегося с пути.
— Батюшки, что же это ты делаешь! — воскликнула Тине.
— Ним-ним, — ответила Птишка.
— Выплюни немедленно. Разве же можно есть с пола. Выплюни скорее!
Но Птишка уже все проглотила.
Вкусно!
9
Варре вернулся позднее обычного. В тот день по небу летало множество птиц, а также всевозможных предметов — воздушных змеев, авиамоделей и пушинок. Особенно много пушинок.
— У меня был тяжелый день, — сказал Варре.
— У меня тоже, — сказала Тине. — Я учила Птишку есть ножом и вилкой, точнее сказать, ложкой. Вот посмотри.
Тине взяла блюдечко и вышла на улицу. А когда вернулась, на блюдце лежало несколько дождевых червяков и один паучок — для красоты.
— Червячков она любит еще больше, чем ирихисивые мисли, — сказала Тине. — Сначала мне казалось, что это неаппетитно, но надо же уважать и чужие вкусы. Мы ведь тоже едим кусочки, отрезанные от коровьего зада, и жареные птичьи крылья, и улиток, и вообще.
Тине усадила Птишку за стол и одной рукой обхватила ее. Другой рукой всунула длинную ложку ей между пальчиками ног и положила на ложку червяка. Птишка съела червяка ложкой. Но, как только Тине ее отпустила, она взяла остальных червяков ртом прямо с тарелки.
— Видишь, у нее получается! — сказала Тине.
— Да, правда, — сказал Варре. — Но ты сама подумай, когда Птишка ест таким способом, то она сидит, положив ноги на стол. Как же мы сможем пойти с ней в ресторан или еще куда-нибудь, если она там положит ноги на стол?
— Нельзя же, чтобы она сидела, уткнувшись лицом в тарелку, и брала еду прямо ртом?
Что правда, то правда. Есть полагается сидя за столом с прямой спиной. Хотя прекрасно можно есть и другими способами.
Быстро.
Или неаккуратно.
Или лениво.
Или неловко.
— Подожди! — сказал Варре. — Я сейчас кое-что смастерю, так что она сможет сидеть, как человек, и при этом есть, как птичка.
Варре исчез в сарае. Провозился там часа два. Тине он запретил туда входить, чтобы не путалась под ногами. И не стояла над душой. И, главное, когда спарится суп, не спрашивала, готово ли его приспособление.
И вот, очень довольный собой, Варре вышел из сарая. Он соорудил аппарат для питания на ветровом двигателе. Сам он говорил «сконструировал»: это слово звучало более торжественно. Варре знал наверняка, что другого такого аппарата для питания нет больше нигде на свете. Хотя сам всего два раза бывал за границей.
Аппарат опробовали сразу же. Не взлетая, Птишка хлопала крылышками, отчего поднимался ветер. И благодаря ветру аппарат приходил в движение.
Иногда Птишка уставала хлопать и даже забывала правильно подставлять ротик. Зато чем больше ветра она поднимала, тем сильнее становились крылья. И вскоре они стали такими сильными, что можно было по-настоящему гордиться.
10
— Послушай, — однажды сказала Тине Птишке. — Ты уже так хорошо умеешь ходить, что мы с тобой можем поехать в город. Я купила тебе красивые красные туфельки. И сшила новую небесно-голубую пелеринку. Но будь осторожна. Ни в коем случае не маши крылышками.
Тине достала из шкафа новую пелеринку и накинула ее Птишке на плечики, а на ножки надела туфельки.
— Они тебе очень идут, — сказала Тине.
Тине глаз не могла оторвать от туфелек. Даже когда они гуляли но городу, она смотрела только на туфельки. Они были такие красные и так красиво ступали по тротуару.
Тине держала Птишку за пелеринку. Никому бы не пришло в голову, что у Птишки нет ручек. Она выглядела как обыкновенная маленькая девочка в красных туфельках и с мамой.
Они не встретили никого, кто знал их по имени. И никто не говорил им «здравствуйте» или «вы только посмотрите». Зато в магазинах висели таблички с надписями «Добро пожаловать», «Спасибо» и «Ждем вас снова». Приветливые таблички.
Тине с Птишкой прогуливались мимо магазинов. Время от времени Тине останавливалась перед какой-нибудь витриной. Искала в витрине самое красивое или самое вкусное.
Но все равно не покупала.
Туфельки натерли Птишке ножки. От этого она шла все медленнее и медленнее. Тине не сразу догадалась, что дело в новых туфельках.
— Давай где-нибудь посидим — отдохнем, — сказала она, когда наконец поняла это.
Они зашли в большое кафе и сели за столик. Тине заказала себе чай с ароматом молодого леса. Рядом с чашкой лежала большая круглая конфета, нагревшаяся от соседства с чаем. А для Птишки Тине взяла лимонад с соломинкой, чтобы пить без рук.
Стены и потолок кафе были расписаны пейзажами, так что казалось, будто ты сидишь на улице. А наверху, в небе, летали толстенькие голенькие ангелочки, делавшие вид, будто поддерживают потолок, чтобы он не упал. Потолок же был звездным небом, дневным и ночным одновременно.
Птишка глаз не могла отвести от росписи на потолке. И очень волновалась.
— Литить, — сказала она, — литить.
И взволнованно забила крылышками.
— Тихонько, тихонько, — прошептала Тине, — если заметят, что у тебя крылья, ты никогда больше не сможешь спокойно пить лимонад.
Но Птишке было не угомониться.
Тут уже и Тине разнервничалась не на шутку. Ей казалось, что все смотрят только на них. И видят через пелеринку два крылышка. Ей казалось, что к ней сейчас подойдут и скажут: «Мы знаем, вы от нас что-то скрываете. Мы все видели. Мы отведем вас в полицейский участок. Или в зоопарк». Что-нибудь неприятное вроде этого.
— Тебе плохо? — спросила она у Птишки. — Тебе надо в уборную? Пошли. Здесь нельзя в саду. Придется разок воспользоваться туалетом.
Она взяла Птишку за пелеринку и потянула за собой. За дверью, на которой была нарисована дамочка в юбке, находилась комнатка с зеркалами, а дальше сам туалет. К счастью, здесь никого не было. Здесь Тине разрешила Птишке немножко помахать крылышками.
— Ну вот, а теперь сделай пи-пи, — сказала Тине.
Она посадила Птишку на унитаз, а сама встала сторожить снаружи у двери. Ведь Птишке было не запереться.
Тут в комнатку с зеркалами вошла какая-то дама.
— Вы тоже ждете? — спросила она.
— Да, в общем, да, — ответила Тине.
— Знаете, — сказала дама, — я всегда иду в туалет еще до того, как станет невтерпеж, потому что, когда невтерпеж, ждать уже нет сил, а в туалетах часто бывает очередь. Лучше стоять в очереди, пока еще не совсем невтерпеж, я так считаю. А вы как полагаете? Может быть, вы придерживаетесь другого мнения?
— Я никак не считаю, — сказала Тине. — Когда мне надо в туалет, я иду в туалет и делаю, что мне надо, вот и все.
— Совершенно верно, — сказала дама. — Но подумать только, сколько мороки. По несколько раз в день сверху что-то закладываешь, а потом по несколько раз в день снизу что-то выпускаешь. И все же у нас остается время на другие дела, правда ведь? А многие животные вообще больше ничем другим не занимаются.
На щеке у дамы был прыщик. Она стала рассматривать его в зеркало. При этом сдвинула рот в сторону. Сдвинутый рот бросался в глаза гораздо больше, чем прыщик.
— Вот теперь мне уже надо по-настоящему, — сказала она. — Как там, в кабинке, долго еще?
Тине приоткрыла дверь, чтобы посмотреть, сделала ли свои дела Птишка.
А потом распахнула дверь во всю ширь.
Увидела унитаз.
Закрытую крышку унитаза.
Две красные туфельки, рядышком. На крышке.
Открытое окошечко над двумя пустыми красными туфельками на крышке. Окошечко было слишком маленьким для больших людей, но достаточно большим для маленьких.
А за окошечком голубое небо.
Огромное пустое голубое небо.
Слишком огромное, слишком пустое голубое небо.
— Птишка! — закричала Тине. — Не улетай! Я не хочу, чтобы ты улетала!
Но Птишка ее уже не слышала.
11
В тот вечер Варре, вернувшись домой со своим биноклем, сразу же закричал:
— Тине! Я сегодня видел копию нашей Птишки! Значит, существует и второй экземпляр. Точно такая же небесно-голубая!
Но вдруг он замолчал. Потому что увидел Тине. Она была вся какая-то усталая и бледная. С красными кругами вокруг глаз — такими же красными, как красные туфельки, стоявшие на полу.
— Значит, та голубая, — сказал Варре заикаясь, — это и была… Да? Но как так? Или нет?
— Да, — всхлипнула Тине, — именно так, как ты говоришь.
Они сели рядом на свои табуретки. И обнялись.
— Ах, Варре, — сказала Тине.
— Ах, Тине, — сказал Варре.
— Я ничего не могла поделать, — плакала Тине.
— С птицами всегда так, — сказал Варре. — Их не удержишь. Вдруг улетают, и все.
— Но Птишка улетела слишком рано. Она даже и яйца себе сварить не сумеет. И я хотела спеть ей еще столько чудесных песен, которых она не знает.
Приспособление для еды стояло рядом со столом. Такое чудное изобретение. Но теперь в нем не было толку.
По потолку полз вкусный паучок.
— Наверное, лучше было вообще не приносить ее домой, — сказал Варре.
— Ну что ты, хорошо, что ты ее принес, — сказала Тине. — А то бы я так и не узнала, чего мне не хватает. Ведь прежде, бывало, сижу и думаю: чего же это мне не хватает. А теперь знаю.
Тине подобрала с пола перышко.
— Ты заметил, какие у нее были нежные перышки с внутренней стороны крылышек? — спросила она.
— Да, — ответил Варре. — Нежные-нежные.
— И как хорошо она уже начала говорить.
— Да, хириши гивирить.
— М-да.
— Ага.
Они помолчали. Потом Варре сказал:
— Вот бы у нас тоже были крылья, мы полетели бы ей вдогонку.
Но почти все люди, сделавшие себе крылья, в итоге все равно падали обратно на землю. Ведь они были ненастоящие.
12
Далеко-далеко без туфелек летала Птишка по небу. Снизу она напоминала большую хищную птицу. Хищные птицы охраняются государством, и люди их не трогают.
Она видела под собой огромные густые леса, куда, казалось, не ступает нога человека. И еще озера, по которым плавали парусные яхты. Они бесцельно проплывали от одного берега к другому. Множество крохотных людей — с такого расстояния не было видно, кто мужчина, а кто женщина.
Ух, как она летала! Баттерфляем, кролем на спине, летательным брассом.