…Таким путем в клетку попал крольчонок. Он был совсем крошечный, неуклюже прыгал по клетке и ел листочки, быстро-быстро двигая губой. Васька и Колька сидели на корточках и любовались им. И Барбос тоже сидел рядом и глядел на кролика, взвизгивая от удовольствия.
Потом Васька с Колькой пошли на огород за капустными листами и морковкой.
Они нарвали их целую шапку и вернулись во двор, чтобы дать кролику.
Барбос в восторге носился по двору, как безумный, подбрасывая и трепля что-то серое, безжизненное, похожее на тряпку. Завидев ребят, он подхватил это в зубы и юркнул под дом. Ребята бросились к клетке: она была открыта и пуста…
Собачник Сват
По улице шла печальная процессия: впереди Васька вел на веревочке Барбоса, а Барбос радовался, обнюхивая все встречные камушки и столбики, оглядывался на Ваську и не переставал махать хвостом, не зная, куда его ведут. За ними шел угрюмый Колька, сзади всех бодро шагал Жорка, неся свое лассо, перекинутое через руку, и примеривая, на что бы его накинуть.
Он помогал ловить Барбоса, который никак не давался в руки. Сначала он ловил ковбойским способом (раскручивая лассо над головой), но не поймал, потом индейским (с руки) — и опять не поймал, потом своим собственным (с разбегу) — и тоже не поймал. Наконец Васька похлопал себя по коленке и ласково позвал:
— Барбос, Барбос! Иди ко мне, моя хорошая собака!
Доверчивый Барбос, решив, что его простили, с радостным визгом бросился к Ваське, чтоб лизнуть его в руку, и был схвачен.
Жорка шел и сокрушался:
— Эх, что ж я только делаю… Чувствую, не сдам я эту паршивую физику! Елена Ивановна скажет: «Эх, Жора, Жора… Ведь ты же способный, целое лето у тебя было, чем же ты только занимался…» Я скажу: «Елена Ивановна, знаете, как я учил!» А она: «Видно, скажет, как ты учил, наверное, все лето собак гонял». А я вправду собак вот гоняю! А все через вас!
— Так ты не иди, — сказал Колька. — Мы сами…
— Ну, нет! Без меня вас обманут. Ничего, я странички по-новому размечу. И так уж третий раз размечаю, ничего теперь не разберешь, что куда относится!
Они прошли через весь город и вступили в местность, именуемую Слободка, лихую и малоисследованную, населенную таинственным туземным народом. Домики здесь лепились по косогору, без всякого порядка.
Возле одного, окруженного длинным глухим дощатым забором, Жорка остановился:
— Здесь!
Из-за забора доносились вой, визг, лай множества собачьих голосов. Видно, они ругались, плакали и жаловались на свою судьбу, потому что Барбос уже издалека съежился, поджал хвост и, прижавшись к Васькиным ногам, начал пятиться и никак не хотел идти. Вероятно, он услышал что-то страшное и начал изо всех сил умолять хозяев скорее бежать прочь от этого страшного места.
Жорка постучал щеколдой в калитку. Калитка осторожно приотворилась, и из нее вылез подслеповатый маленький человек в зимней шапке, несмотря на лето. Кроме шапки на нем были еще и валенки. Следом за ним появился маленький мальчишка, вертлявый, как обезьяна, с такой яркой, пушистой головой, как будто она у него была меховая. Мальчишка оглядел ребят и скорчил каждому рожу, одна другой ужаснее.
— Здравствуй, Сват! — сказал Жорка, здороваясь с человечком за руку.
— Привет молодежи учащегося возраста! — ответил тоненьким голоском Сват. — Ишь, какая собачка-то? Это чья же такая?
— Моя! — сказал Жорка, — Берешь?
Сват, присев на корточки, протянул руку к Барбосу. Тот вздрогнул и, оскалив зубы, зарычал, но Сват ловко ухватил его сверху за шею и принялся щупать шкурку, бормоча:
— Ничего, ничего… Собачка молодая… Ц-ц-ц. Ворс слабый, есть негодный — лезет… Ай-ай-ай… Сколько вам?
— Два рубля, — сказал Жорка.
Сват встал, повернулся к меховому мальчишке и погрозил пальцем:
— Мильен раз тебе, сатане, надо говорить — всю сердце мне надорвал: не кривляй рожу! И что с ним, ребята, делать: и бил, и за ухи таскал — неймется ему и на! Два рубля обидно мне будет… Время летнее, шерсть лезет… шкурка негодная. Куда ее — кинуть…
— Мы не на шкурку, — испуганно сказал Васька. — Чтоб вы ее кому-нибудь продали…
Сват со скукой посмотрел на мехового мальчишку.
— И как не совестно: ты взглянь на себя, ни одна, никакая обезьяна в обезьяннике так не ощеряется. Кто ты теперь есть? Обезьяна, и больше ничего! А за собачку, ребята, больше одного рубля не могу…
Сравнение с обезьяной, видно, ничуть не пристыдило мальчишку — наоборот, пришлось ему по душе, а пока отец рылся по карманам, он весь как-то подобрался, оскалил зубы, забегал глазами, начал быстро почесываться и выкусывать что-то между ногтей…
Сват вручил Жорке рубль, влепил затрещину мальчишке, схватил одной рукой его, а другой — горько голосившего Барбоса, втянул их во двор, и калитка захлопнулась.
— Вот и все! — сказал Жорка притихшим Ваське и Кольке. — Уж так и быть: придется и за кроликом с вами сходить. Все равно учебник по-новому размечать, чтоб он пропал!..
Без Барбоса
Опять в клетке появился кролик. Такой же, как и первый. Теперь у Васьки с Колькой было чем заняться! Они приносили с лесных полян самый молодой клевер, и мышиный горошек, и ивовые веточки, самые зеленые и нежные.
Когда у них спрашивали:
— Эй, вы куда?
Они в один голос гордо отвечали:
— За травой! Кролику!
Огороды свои они привели в полный порядок: матери Коськи и Котьки теперь уже не на что было завидовать — капуста перестала расти, а морковка с каждым часом делалась все реже.
Тем более что кролик, видно, не знал, что может быть какое-нибудь другое дело, кроме еды: весь день сидел на одном месте и быстро-быстро двигал губой с усиками, поедал и клевер, и мышиный горошек, и капусту, и морковку. Ивовые веточки он обгладывал точно так, как рассказывал Колька, — оставались только голые белые палочки.
Кролик ел, а Васька и Колька сидели перед клеткой и наперебой радовались.
— А все-таки он хороший, этот братец-кролик!
— Еще какой!
— А здорово все-таки, что он у нас есть!
— Еще бы не здорово!
— Я страшно рад! А ты?
Помолчав минут пять, они начинали снова:
— Неинтересно было бы без кролика, правда?
— Ничего интересного!
— А с ним здорово, верно?
— Ага!
— Если б Барбос одного не съел, было бы два!
— А два было бы еще лучше, а?
— Куда лучше!
— А Барбосу так и надо! Верно ведь?
— Конечно. Не ешь чужих кроликов.
— А интересно, что он сейчас делает?
Ребята смолкли и пригорюнились, вспомнив, как собачник щупал у Барбоса шкурку и говорил: «Ворс слабый…»
— Как ты думаешь, он его… с ним ничего не сделает?
— Да нет.
— А куда он денет? Кому-нибудь отдаст?
— Наверное! Хорошо б к доброму хозяину. Интересно, что Барбос сейчас думает?
— Скажет: и зачем я только этого кролика трогал!
— Там у этого собачника плохо…
— Что ж хорошего? Слышал, как там собаки воют, визжат? А Барбос-то как испугался!
— Да еще мальчишка какой-то злющий! Кривляется! Он их, наверное, мучает!
— И за дело. Так ему и надо. Нечего его жалеть. Все рвет, все грызет! Даже кролика! Как будто не знает…
— А откуда он знает…
— Должен знать! Не трогал бы кролика, жил бы сейчас здесь! Хотя без него лучше, а? Очень был бестолковый, а?
— Да он еще маленький. Но все равно лучше! Тихо, спокойно… Только, правда, как-то скучно…
И правда: скучно стало во дворе… Ветерок шевелил выстиранные полотенца — никто их не стаскивал, не грыз и не таскал по грязи. Два нахальных облезлых цыпленка опять проникли во двор и, попискивая, царапали ногами землю. Васька раньше, до Барбоса, посыпал этим цыплятам пшена, а сейчас схватил половинку кирпича и что было силы запустил в цыплят. Цыплята с писком юркнули в какую-то дыру, а кирпич гулко ударился в забор.
— Ты чего, ай очумел? Чего швыряешься? — раздался из-за забора голос соседки.
— А чего они тут ходят? — вызывающе ответил Васька.
— А чем они тебе помешали?
— Пусть не ходят!
— Эх ты, чумовой! — укоризненно сказала соседка. — Собаки лишился, теперь сам заместо собаки!
Васька промолчал и уставился на кролика. Колька тоже молчал.
— Чудные все-таки звери, — сказал вдруг Васька. — Никаких у них нет интересов, кроме еды…
— А какие у них должны быть интересы?
— Ну, хоть бы поиграл, что ли… Ты не слыхал — бывают дрессированные кролики?
— Нет…
— Ну, я так и знал: они глупые! Не то что собака. Барбос, он все понимал, хоть и маленький. А маленькие, с них что спросить? Вон один Жоркину книжку обмакнул в керосин… Интересно, что он сейчас про нас думает? Скажет — несправедливо…
— Почему?.. — неуверенно сказал Колька. — Справедливо…
— Все-таки… Главное, обманул я его: он, может, и не подошел бы. Жорка его как ловил: и каким-то индейским способом, и по-всякому, и не поймал. А я позвал, и он подошел.
Васька проглотил слезы и опять уставился на кролика, чтоб не заплакать.
— Напрасно мы этого кролика завели! Никакого от него толку. Это все равно: что куры, что кролики… Бестолковые животные, и все…
— А клетка?
— Ну, в клетку еще кого-нибудь можно было б посадить. Клетка не пропала бы! Была бы клетка, а кого туда сажать — найдется… Эх, зря…
— Да что ты, все «зря» да «зря», — обозлился Колька. — Сразу бы и говорил! А то завели кролика, а теперь он ему не нужен! Сразу б надо было и говорить! Как это не нужен?
— Не нужен! — тоже закричал Васька. — Смотреть не хочу! Бери его отсюда! Вместе с клеткой, чтоб я его не видел!
— Ну и уберу!
— Ну и бери! А то я его сейчас — за задние ноги и через забор!
Колька, сопя от обиды, поднял садок, навалил его на плечо и ушел не через забор, а в калитку. Это означало, что он обиделся.
Васька лег на землю и начал горевать.
Погоревав минут двадцать, он встал, отряхнулся и вышел на улицу. Он направлялся к Жорке, а зачем—еще и сам толком не знал.
— Бах! — вдруг раздалось над его ухом. Васька вздрогнул, обернулся. Перед ним стоял, ухмыляясь, вынырнувший откуда-то Жорка. Воротник его куртки был поднят, кепка насунута на глаза. Он целился Ваське в лицо из игрушечного пистолета.
— Руки вверх! — сказал Жорка. — Спокойно, гражданин. Предъявите ваши документы, куда направляешься и зачем? Прошу объяснить все толково, без запирательств…
— К тебе, — сказал Васька. — Ты учишь, что ли?
— Еще время не наступило… — скривился Жорка. — Вернее, его очень мало осталось, вряд успею. Вот, Васька, будет если у тебя что-нибудь на осень, никогда время зря не тяни… Не откладывай… Останусь на второй год, даже перед бабушкой стыд… Скажет: «Жора, Жора, что же ты не учишься…» А я: «Бабушка, как же я могу, когда учительница придирается…» Ну, она, конечно, не поверит! Через восемь минут надо мне приниматься… Вышел вот погулять… Предварительно… А ты чего хотел?
…Опять Васька и Жорка, уже без Кольки, очутились в слободке возле дома, где жил собачник Сват.
Его мальчишка с меховой головой играл на улице.
Вчерашний и сегодняшний день он, по-видимому, провел с большой пользой, неустанно развивал свои способности к изображению обезьяны и уже сумел достичь большого сходства. Сейчас он залез на клен, росший перед домом, и висел вниз головой, уцепившись одной рукой и ногой за ветку, другой рукой почесывался, — за щеками у него были семечки, которые он очень ловко грыз и плевался шелухой в маленьких ребятишек, стоявших внизу и с восхищением на него глядевших.
Увидев Ваську и Жорку, он спрыгнул на землю, подбежал к калитке и остановился, выжидая.
Жорка почувствовал в нем родственную душу: с таинственными зловещими ужимками вынул свой наган, зарядил его пистоном, медленно прицелился и выстрелил.
И мальчишка понял, в чем дело, изобразил на лице ужас и боль, ухватился обеими руками за живот и хлопнулся на траву так добросовестно, что внутри у него что-то екнуло. Нелепо подрыгав руками и ногами, наподобие черепахи, перевернутой на спину, что должно было обозначать умирание, он высунул язык, замер и скромно встал, давая понять, что номер окончен. После этого он проникся к Жорке уважением и доверием и, заискивающе хихикая, заглянул ему в глаза:
— Давай еще!
— Подожди, — сказал Жорка. — Отец дома?
— Дома, — ответил мальчишка. — Ну, давай.
— А собака, — спросил Васька, — которую мы вчера привели, цела?
Мальчишка кивнул.
— Сидит в сарае. Очень она воет! Ну, давай, что ли, стреляй в меня из своего нагана!
Жорка опять выстрелил, и мальчишка принялся «умирать» уже на другой манер. Жорка постучал в калитку. Вышел Сват, в той же шапке, с цигаркой на губе.
— Здорово, Сват! — сказал Жорка. — Это опять мы! Собака наша у тебя где?
Сват почесал голову под шапкой:
— Собачка? Это какая же? Куцая, пестренькая?
— Нет. Белая, пушистая такая…
— Да никак продал… И то — продал… Вчерась и продал… Верно. Ай-ай-ай…
— Кому?
— Кому, говоришь, продал?.. Кому я ее продал?.. Одному гражданину продал. Представительный такой гражданин в парусиновой фуражечке…
— Это ты рыжую продал, — вмешался вдруг мальчишка. — А ихняя собака сидит в сарае привязанная!
Сват быстро повернулся, ухватил его за ухо и зашипел:
— А тебе чего тута? Ты чего встреваешь не спрося! Вот покривляйся, покривляйся, покривляйся у меня!
Мальчик завыл, но, когда Сват выпустил его ухо, отбежал, тотчас скорчил несколько своих самых ужасных и замысловатых гримас.
— Совсем меня сокрушил, — обратился Сват к Ваське и Жорке. — Всех передразнивает, хоть бы вы ему, ребята, внушили… Ай-ай-ай… Так, значит, это не вашу собачку я продал… И то — не вашу… Ваша у меня. А вам на кой?
— Обратно хотим взять! — сказал Жорка.
— Ай-ай-ай… Уж не знаю, что вам, ребятки, сказать… что ж… заплатите, сколько следует, и берите…
— Сколько?
Сват пожевал губами:
— Рупь. Ну и… полтинничек накиньте… За прокорм там, за услуги… то, се…
— А если мы потом принесем? — спросил Васька.
— Они принесут! — опять вмешался мальчишка. И Сват опять зашипел:
— Ну чего, чего, ну чего ты встреваешь не в свои дела? Ах ты, щенок корытный! Тебе же, сатане, сколько разов… Стало быть, потом и собачку заберут!
И Сват ушел в калитку.
Васька и Жорка перешли на другую сторону улицы и сели под забор, чтоб хорошенько все обдумать. Мальчишка нерешительно последовал за ними.
— Гляньте, вон еще один ваш идет, — показал он пальцем.
— Колька! — удивился Васька. — Чего он?
Колька с чрезвычайно озабоченным видом тащил садок с кроликом. Поставив его на землю у калитки, он нерешительно потоптался и постучал щеколдой. Опять вышел Сват. Колька зачем-то снял тюбетейку, стал ему что-то говорить, показывая разжатую ладонь, а Сват качал головой.
— Бежим туда! — сказал Васька.
— …За уход, за прокорм положена надбавочка… — говорил Сват. — Как же так — закон… Я вам и так, подумайте, какое снисхождение…
Колька даже не удивился, что тут оказались Васька с Жоркой.
— Пришел Барбоса выручать, — сказал он. — Да вот еще двадцать копеек не хватает…
Мальчишка с меховой головой таинственно потолкал Жорку в бок и незаметно вложил ему в руку извлеченный откуда-то теплый двугривенный.
Забрав деньги и садок с кроликом, Сват вывел Барбоса и, в последний раз погрозив мальчикам, ушел.
Какой же Барбос был несчастный — замученный и жалкий! И как он обрадовался, увидев своих друзей!
Пока Васька и Колька со слезами обнимались и целовались с Барбосом, мальчишка сказал Жорке:
— Вот и все! Ну, а теперь давай стреляй в меня!
И когда, уже сворачивая за угол, Васька и Колька оглянулись, Жорка все стрелял, а мальчишка все падал…
— Ну, теперь придется Жорке свою книжку снова перемечать, — сказал Васька. — А откуда у тебя еще деньги?