Колька вспомнил про оправу от очков и нащупал ее в кармане: не время ли достать и надеть? Но решил, что пока — не время. Галина Николаевна раскрыла журнал, стала вызывать по списку — знакомиться.
Васька беспокоился. Наконец:
— Морозов!
Вызвала! Васька медленно поднялся. На учительницу он не смотрел, а смотрел в сторону, с ужасом чувствуя, что не может не краснеть.
— А-а… с тобой, кажется, мы уже немного знакомы, — сказала Галина Николаевна. — Как у тебя дела с математикой? Посмотрим… Морозов… Двойка? А я считала, что ты в учебе так же энергичен, как в раздевалке…
Лучше всего было бы сейчас для Васьки провалиться сквозь пол, а он стоял, опустив голову, и старательно ковырял ногтем парту.
— Ну, подойди к доске. Посмотрим, с чем у тебя там не ладится.
Вот оно! Васька так и знал!
Он вылез из-за парты и пошел к доске, стараясь казаться спокойным.
Взял кусок мела, приготовился…
Класс насторожился. Колька так тянулся к доске, что казалось: еще немного — и вылезет из своей курточки.
Он подбадривал Ваську глазами, руками и головой.
— Теорема о равнобедренном треугольнике, — сказала Галина Николаевна.
Васька, стуча мелом, принялся за работу. Теорему он помнил, быстро сделал чертеж, написал, что полагается, но в благополучный конец все равно не верил.
— Отвечать? — угрюмо спросил он, кончая записывать.
— Уже готов? Отвечай!
Звонким от волнения голосом Васька начал:
— В равнобедренном треугольнике биссектриса угла при вершине есть одновременно медиана и высота. В равнобедренном треугольнике углы при основании равны. Дано: равнобедренный треугольник АВС и прямая, которая делит угол В пополам. Требуется доказать, что она есть медиана и высота…
Колька завертелся, ликуя, и, сунув руку в карман, опять стал щупать оправу от очков.
— Что для этого будем делать?
Пустовалов как признанный специалист по этой теореме покрутил пальцем: повертывать, мол!
— Вообразим, что треугольник АBD повернут вокруг стороны BD, как около оси…
С этого места Васька без малейшей запинки доказал всю теорему, а Колька вертелся, как на перевернутой кнопке, и, когда Васька произнес магические слова: «Что и требовалось доказать», подпрыгнул и извлек из кармана свою оправу от очков.
— Теперь ответишь из прошлого, — сказала Галина Николаевна.
Колька заморгал и сунул оправу обратно в карман. Но его беспокойство оказалось напрасным: Васька, удивляя самого себя, и из прошлого все хорошо ответил.
— Молодец! — сказала Галина Николаевна. — Давай дневник!
Опомнился Васька только тогда, когда с жирной пятеркой в дневнике вернулся на свое место, где нетерпеливый Колька встретил его с распростертыми объятиями:
— А ну!.. Покажи!
Вдвоем они долго изучали пятерку. Васька вообразил, как он на перемене побежит в раздевалку и покажет дневник тете Поле, и как она удивится, и каким эта пятерка будет ударом по проискам зарвавшейся Лильки, подмигнул другу и шепотом спросил:
— А почему ж она все-таки не стала меня жучить?
Колька призвал на помощь свое богатое воображение:
— Оно, хотя, например, я помню, что и Роза Викторовна или вот тоже Юрий Федорович, хоть и вообще, но все-таки… — и ничего не мог сказать, потому что пятерка была не поддельная — самая настоящая.
В волнении Колька полез в карман, достал оправу от очков и, нацепив ее на нос, стал смотреть по сторонам. Ребята захохотали.
— Иванов, подай мне свои очки, — глянув, сказала Галина Николаевна.
Колька сдернул оправу и заморгал:
— Очки? Я… Галина Николаевна… У меня, знаете, зрение… И даже врачи ужасно…
— Иди, положи сюда очки, — сказала Галина Николаевна таким твердым, спокойным и строгим голосом, что многоопытный Колька сразу понял, что устраивать дискуссию не придется, взял очки и понес на стол.
САМЫЙ ЛУЧШИЙ ЩЕНОК
Неприятности из-за Барбоса начались у Васьки сразу же, как только он его увидел.
Шел себе Васька по улице, никого не трогал, вдруг видит: толпятся возле забора маленькие мальчишки. Несметная толпа маленьких мальчишек! Они о чем-то галдели, спорили и ссорились. Васька подошел просто так — поглядеть, что это такое у них стряслось. Оказалось, что под забором сидит щенок. Такой, будто бы сначала он был сделан из ваты с глазами-пуговицами и вдруг ожил и удрал из игрушечного магазина.
Мальчишки никак не могли решить, у кого из них будет жить такая хорошая пушистая собачка. Двое уже молча наскакивали друг на друга, как петушки. Это были глупые бестолковые мальчишки. Васька сразу разрешил их спор: взял щенка под мышку и понес к себе домой.
Но оказалось, что мальчишек такой выход из положения никак не устраивал.
Они разом перестали ссориться и так озлились на Ваську, что пришлось-таки ему показать этим соплякам, какой он замечательный бегун! И хоть за ним с плачем и угрозами гнались не меньше десяти мальчишек, а некоторые очень метко попадали ему в спину всякими твердыми предметами, все-таки слабо им оказалось догнать Ваську!
Дома Васька временно поместил щенка в сарайчике, налил ему в блюдечко молока и при помощи сложной системы сигнализации — из проволоки, гаек и сковородок — вызвал с соседнего двора своего друга Кольку.
Они сели на корточки и стали смотреть, как щенок, забравшись лапами в блюдце, лакает молоко, а живот его раздувается и круглеет, как воздушный шар.
— Да-а-а… — задумчиво сказал Васька. — Вот и завелся у меня свой пес. Давно я собирался заиметь собаку, да как-то подходящей не встречалось. Только такая мне и нужна была. Больше никакая. Я сразу об этом догадался, как только увидел этих паршивых пацанов. Он пощупал спину и добавил:
— До чего же эти пацаны оказались… злые! Если б ты слышал, как они орали, вот ты бы струсил! Как мы его назовем? Джульбарс!
Но солидный, рассудительный Колька любил, чтоб все делалось на совесть, а не тяп-ляп. Он покачал головой:
— Не.
— Почему?
— Ни в коем случае, нипочем нельзя. Была б овчарка, а то какой же это Джульбарс? Его другие собаки засмеют.
Васька еще подумал:
— Ладно! Тогда я назову ее… Вакса-Клякса! Про такую собаку передавали по радио. Ловила крыс!
— Та была черная…
— Ладно! Тогда мы назовем ее… Как мы назовем? В это время на улице раздался истошный крик:
— Отворите ворота, исчадия ада!
От удара ногой калитка распахнулась, и во двор ворвался их сосед Жорка, размахивая длинным деревянным мечом. Несколькими ударами он зарубил воображаемую стражу у калитки, схватился с кем-то невидимым в отчаянном поединке, быстро прикончил его, сделал искусный выпад с колена; потом, обтерев меч от невидимой крови о рукав, он вложил его в такие же невидимые ножны и подошел к Ваське и Кольке.
— Что это за ужасный дракон? — спросил он, указывая на щенка, который испугался было Жоркиных прыжков, шарахнулся, но потом лег на спину, показывая круглый розовый живот, болтая лапками и как бы говоря: смотрите, какой я маленький и мягкий, совсем не надо меня обижать…
— Это моя собственная собака! — сказал Васька. — Не знаем вот, как ее назвать… А ты чего ходишь?
— Да собираюсь физику учить, — объяснил Жорка. — На осень же она у меня. Скоро и экзамен — оглянуться не поспеешь, а я и не начинал! Вышел вот прогуляться, чтоб собраться с мыслями. Сколько сейчас времени? Два есть? Эх, в два у меня положено уже садиться! Я и весь учебник разметил. Но все-таки придется вам помочь. Только я и могу придумать для собаки настоящее имя. Самое подходящее имя будет… Сейчас… подожди… Вот: Свирепый Уникорн!
— Ну, нет… — испугались Васька и Колька.
— Не нравится? А почему? Впрочем, можно попроще назвать. Например Умдслогогас! Или еще лучше: Оборотень! Так будет еще страшнее. Только, конечно, придется все время намазывать его таким светящимся составом… Я вам дам!
— А еще… никаких имен не помнишь? — спросил Колька.
— А эти чем плохие? Ничего вы не понимаете в настоящих именах! Тогда мне с вами нечего и говорить! Называйте его хоть Барбосом!
Жорка опять выхватил свой меч, отразил внезапное нападение невидимого врага сзади: рубя во все стороны, отступил к калитке и исчез.
— Ишь, как он ловко! — восхитился Колька. — Интересно, какую это он книгу читал? А насчет Барбоса он сказал правильно. Щенок этот самый что ни на есть пушистый, смешной Барбос. Такого Барбоса и нарочно не придумать! Так и назовем!
Неприятности большие и маленькие
Барбос освоился очень скоро. Так скоро, что неприятности посыпались на Ваську одна за другой.
Стоило появиться, Ваське во дворе. Барбос стремглав бросался откуда-то ему под ноги, подпрыгивал, плясал и вертелся.
— А вот и я! Здорово, братуха! Ух, как я рад тебя видеть! Как дела? Все в порядке? У меня тоже: гляди-ка, какую я устроил штуку! Помрешь со смеху!
И притаскивал измусоленную Васькину рубаху, которую полчаса назад повесили после стирки на забор.
Наказывать его было пустым делом — он только моргал да повиливал хвостиком: — «Да ладно, мол… да хватит… Подумаешь — рубашка… Почем я знал, что она нужная… А теперь пошли — покажу я тебе еще одну потеху!»
Он вел Ваську за дом и останавливался перед бездыханным соседским цыпленком. Схватив за крыло. Барбос таскал его и подбрасывал, все время оглядываясь на Ваську. — «Здорово? В другой раз не будет шляться по чужим дворам! Плохо он нас с тобой знает!»
И пока Васька торопливо собирал перья, валявшиеся по всему двору, и закапывал их вместе с цыпленком в каком-нибудь укромном уголке. Барбос, стараясь помочь, вдруг вскакивал Ваське на спину или лизал с разбегу в нос.
— Цыпленочка моего тут не забегало? — приходила соседка. — Куда подевался — чудеса! Будто он к вам шмыгнул, а? Собачка-то ваша дома?
«Собачка» смирно сидела на крыльце, невинно моргая пуговичными глазами, и делала вид, что ничего не может понять.
Потом Барбосу надоедало смотреть, как соседка бестолково снует по двору, заглядывая в самые неподходящие места, и ему приходило в голову ей помочь: он раскапывал ямку, извлекал оттуда цыпленка и тащил прямо под ноги хозяйке…
В поразительно короткий срок Барбос прикончил таким образом четырех цыплят.
В остальное время он тоже не сидел без дела.
Сохнувшее белье всегда вызывало у него особо острый интерес: поэтому, кроме Васькиной рубашки, он привел в полную негодность скатерть, простыню и тюлевую штору.
Кроме того, он перевертывал ведра с водой, рыл в разных местах норы неизвестного назначения, неутомимо выискивал на помойке и перетаскивал на крыльцо самые грязные и вонючие предметы и всюду старался залезть или хоть просто заглянуть.
Однажды, после сильного дождя, к Васькиному отцу пришел гость — аккуратный, бережливый старичок. Он обтер свои галоши тряпкой, снял и поставил на крыльце. Барбос тотчас догадался, что старичок сделал это специально, чтобы помочь ему скоротать время, пока не понадобится провожать гостя до калитки, в знак дружеских чувств и восторга по поводу знакомства бегать вокруг него по лужам, а потом бросаться лапами на брюки. Одну галошу отыскать потом так и не удалось…
Каждому было ясно, что Васька здесь ни при чем, а влетело им с Барбосом поровну.
Но Васька был не из тех, кто унывает от всяких мелких неприятностей.
Нужен кролик
Васька и Колька сидели на крыльце, а под крыльцом Барбос терзал веник.
— Попадет мне опять за этот веник, — говорил Васька. — А не знают, что это у него зубы растут… И скучно ему… Хорошо бы кроме Барбоса иметь какую-нибудь еще живность… хотя бы кролика, а? Прибавилось бы у нас дела, как ты думаешь?
— Ну еще бы! — ответил Колька.
— Да… — мечтательно продолжал Васька. — Выходишь ты во двор, а он сидит… такой… с ушами… Прыгает — скок, скок, скок… или травку ест. Он бы у нас жил, а мы ему травку носили, всякие веточки. У Коськи с Котькой — кролики: вот это жизнь! Где их ни встреть: «Эй, вы куда?» — «Кроликам за травой!» Смотришь — опять идут: «Куда?» — «За ветками кроликам!» А то потеха: ихняя мать приходит к нам: «Экая, говорит, у вас капуста превосходная. А у меня захирела… Морковь совсем редкая, не растет! Что такое?» А Коська мне рассказывал: «Мы с Котькой, говорит, как только у капусты листок нарастет, мы его обрезаем незаметно — кроликам. Им полезно капусту есть. А морковь? Мы каждый день дергаем по три-четыре морковки… Морковь им тоже полезная».
— А у нас множество этой моркови растет! — сказал практичный Колька.
— Еще бы! Десяти кроликам хватило бы дергать! И у тебя и у меня! Жалко, Барбос не ест капусту, так пропадает зря…
— А еще сейчас в лесу на полянках — клевера урожай… и белый, и красный, и всякий… Ты не видел, как кролики ветки едят от ветлы: всю кожицу объедят, остаются беленькие палочки…
— И главное, сажать есть куда! — вспомнил Колька. — У нас такой садок остался из хвороста, плетеный: когда у нас куры были, мы туда наседку сажали. Сейчас он пустой. Принести?
— Валяй!
С большими предосторожностями Колька переправил садок через забор на Васькин двор. Сперва посадили было в него Барбоса, но тот, наверно, принял это всерьез — выл, визжал, ломился, пока его не выпустили.
Потом Васька с Колькой натаскали туда травки, поставили воды в черепке, и жилье для кролика было готово. Только самого кролика не хватало.
— Сколько стоит кролик?
— Рубль, — сказал Колька. — Самый маленький крольчонок стоит рубль.
— Эх! — хлопнул себя по лбу Васька, — Главное, был у меня недавно рубль, хотел я его беречь, а потом взял да и потратил!
— А я! — терзался Колька. — И у меня недавно был ровно рубль. А я не удержался — весь его пропил на газировке! Этих автоматов везде понаставили! Каждому же интересно глянуть, как она оттуда выльется! Как увидишь, так будто кто меня в бок толкает: «Суй туда три копейки. Суй три копейки». Как будто нельзя без газировки прожить! Да все — с сиропом! Как будто без сиропа и пить не мог, что твой фон-барон!
— А я на свой рубль, — сказал Васька, — купил мундштук. Раз уж, думаю, я не курю, то пускай у меня будет мундштук. А он потом и потерялся… Уж ладно бы ножичек, и то не так обидно… А теперь вот и кролика не на что купить…
— А когда я заливался этой газировкой, как корова или гиппопотам какой, мне и в голову не пришло насчет кролика…
Они не заметили, как приоткрылась калитка, в воздухе просвистела какая-то веревка, чуть не долетев до Васьки, упала на землю и уползла назад. Потом в калитку заглянул Жорка, свертывая веревку кольцами и надевая на руку.
— Привет, дети прерий! — сказал он. — Чего сидите? Видели, какое лассо! Становись, Васька, я сейчас на тебе покажу! Иль, если хочешь, Колька, давай, ты первый. Мне все равно. Увидите, как здорово за сегодняшний день натренировался: ловил и кур, и кошек, и собак!.. И девчонок всяких. Неужели не слышали, какой на улице стоял крик? Что, и вы оглохли?
— Некогда нам слушать, мы вот думаем, где взять кролика в эту клетку!
— И не придумали?
— Нет.
— Я так и знал! Без меня вам ничего не придумать! Только я один могу достать кролика!
— Где?
— У одного малого! Он присвоил книжку «Хижина дяди Тома». В общем, он ее не присвоил, только прочитать там уже ничего невозможно, потому что у него такой маленький братишка есть — взял да и окунул ее в керосин! Вот у него полно маленьких кроликов, одного он мне за книжку отдаст, я его — вам. Колька мне отдаст свою «Хижину дяди Тома», я ее отнесу Володьке Косому — та книжка, которая в керосине, его и была, — тогда он мне отдаст «Всадник без головы», которую я взял во второй библиотеке и уже целый месяц не отдаю…
— Идет!
— Сколько сейчас времени? Три будет? В три мне надо учить садиться. С сегодняшнего дня решил начинать. Я уж странички все разметил… Да ничего не поделаешь, придется отложить на завтра, а то как вы без меня?