А теперь пустяковое опоздание могло обернуться неприятностями.
— Странно, я даже дороги не слышу, — заметила Ирка. — То шумело впереди, а сейчас тишина.
— Вечер, машины редко ездят. Давай послушаем, — сказал Блинков-младший.
Напарники остановились. Вдруг совсем рядом, за кустами, дружно захохотало несколько глоток. И такой это был хохот, что Блинков-младший лучше согласился бы проплутать лишние десять минут, чем спрашивать дорогу у незнакомцев в темном углу парка.
Но Ирка уже закричала: «Эй!», Ирка уже бежала к ним, и бежать ей было недалеко. Сыщик пошел не спеша, надеясь, что девчонку, может быть, и не тронут. Случается такое везение.
За кустом на поваленном дереве сидели четверо. На снегу валялась темная пластиковая бутыль, вторая такая же переходила из рук в руки. В ней уже плескалось на донышке. Ирка подоспела как раз вовремя, чтобы драка стала неизбежной: пиво кончалось, и шпана искала приключений. Когда Блинков-младший подошел, у нее уже попросили закурить.
— Мы не курим, — ответил он, появляясь из-за куста.
На душе стало тоскливо, как если бы Митькин керченский дедушка в тысячный раз включил по телеку «Свинарку и пастуха», когда по другой программе идет «Терминатор».
Все знакомо до уныния. Ты заранее знаешь, кто что скажет и что произойдет на каждой минуте. Вон, двое уже встали и заходят по бокам, отрезая тебе с Иркой путь к бегству. Сзади кусты, спереди бревно с двумя оставшимися хулиганами… Сейчас один скажет: «Врешь, что не куришь, а если обыщу?» Или сразу: «Дай пацанам на пиво». Откупаться бесполезно, все равно обшарят карманы. И ОТБЕРУТ ЗАПИСНУЮ КНИЖКУ ТРОХДРОВАНА!
Сидевшие на бревне пока что молчали — ждали, пока двое других завершат окружение. Кто из них заговорит первым, тот и главный. Его и надо бить — это железное правило. Но Блинкову-младшему эти игры надоели давным-давно. У него Дело. У него самое крупное расследование в жизни, а тут какая-то шпана.
Двое на бревне сидели неосторожно, так и напрашиваясь на удар. Он прыгнул и очень удачно попал одному каблуком в подбородок, а второй уклонился и дернул Митьку за ногу. Сыщик упал на спину и подняться уже не успел.
Потом его месили ногами. Вывернули карманы и опять начали месить. Ирке почти не досталось, ее только толкнули в снег, когда она пыталась кричать. Упрямая напарница отползла и все равно закричала. По веткам скользнул свет фар. Непонятно, откуда в этих зарослях взялась машина, но сыщика она спасла. Шпана разбежалась, а машина поехала дальше.
Блинков-младший встал, проломился через кусты и увидел задние огоньки ветеринарного «уазика». Сдвоенное пятно света уперлось в забор «Болячки», «уазик» свернул, и его не стало видно.
Выходит, все это время они с Иркой шли правильно: срезали угол, и вон она, Митькина улица, в конце аллеи! И машины как назло зашумели, поехали одна за другой. Видно, где-то на дороге была пробка, а теперь она рассосалась.
Отряхивая с пальто мокрый снег, к нему подошла Ирка.
— Вся обвалялась, как чушка, — пожаловалась она.
— А у меня книжку отобрали…
Потеря была такой огромной, что Блинков-младший не мог в нее поверить. Стоял и охлопывал пустые карманы. Записная книжка преступника с шифровками! Что означали бессвязные буквы и цифры?! Теперь этого не узнать.
— Пошли обратно, — сказала Ирка.
— Лучше домой. Что мы там не видели, у Трохдрована? Признаваться нельзя, врать неохота…
— Да ты что?! Князь и Лялька ждут! — напарница уперла руки в бока.
Ее горячность показалась Митьке смешной и ненужной. Что после драки кулаками махать? А Ирка схватила его за руку и потащила за собой:
— Подозрение отвести надо? Надо! Придем, сделаем голубые глазки, типа никакой книжки мы не видели, бежали в травмпункт, а нам по шеям надавали. Лечите мою руку, лечите мою щеку… Чем это тебя полоснули?
Щеку саднило. Блинков-младший потрогал пальцами — сыро и липко, — но острой боли не почувствовал.
— Не хватай, инфекцию занесешь, — Ирка отвела его руку. — У тебя царапина, да большая! Перстнем, наверное. Или сам на ветку напоролся.
Снова плутать в темноте не хотелось, и напарники пошли за «уазиком», описывая крюк: сначала по аллее, потом вдоль забора. Бесславное это было возвращение.
На крыльце клиники «Питон» Кусачая княжна играла с промытым Бантиком. Прихватив зубами поводок, бойцовый пес рвал его из Лялькиных рук — кто кого перетянет. Он побеждал и по этой причине рыкнул на подошедших напарников, чтобы не мешали.
— Как успехи? — спросила Кусачая княжна. Блинков-младший махнул рукой:
— Фигово, потом расскажу. А где Князь?
— В подвале, расплачивается с Трохдрованом. Правильно, что Бантику клизму поставили. Знаешь, что у него было?
— Ты про личинку, что ли?
— Прям, личинка! Виброхвост!
Что?! — не понял Блинков-младший.
— Виброхвост. Такая штука для рыбалки. Пластмассовая, вроде искусственной рыбки, только перед виброхвостом еще что-то цепляют — грузила там, крючки, — сообщила Кусачая княжна. — Мне Трохдрован объяснил. Говорит, пластмасса там особенная, рыхлая, и могла распухнуть внутри Бантика. Считай, что ты его спас. Так бы я не пошла к врачу из-за какой-то личинки. Бантик почти каждый день что-нибудь глотает.
Ну, хоть что-то сделали правильно, утешил себя Блинков-младший. Идти к Трохдровану не хотелось, но Ирка тянула:
— Пошли, надо рану промыть! Сыщик поплелся, как на казнь.
Князь торговался с азартом потомственного купчины. Отец выдал ему растрепанную пачку десятирублевок — наверное, из выручки от своих киосков. С каждой денежкой Князь прощался с болью, как будто отрывал от себя:
— Восемьдесят рублей за пощупать живот?! Давайте я вам пощупаю, и будем квиты.
— Здесь не базар, а ветеринарная клиника, — отвечал Трохдрован, с любопытством глядя на Князя. Его хамство, похоже, забавляло ветеринара.
— Ну и что? Клиника же ваша, и цены вы назначаете. Могли бы и скинуть. Я же за клизму плачу и не спорю. Туда-сюда, научная подготовка, расход воды и вазелина — это я понимаю. Но восемьдесят рублей за пощупать живот! Если б вы там что-нибудь нащупали, тогда другое дело…
Увлеченный торговлей. Князь не обратил внимания на Блинкова-младшего, но Трохдрован заметил его расцарапанную щеку.
— А это тебе в травмпункте добавили? — мрачно пошутил он и, отойдя к раковине в углу кабинета, стал мыть руки. — Иди сюда, умойся. Кто тебе так приложил?
Блинков-младший подошел к раковине и посмотрелся в зеркало. На одной щеке царапина, на другой четкий след рифленой подошвы.
— Какие-то курильщики в парке, — ответил он, обмывая лицо. В раковину стекала грязно-розовая вода.
— Курильщики? А, «пацан, дай закурить»! — догадался Трохдрован. — Зачем же ты из клиники убежал? Я бы и здесь перевязал тебе руку.
— Испугался, — вздохнул Блинков-младший. — Я, честно говоря, хотел пойти домой — боялся, что вы меня начнете колоть от бешенства.
— Ладно, не по-вашему, не по-нашему: сорок рублей! — невпопад сказал Князь, но Трохдрован его не слушал:
— От бешенства-то зачем? Собачка домашняя, где ей бешенством заразиться? Его лисы переносят. Бывает, летом за городом лиса покусает собаку… Этим полотенцем не утирайся, оно грязное. — Трохдрован достал из шкафчика и бросил сыщику накрахмаленное вафельное полотенце.
— Я кровью испачкаю, — сказал Митек.
— Постираем.
Усадив его за стол, ветеринар ловко обработал йодом царапину на Митькиной щеке и сорвал с покусанной руки присохшую марлю.
— Да, брат, здесь хуже. Придется потерпеть.
Рваные дыры от клыков бойцового пса были синие по краям. В середине темными озерцами блестела загустевшая кровь; из-под нее сочилась алая, свежая. Блинков-младший отвернулся.
Остро запахло спиртом. В маленький кривобокий тазик на столе полетела окровавленная марлечка. Руку дергало. Он покосился — Трохдрован орудовал длинным пинцетом с загнутыми кончиками. Еще раз Митек посмотрел на руку, когда к пылающей ране прикоснулось что-то холодное и мягкое — ага, салфетка с мазью.
— Перевязывать каждый день с линиментом синтомицина, — предупредил Трохдрован. — Тебе записать или так запомнишь?
— Запомню, — кивнул сыщик. Он чувствовал себя, как оплеванный.
Случается, преступник тебя бьет, бросает в подвал и целится из черноглазого пистолета. Тогда все ясно: ты хороший парень, он плохой, добро должно победить зло. Но в том-то и дело, что законченных негодяев почти не бывает. В каждом остается совесть — в одних больше, в других меньше. Если у тебя самого все в порядке с совестью, настает время, когда ты спрашиваешь себя: «А правильно ли я делаю?» Ну, торгует ветеринар обезьянами, ну, лечит наркоманов (может, это даже законно). Никого не грабит, не бьет ногой по физиономии. Вон, руку мне бинтует, а я? Украл у него записную книжку долларов за двести и собираюсь посадить его в тюрьму. Еще вопрос, кто из нас хороший парень, а кто плохой…
Честно признаться, Блинкову-младшему хотелось забыть обо всем и пойти домой. Болела укушенная рука, он устал и был не уверен, что прав. Но дома лежала папочка с Делом «Питона». А в ней — фотографии Верки, Пупка и Трохдрована — первых звеньев преступной цепочки, тянущейся в неизвестность. У забора «Болячки» стоял зеленый «ВАЗ-десятка», отнятый у рыночных бандитов. Он подсказывал, он криком кричал, что не такой уж безобидный этот Константин Петрович Трохдрован, ветеринарный врач!
Глава XVIII
Взаперти
Шпану они нашли на том же поваленном дереве за кустами. Сыщик рассчитал все точно. Отнятых у него и у Ирки денег хватило на две большие бутыли пива. Хулиганы не могли не вернуться на прежнее место, где было так хорошо, а станет еще лучше. Есть кайф — они довольны, нет кайфа — бесятся. Вот когда пиво кончится, пойдут искать новых приключений или расползутся по домам.
— Не рыпаться! — скомандовал Князь, выходя из-за куста. Бантика он спустил с поводка и придерживал за ошейник. — Пацаны, собачка бойцовая. Она не кусается, она откусывает.
— Так это ж Князь! — узнал кто-то. — Князь, садись с нами! Пивка хочешь?
— Мне западло с вами сидеть, — отрезал Митькин лихой одноклассник. — Я вам предъяву буду делать, а вы — отвечать!
— О чем базар, Князь?!
— Вы на чьей земле?
И началась хулиганская «терка». Противники называли Князю клички каких-то крутых знакомых, а Князь в ответ называл другие клички. Это было похоже на склоку малявок в песочнице: «Вот я скажу старшему брату, он тебе даст!» — «А мой старший брат старше твоего!» В конце концов Князь завершил толковище, прихлопнув все карты козырем:
— Короче, пацаны. Мы ходим под Паштетом! — Пацаны разинули рты, помолчали и закрыли. Князь подозвал стоявшего за кустами Блинкова-младшего.
— Отдайте, что попятили!
— Князь, да мы ничего… — начал самый рослый из хулиганов.
Блинков-младший его запомнил. Он в драке заходил сбоку и, значит, вряд ли был главным. И точно: одна из сидевших на бревне темных фигур потянулась, хлопнула рослого по спине, и тот заткнулся. Ага, вот он, главарь. Сыщик разглядел у него на подбородке ссадину, опознал свою работу и тихо порадовался.
А главарь неохотно достал из-за пазухи Митькин карманный нож и записную книжку Трохдрована.
— Я тебя срисовал, пацан, — с угрозой сказал он, возвращая награбленное.
— Вот и клёво, что срисовал: не забудешь, кому «бабки» отдавать, — невозмутимо произнес Князь.
— Э, такого базара не было! — возмутился главарь. — «Бабки» пропиты! Хотите, хлебните с нами пивка.
— Мы еще путем и не базарили, — заметил Князь. — А базар у нас будет такой: завтра откатите «бабки» ему и еще мне тридцать процентов за работу.
— А морда не треснет? — неуверенно спросил главарь:
— Не-а, — заверил Князь. — Завтра в три у моего киоска, который возле школы. В пятнадцать минут четвертого включу счетчик!
И они с Блинковым-младшим гордо удалились. Бантика Князь снова взял на поводок. Взбодренный клизмой боец рвался назад, жалея, что не удалось подраться.
— Зачем ты нарываешься? — спросил Князя Митек.
— Наоборот! Если бы я простил деньги, они бы подумали, что зря книжку отдали. Кинулись бы догонять, опять базар-вокзал… — Князь помолчал. Подтаявший весенний снег к ночи схватился коркой и с треском проседал под ногами. — Это не люди, Блин. Если ты сильнее, будут ходить на задних лапках, если покажешь слабость, укусят.
— Князь, ты умнеешь, что ли? — удивился Блинков-младший.
— Да пора уже, — серьезно ответил Князь. — Блин, я давно хотел сказать… Помнишь, я тебя бил, деньги отнимал?
Блинков-младший не ответил. Забыть это было трудно.
— Мне, что ли, твои деньги были нужны? Это я от обиды, — продолжал Князь. — Вы куда-то ходите вместе, что-то говорите, а я чужой, я половины не понимаю. Вы смеетесь — я думаю, что надо мной… А с этими, — он мотнул головой назад, — с ними просто. Собрались, скинулись на пивко. Кто подвернется — дали в нюх, отобрали еще на пивко… И каждый мечтает, что когда-нибудь отберет себе на «Мерседес». А отбирают на срок в малолеточной колонии. Из тех, с кем я тусовался, уже половина сидит. А мне оно надо? Отец вон обещает: «Закончишь одиннадцать классов — подарю киоск у школы».
— Что ж, это социально позитивная мечта, — одобрил Блинков-младший.
— ЧЕГО?!
— Папа так говорит: «социально позитивная мечта». Значит, от твоей мечты всем будет лучше.
Князь подумал и сказал:
— Вот за такие словечки я тебя и бил.
Девчонки ждали на аллее. Блинков-младший издали показал им записную книжку Трохдрована.
— Пойдем переписывать? — деловито спросила Ирка.
— Поздно, — не согласился Митек. — Трохдрован хотел уезжать. Пойду в «Питон», может, смогу книжку подбросить. А если там уже нет никого, тогда перепишем.
— Тебе видней, — сказала Ирка. — Митек, только получается, что ты зря Бантику руку подставлял.
Не ответив, Блинков-младший зашагал в сторону клиники. Надо признать, что вся операция «Трохдрован» с самого начала была и придумана, и выполнена топорно. Теперь судьба расследования под угрозой. Если в книжке Трохдрована действительно важная информация (на это очень хотелось надеяться), он же всполошится! Припомнит, что клал ее в стол, и в два счета вычислит вора. Вот именно — вора. А как иначе назвать сыщика, который крадет, пускай и у преступника?
Девчонки ждали на аллее. Блинков-младший издали, показал им записную книжку Трохдрована.
Кому-то сегодня везло — или Трохдровану, или Митьке, а может быть, обоим. Ветеринар не уехал. Он хватился своей записной книжки и сейчас, включив свет в салоне «десятки», вытряхивал на снег коврики. Шофер возился в кузове «уазика». Он и подсказал сыщику, что ищут именно книжку, потому что перекрикивался с Трохдрованом и задавал пустые вопросы:
— Петрович, а какого она размера?
— С две пачки сигарет, — отвечал ветеринар.
— А какого цвета?
— Ну, черная. А если найдешь серую, то не поднимешь, что ли?
— Да нет, Петрович, я так спрашиваю, — бубнил водила.
Блинков-младший шмыгнул мимо «уазика» в незапертую дверь клиники. Оставить книжку на ступеньках? Нет, ветеринар догадается. По лестнице много ходили, и раз никто не заметил книжку раньше, значит, ее недавно подбросили…
Он бегом спустился в подвал, прошел через маленький коридорчик, оказался в приемной и уже хотел бросить книжку под любой стул. Но лучшее — враг хорошего — заставило его заглянуть в кабинет ветеринара. Так и есть: все перерыто, ящики стола вынуты. Он засунул книжку под бумаги в ящике и побежал назад. Трохдрован должен был вернуться, чтобы запереть кабинет. Сталкиваться с ним сыщику не улыбалось.
Но ветеринар не вернулся. Наверное, так расстроился, что забыл про незапертый кабинет. А про подвал не забыл. Стальная дверь захлопнулась перед Митькиным носом!