— Нет, — сказала Хо Нюй, — скорей море высохнет и скалы сгниют, чем я вторично выйду замуж и нарушу верность моему Хо Наню.
С этими словами она ушла из тех мест и больше туда не возвращалась. Дождь ее мыл, ветер чесал, много она испытала горя, но сохранила верность мужу и наконец поселилась на склоне горы, неподалеку от столицы, искала в лесу грибы и травы и носила их на продажу. Всем бы эта жизнь была сносная, но не хватало детского смеха.
Когда она нашла Цзеба в лесу, она сейчас же подумала:
«Этот мальчик, наверное, сирота или его родители продали его в тяжелый год. А мне как раз не хватает сына».
Она понесла его домой, всю дорогу на него любовалась, называла его и крошкой и сыночком и, пока прошла сто шагов, так к нему привыкла, будто сама его выкормила и вырастала.
Дома она уложила мальчика на свою циновку, достала с полки сушеные травы, вскипятила воду, сварила отвар, одно лекарство влила ему в рот, другое дала понюхать. Мальчик чихнул, открыл глаза и сел. Но, как только увидел Хо Нюй, лицо его искривилось, на губах выступила пена, он закричал: «Людоедка!» — и опять потерял сознание.
Хо Нюй совсем было позабыла, как подшутила вчера над дерзким Цзинем, а тут вспомнила, всплеснула руками, стала каяться, да поздно, потому что мальчик бился и кричал в бреду, и что она ни делала, ничего не помогало.
Под утро она вспомнила, что не раз продавала лекарственные травы, корни и ягоды жившему неподалеку лекарю. Она накинула плащ, сунула за пазуху вчерашнюю выручку, заперла двери и окна, чтобы больной не мог убежать, и поскорей пустилась в путь. Она так торопилась, что прошло совсем немного времени, и она добралась до поместьица, где жил лекарь. Тут она постучала в ворота. Оттуда вышел работник и спросил:
— Здравствуй, тетушка Хо. Чем сегодня торгуешь?
— Такоз у меня горе, — ответила Хо Нюй, — что я ничего сегодня не продаю, а сама пришла купить помощь у вашего господина.
— Поворачивай обратно, — сказал работник. — Мой господин мужиков не лечит.
Хо Нюй достала из-за пазухи монету, подкинула ее, оймала и бросила работнику.
— Открой мне ворота этим ключом!
— У наших ворот две створки, — ответил работник.
И она кинула ему вторую монету.
Когда она вошла во двор, она увидела молодого человека. Судя по одежде, это был ученик лекаря. Он спросил:
— Что тебе надо, что ты пришла так рано?
— Ах, господин, — ответила Хо Нюй, — беда не разбирает времени! Надо бы мне поскорей повидать вашего учителя.
— Учитель спит, и его нельзя будить. Он стар и слаб.
— Кто болен — слабей его, кто умирает — старше, — ответила Хо Нюй, вынула из-за пазухи две монеты, позвенела ими и спросила: — Эта песенка его не разбудит?
Ученик засмеялся, протянул руку и сказал:
— Он глухой и такой слабый звон не услышит.
Тогда Хо Нюй достала еще несколько монет, отдала их ученику, он впустил ее в дом и велел дожидаться, пока учитель встанет.
Прошло еще немного времени, и из внутренних комнат два ученика под руки вывели лекаря. Это был совсем крохотный старичок. Лицо его обросло пухом, голова — мохом, глазки слезились, тонкая шейка склонялась на грудь. Он был закутан в нежные и легкие меха, но все время дрожал, как от озноба.
Когда Хо Нюй увидела его, она упала на колени и начала просить:
— Мой сын болен, и осталось в нем жизни одна песчинка. Мой сын умирает, и его жизнь висит на тонкой паутинке. Спасите моего мальчика! Такого второго нет во всей стране Янь!
Лекарь чуть слышно что-то пролепетал, а ученик сказал:
— Учитель спрашивает, что с твоим сыном.
Хо Нюй стала рассказывать, ученик громко повторял на ухо лекарю, а лекарь шелестел неслышными словами.
— Учитель говорит, что это болезнь головы. Придется пробить голову и выпустить ядовитые пары, которые омрачают его сознание.
— Это будет больно? — спросила Хо Нюй.
— Нет, — ответил ученик. — Мы дадим ему отвар конопли, и он даже не почувствует ударов серебряного молотка.
— Так спешите же! — воскликнула Хо Нюй. — Где теплая шапка учителя и его стеганые сапоги? Идемте, я покажу вам дорогу.
— Не торопись, — ответил ученик. — А где твои дары учителю за его чудодейственное лечение? Молчишь? У тебя нет ничего? Так иди, откуда пришла, и не докучай нам.
Тут Хо Нюй уперла толстые руки в крутые бока и завопила:
— Ах вы, грабители! Ах вы, воры! Увидите деньги, ползете к ним на карачках! Жадные, как змея, проглотившая слона. Как бы вам не подавиться! С одного хотите заработать десять тысяч! Я раздала вам все деньги, а вы просите еще! Не делай зла днем — не придется бояться нечистых духов, стучащих ночью в вашу дверь!
— Потише, потише! — прикрикнул ученик. — От твоего голоса можно оглохнуть! Мы сами знаем заговоры и не боимся духов. Кто делает глиняные идолы, им не поклоняется.
Но лекарь вдруг замахал ручками и запищал.
— Чжи, Чжи! — будто засвиристел комар.
— Учитель, по своей милости, говорит тебе, — пояснил ученик: — пусть больной выпьет отвар волшебного гриба Чжи.
Хо Нюй низко поклонилась и сказала:
— Ваша доброта, господин, подобна благодатной росе и дождю. Уж за мной не пропадет. Как только я найду свои грибы, сейчас же принесу вам штучку. Выпьете и, может, сами окрепнете!
Потом поклонилась всем окружающим и сказала:
— А вы приходите ко мне, я вас бесплатно напою допьяна. Я зла не помню, лишь бы мой сынок поправился.
После этого Хо Нюй побежала в лес, сразу нашла и тропинку и оползень, и даже спускаться по нему нэ пришлось, потому что тут же лежала корзинка, застрявшая в кустах, и рассыпанные около нее грибы. Она бросилась к ним, а они черные и скользкие — обыкновенные древесные грибы!
— Что за наваждение! — сказала Хо Нюй. — Померещилось мне, что ли, вчера? Ведь как они светились в темноте! Или они за ночь утратили свое волшебство? Как же мне быть? Придется вернуться ни с чем.
Она еще немного пошарила в кустах, но ничего больше не нашла и вернулась домой.
Проходили дни за днями и то ли действовали, простые лекарства, ласка и уход, то ли еще не было ему суждено умереть, но мальчик все еще был жив. Хо Нюй сперва кормила его жидкой пищей, вливая ее через полую камышинку ему в рот, а затем стала давать и кашу, и молоко, и мягкий сыр. И хотя мальчик все еще был без сознания, но заметно окреп.
В тот год зима наступила нежданно и рано, снег сверкал, как драгоценные камни, и от него отражалось солнце. И вдруг мальчик открыл глаза.
Он увидел закопченный, черный, блестящий, будто лаковый, потолок. В низенькое окно падал яркий дневной свет. На полу на корточках толстая пожилая женщина раскатывала ладонями лапшу, тянула ее бесконечной нитью, перекидывала через плечо и опять раскатывала. Вдруг женщина подняла глаза, увидела, что он смотрит на нее, ахнула и закрыла лицо рукавом.
Мальчик спросил:
— Почему вы испугались, почтенная женщина?
Она отвела рукав и нерешительно спросила:
— Разве ты не узнал меня?
— Нет, — ответил он, наморщил лоб, помолчал и наконец сказал: — Я не помню.
Она начала его осторожно расспрашивать, и оказалось, что он все забыл — и свое имя и все, что с ним раньше случилось. Тогда она сказала ему, что он ее сын, и назвала его Чжи, потому что искала грибы, а нашла себе ребенка. Он уже больше не заикался — видно, большая болезнь поборола маленькую.
Запомните его новое имя — Хо Чжи, мы еще не раз будем говорить о нем.
Прошло еще несколько дней, и однажды на рассвете Хо Нюй надела на Хо Чжи новый теплый халат и сунула ему в руки узелок. Он вышел через узенькую заднюю калитку, спустился в ущелье, обогнул гору и очутился у подножия другой горы. Здесь он вновь поднялся мимо разрушенного храма и оказался… как бы вы думали, где? Подле деревни Ваньцзяцунь. Дорога эта совсем короткая, пойдем за ним следом — и прямиком ступим в следующую главу.
Ли жу сун,
Цзо жу чжун,
Во жу гун,
Цзоу жу фын!
Ю Ши объяснял им мудрое значение этих слов:
— Ли жу сун — стоять подобно сосне. Честный человек стоит прямо, высоко подняв голову. Лишь тот, кто боится смотреть людям в глаза, стоит, согнув спину, опустив голову, пряча лицо.
Дети вытянулись, подняли носы кверху, выпрямили спины стройно и гордо.
— Цзо жу чжун — сидеть подобно колоколу. Не развалясь, не откинувшись лениво и праздно подобно бездельникам, а расправив плечи, выставив грудь, выпрямив шею.
Все сидели, напряженно застыв, не смея вертеться и ерзать, дразня соседей.
— Во жу гун — лежать подобно луку, изогнувшись дугой. Непристойно вытягиваться подобно мертвому телу. И во сне сохраняйте движение жизни, чтобы, если понадобится, мгновенно вскочить, как стрела, сорвавшаяся с тетивы. — Тут Ю Ши поднял руку, останавливая тех, кто слишком рьяно выгибался, подражая натянутому луку. — Цзоу жу фын — идти подобно ветру, стремительно и изящно.
Среди шума, будто в самом деле взвыл ветер, Хо Чжя подошел к учителю, став на колени, поклонился ему в ноги и протянул связку сушеного мяса, нарезанного узкими полосками.
— Это почтительный дар, — проговорил он, в точности повторяя слова, которым несколько дней учила его Хо Нюй. — Моя мать посылает это и говорит, что ее сын глуп и непонятлив. Она умоляет знаменитого учителя, чтобы поучил меня мудрости. — Он еще раз поклонился, а затем встал, скромно спрятав руки в рукава.
Учитель пристально посмотрел на него.
— Ты заика? — спросил он.
— Нет! — ответил Хо Чжи испуганно и удивленно.
— Мне показалось, — сказал Ю Ши помолчав.
Потом он указал Хо Чжи его место и продолжал урок.
— Сегодня пришел к нам новый ученик, — говорил он. — Его фамилия Хо, что значит «огонь». Научим его писать это слово. Смотрите, я рисую огонь. С двух сторон вздымаются ввысь языки пламени. Кверху взлетают искры. Это огонь — xo!
Дети принялись писать этот знак кистью, кто на узких деревянных дощечках, кто на кусках коры шелковицы. При этом все вместе кричали нараспев:
— Хо! Хо!
Мальчик, сидевший рядом с Хо Чжи, посмотрел на неуверенное движение его кисти и сказал:
— Искра взлетает кверху, таково же движение кисти. Возьми ножик, соскобли свою ошибку.
А учитель продолжал их учить новым словам и знакам. Когда же они устали, он сказал:
— Пойдите подкрепитесь едой, отдохните и поиграйте, чтобы затем с новыми силами проучиться до вечера!
У всех мальчиков были с собой горшочки с принесенной из дому едой, и поэтому они не стали терять время на то, чтобы спускаться с горы и вновь на нее подниматься, а поскорее принялись закусывать. У Хо Чжи была с собой каша, такая крутая, что можно было разрезать ее на ломти, я каждый кусочек Хо Нюй украсила узором из сушеных ягод. Хо Чжи очень хотелось угостить новых товарищей, но он никак не мог решиться заговорить с ними. Наконец, улыбаясь во весь рот, он прошептал, ни к кому не обращаясь:
— Какой красивый узор на моей каше!
Рядом с ним присел мальчик, по имени Вань Сяо-ба, восьмой сын у матери, вдовы, весь в латках и заплатках, в веснушках и щербинках оспы. Верхние зубы у него, будто крыша, нависали над нижней губой, так что он не мог как следует закрыть свой рот. Он усердно жевал сухую лепешку, такую темную, что в ней, верно, и мукй-то почти не было, а одна толченая кора. Сяо-ба посмотрел на кашу Хо Чжи, облизнулся и ничего не сказал.
— Не хочешь ли попробовать? — шепнул Хо Чжи. — Она вкусная.
— Моя мать дала мне очень много еды, — ответил Сяо-ба. — Через силу доедаю, лишь бы не оставлять. Уж очень я сыт. — И он хвастливо хлопнул себя по впалому животу.
Покончив с едой, мальчики стали играть. Сперва немного поспорили, потому что каждый предлагал свою любимую игру, я Хо Чжи удивился, сколько игр на свете. Наконец порешили играть в прятки.
— Давайте считаться, — сказал мальчик, по имени Вань Сяо-эр.
Он поднял подол своей куртки, и все мальчики ухватились за него, положив указательный палец поверх материи. Хо Чжи тоже положил с краешка свой палец, но тотчас, испугавшись, убрал его.