— Ай-ай-ай, — сокрушенно причмокнул языком Алик, — какая гениальная логика! Они могли записать номер, поэтому надо выбросить весь мотоцикл. А почему же вы, господин перестраховщик, не выбросили заодно и свою пустую голову? Ведь ваша физиономия с оторванным усом еще более веская улика.
— Усы я сбрею.
— Ах да… Усы он сбреет… А чем же вы будете прельщать легкомысленных женщин? Ведь они по вашей пошлой роже сразу же догадаются, что вы законченный дебил, то есть дегенерат. Извини, я оговорился. Нет, ты не законченный, ты недоразвитый дегенерат шизоидного типа. Врезать бы тебе пару раз по усам дохлой кошкой. Но, боюсь, тебе и это не поможет.
— Еще одно оскорбление — и я выбью тебе зубы, — Юраша усиленно задышал, и пористая кожа на его скулах покрылась румянцем. — На Севере за одно слово «козел» отрубили бы голову…
— Скажите пожалуйста, испугался! — мягче произнес тонкий психолог Алик. — Ладно, так и быть. Прощаю лишь потому, что у меня безвыходное положение. Не пойду же я доносить на тебя. А теперь обсудим наши планы, которые ты едва не погубил своим безрассудным поведением. Знаешь ли ты, щучий сын, что я вместе с этим призраком пою старинные романсы?
— Ну и что? — Юраша недоверчиво уставился на Архипасова левым глазом.
— Ну и ничего… Завоевываю доверие. Думаешь, зря на Западе завещают все состояние любимым животным? А если оно подыхает, ему ставят памятник. Неужели эти люди полоумные? Нет, они в своем уме. В чем же дело? В преданности и бескорыстной любви. То же практикуется и в отношениях между людьми. И тогда ближайшие родственники остаются с носом. А все достается какой-нибудь приблажной дуре, которая тихой сапой втерлась в доверие к отлетающей в небеса душе. Но боюсь, эта бабка переживет нас с тобой. Видел бы ты, как она смеется. Раскрывает рот и не издает ни одного звука. Настоящая улыбка смерти. Можно окочуриться от страха. Случается, ночью я просыпаюсь в холодном поту.
Юраша с сомнением взирал на приятеля.
— Ты, конечно, извини, но я опять ничего не понимаю.
— Сейчас поймешь, — с веселым воодушевлением продолжал Алик. Все-таки он был рад Юраше. — Если она не захочет покинуть этот мир по собственной воле, я приведу в исполнение, то есть реализую, свою заветную идею. Все хорошо, пока не поздно.
— Ты хочешь убить ее? — испуганно трепыхнулся Юраша.
— Нет, дружок, — загадочно улыбался Алик. — Она полетит туда, махая крылышками, на вполне законных основаниях. Но ты едва не разрушил здание, которое я соорудил с таким трудом. Нам временно придется перейти на нелегальное положение.
Юраша бессмысленно хлопал ресницами и смотрел на Алика. Пока он не понимал, куда ведут гениальные зигзаги философской мысли его напарника.
— Дело в том, — продолжал Алик с видом полководца, выступающего перед решающим сражением на заседании военного совета, — что старуха заподозрила неладное. Она слышала, как ты назвал меня по имени, и это не выходит у нее из головы. Посему я сегодня же покидаю ее двухкомнатную гробницу, где вот этими руками навел идеальный порядок. Скажем, меня срочно отзывают из отпуска. Пусть немного успокоится.
— А на что мы жить будем? — с наивной непосредственностью заговорившей дворняги спросил Юраша.
Эх, этот Юраша, ну какой же он бестолковый, тупой, недалекий человек, никакой фантазии, игры воображения. Просто жалкий эпигон. Алик не рассердился, напротив, взял его за руку и посмотрел в его глазки долгим добрым взглядом:
— Ешь больше рыбы, дружок.
— Это еще зачем? — нахмурился Юраша.
— Будешь… догадливее. В рыбе много фосфора. Все очень просто — завтра же мы начнем продавать камешки.
— Как, уже? Ты уже? — язык Юраши начал заплетаться. Это было похоже на шок.
— Нет, еще не уже. Но скоро, очень скоро, — мягко и проникновенно, словно домашний врач любимому пациенту, говорил Алик. — Рано или поздно наследство будет нашим. Значит, можно считать, практически оно уже наше. А если так, — Алик вкрадчиво усмехнулся, — ну кто, спрашивается, помешает нам продать один-два камешка? Заранее. Ведь нам жить не на что. Денежки получим сейчас. А камешки вручим владельцу несколько позже. Зато сделаем ему соответствующую скидку. В этом и заключается точный психологический расчет. Даже самая осторожная рыбка клюнет, если есть стоящая приманка, а крючка не видно.
— Алик, ты Иммануил Кант. Ты бы мог стать великим философом, — вырвалось у Юраши. — Ты настоящий гений.
— Увы, никто не ценит таких людей, как я. Впрочем, еще не все потеряно. — Лицо Алика стало задумчивым. — В одном ты прав, дружок: талант и инициатива — это большая сила, такая же, как… — он не нашел нужного сравнения и выразительно посмотрел в глаза воспрянувшего духом Шарикова.
— Алик, я не выбросил мотоцикл. Я продал его за сто пятьдесят рублей. Можешь распоряжаться ими, как хочешь, — самоотверженно признался Юраша.
— Ах, шалунишка! — растроганно воскликнул Алик. — Совесть у тебя есть?
— А что это такое?
Оба рассмеялись.
— Ну и славно, — облегченно вздохнул Алик. — Ну и ладненько.
— Алик, а кто купит камешки? — озабоченно спросил Юраша.
— Вот в этом-то вся закавыка, дружок. Мы сами должны найти покупателя и прельстить. Чтобы он сразу выложил наличными крупную сумму… Для начала потолкаемся у ювелирной комиссионки.
Весь день они без устали прогуливались по Садовой, толкались в магазинах. Это был тот беззаботный образ жизни, по которому оба так истосковались. После небольшой разведки Юраша по наущению Алика пустил пробный шар.
— Ну и фраер вон тот чувак! — кивнув в сторону Алика, Юраша доверительно нагнулся к одному типу, который давно крутился у магазина и, судя по всему, был перекупщиком валюты. — Первый раз в жизни встречаю такого.
— А что? — не понял тот, поправляя пенсне на своем одутловатом приват-доцентском челе.
— Получил в наследство камешки и хочет поскорее сбыть их. Были бы у меня деньги, я бы накрыл его как миленького.
— Минуточку, — сказал человек в пенсне с видом естествоиспытателя, поднявшего сачок, чтобы поймать редкую бабочку. — А какие у него камешки?
— Бриллианты, алмазы. Его тетя еще с того времени сохранила драгоценности, — Юраша подмигнул, как заговорщик. — Да у нас об этом вся улица знает.
Видит бог, Юраша держался молодцом. Насмешливо и независимо.
— Так-так-так, — быстро сказал лысый перекупщик в пенсне. — Вся улица, говорите, знает? Нуте-ка попросите его подойти.
Когда Алик приблизился, личность «приват-доцента» уже каким-то чудом преобразилась в профессорскую.
— Пожалуйста, говорите тихо, — сказал он, тараща глаза и пальцами протирая запотевшие стекла пенсне. — У меня идеальный слух. Итак, у вас была тетя… Впрочем, минуточку. Не лучше ли нам пройти во дворик? Там чудесный воздух да и обстановка располагает к серьезному разговору.
Во дворике действительно можно приятно отдохнуть, поговорить на деловую тему. Здесь на клумбе и газончиках росли со вкусом подобранные львиный зев, резеда, настурции, астры, табак, левкои. А несколько пышнокронных молодых каштанов, тронутых осенней желтизной, завершили картину прелестного райского уголка.
Они сели на деревянную скамью под деревом.
— Ну-с, — начал «профессор», изучая Алика взглядом строгим и пытливым, словно тот и в самом деле был только что пойманным редкостным экземпляром бабочки, — у вас была тетя. У тети были камешки. А вы оказались счастливым наследником. Что же вы намерены делать дальше?
Ни одна жилка, ни один самый мелкий мускул не дрогнули предательски на добродушном, простецком лице Алика. Зато Юраша выказывал некоторую нетерпеливую неуверенность — ерзал на скамье и оглядывался, высматривая путь к возможному отступлению. Дворик был, как ловушка, закрыт со всех сторон стенами домов и глухим забором. За ним высилось три или четыре похожих на громадные цапли строительных крана. Юраше показалось, что его и Алика постоянно, как волков, преследует иная, отвергнутая ими жизнь. Она постоянно напоминает о себе людьми, стройками, новыми домами, фильмами, газетами, спутниками, фестивалями, загоняет вот в такие огороженные дворики, темные подъезды, чужие затхлые квартиры, заставляет жить двойной жизнью, бежать куда-то в пустоту неизвестности, поминутно оглядываясь и боясь чего-то…
— Мне нужны деньги, — бесхитростно сказал Архипасов, — поэтому я хочу продать несколько камешков.
— Тэк-с, — протянул «профессор», лаская его взглядом. — А нельзя ли взглянуть на эти камешки?
Алик откровенно лукаво улыбнулся и покачал головой.
— Неужели я похож на сумасшедшего, чтобы носить их с собой? — спросил он, невинно хлопая ресницами.
— Разумно, — подумав, согласился «профессор». — В этом есть своя логика. — Перед его мысленным взором всеми цветами радуги сверкали горы драгоценных камней. — Как же все-таки я смогу посмотреть их?
— Видите ли, — деловито начал Алик, закуривая сигарету и забрасывая ногу на ногу. От его наивности не осталось и следа. — Я бы не стал продавать камни себе в убыток. — Но мне сделали заманчивое предложение: купить дачный участок с коттеджем. Там есть и гараж для моей машины. Все это стоит восемь тысяч рублей. Деньги нужны крайне срочно. Вот в чем причина. Именно столько я хочу вот за эту диадему. В госскупке дадут, по меньшей мере, пятнадцать тысяч. Но надо оформлять. Сами понимаете… — с этими словами Алик извлек из бокового кармана роскошный желтый кожаный бумажник, а из него — фотография диадемы. «Профессор», ставший к этому моменту вновь «приват-доцентом», а затем и просто «ассистентом», внимательно рассматривал фотографию.
— За эту вещицу, — наконец выговорил он, откидываясь на спинку скамьи, — если она не подделка, — Алик, протестуя, дернул плечами, — я готов заплатить требуемую сумму.
Наступил самый щекотливый момент. Так сказать, взлет, кульминация, высшая точка сделки.
— Вам тоже придется пойти на некоторый риск, — сказал Алик и поднялся на ноги. — Ничего не попишешь…
Вслед за ним встали и другие.
— Увы, — продолжал Алик, многозначительно постукивая указательным пальцем по сигарете, чтобы сбить пепел, — моя тетя доживает последние дни. Не сегодня-завтра я провожу ее в последний путь. Врачи заявили — нет никакой надежды. Ведь ей почти девяносто лет. Но… участок, который мне приглянулся, будет уже продан. Поэтому я и назначаю столь низкую цену, разумеется, возникает вопрос о гарантии. Он решается просто. Я даю расписку, мы заверим ее у нотариуса. Вы посетите мою тетю, чтобы лично убедиться, насколько она плоха. Можно принять все меры предосторожности. Вот так… — Алик твердо и искренне смотрел в светлые лупоглазые очи соискателя. — А хотите — могу отколупнуть какой-нибудь мелкий камешек. Для проверки.
— Да-а, — разочарованно протянул тот — м-да, м-да, — он снова был «приват-доцентом», рассматривающим через лупу бабочку, которая оказалась не столь уж редкостной. — Все это, конечно, очень мило и даже заманчиво. Но купля-продажа имеет свои железные правила. Товар и деньги должны лежать на одной бочке. — Это был уже маститый «профессор». — Пожалуйста, молодой человек, — он как можно любезнее улыбнулся, полуобнимая одной рукой Алика за плечи, а другой указывая на арку, через которую они зашли во дворик, — прошу заходить, когда, сами понимаете… Честь имею… Кстати, молодой человек, не угодно ли: ведь я внучатый племянник бывшего хозяина нашей табачной фабрики, мельницы, пивзавода и тому подобное. Парамонов. Слыхали? Единственный, так сказать, наследник. Может быть, желаете обменять ваши камушки на табачную фабрику? Я готов хоть сейчас. — Слышать его ядовитый и скрипучий голос и смотреть на его отвратительную иезуитскую физиономию было в высшей степени неприятно. Алик и Юраша поспешили уйти.
— Ну и ну! — презрительно сказал Алик. — Уж этого бы я к магазинам не подпускал на пушечный выстрел. Внучатый племянник. Парамонов. Жулик чистых кровей. Потомственный бандит в приличном костюме. Пенсне нацепил на свою преступную рожу. Клещ. Нет, Юраша, с такими кашу не сваришь. Надо искать честных людей. Ну, чуть-чуть подпорченных. Абсолютно честные тоже не годятся, как и полные разложенцы.
В столовой на набережной реки Алик усиленно налаживал контакт с пышнотелой официанткой.
— Каждый человек — это открытие, — разглагольствовал он. — Я бы даже сказал — загадка, у которой нет отгадки. Но каждому хочется ее узнать. Хотите, расскажу притчу о двух кусочках сахара?
— Подождите, я сейчас вернусь, — официантка метнулась в сторону кухни.
Алик отдыхал. Вокруг была тишина и покой. Рядом лениво катились, играя в лучах солнца, серо-зеленые воды широкой реки. Женщина вернулась.
— Привет, — радостно вскрикнул Алик. — Итак, значит, договорились: в двенадцать я захожу за вами. — Он сделал ручкой вслед даме с вихляющей походкой.
— Ну, вот одна на крючке, — с удовольствием констатировал Алик по выходе из ресторана. — Если лучше ничего не найдем, остановимся пока у этой легковерной чародейки подносов и чаевых.
У Юраши лицо вдруг страдальчески съехало в левую сторону.
— Что с тобой? — удивился Алик, который не представлял, что в мире сейчас кто-то может страдать.
— Зуб заболел, — через силу выдавил Юраша. — У-у-у-у-у, проклятый! — Его глаза смотрели пронзительно прямо.
— У кого что болит, того не вырубишь и топором, — блаженно потянулся Алик. — Бегом к зубному врачу! — скомандовал он.
Птица феникс
Юраша кивнул, явно ничего не соображая от боли.
Впрочем, отыскать частнопрактикующего зубного врача оказалось не так уж просто.
Вначале они пробежали по центральной улице, тщетно выискивая глазами спасительную вывеску на фасадах новых и старых зданий. Нужной вывески нигде не было.
— Ну, дела, — протянул Алик, останавливаясь и вытирая носовым платком взмокшее лицо и шею. — Что же делать? Не умирать же тебе от зубной боли! Слушай-ка, есть отличный выход: давай я выдерну тебе этот проклятый зуб.
— М-м-м-м, нет, — промычал Юраша, мотая головой, — у меня вся челюсть болит…
— Вся челюсть? Вот свинство! Всю челюсть я, пожалуй, не осилю. Тогда побежали на прилегающие улицы.
Расчет оказался верным. Вскоре они нашли то, что искали. Прошли через замусоленный подъезд, поднялись по широкой обшарпанной лестнице на второй этаж. На белой эмалированной дощечке, укрепленной на стене рядом с высокой дверью, обитой посеревшим от времени дерматином, черными буквами было написано:
«ДИПЛОМИРОВАННЫЙ СТОМАТОЛОГ-СПЕЦИАЛИСТ
АНТОНИН СТЕПАНОВНА ПОКЕР».
Юраша перевел страдающий взгляд на Алика:
— Это мужчина или женщина?
— Сейчас узнаем, — Алик уверенно надавил пальцем кнопку звонка. — Надеюсь, это все-таки женщина. Женщины гуманнее. Видишь, у Антонины сколота последняя буква?
Дверь приотворилась, и в узкой щели показалось широкое припухлое лицо немолодой темноволосой женщины.
— Визит пять рублей, — безо всяких околичностей сказала она.
— Оплата по перечислению или наличными? — в тон ей деловито спросил Алик.
Женщина открыла дверь:
— Проходите.
Юраша шел первым, как обреченный на казнь, слепо глядя перед собой. Алик осторожно, не поворачивая головы, обвел взглядом прихожую и затем комнату.
«М-да, не очень, — про себя отметил он. — Частный сектор переживает трудные времена».
У дипломированного специалиста была одна большая комната с балконом, перегороженная ширмой, за которой у окна и размещался так называемый кабинет.
— Покажите зубы, — обратилась хозяйка к Юраше.
Тот, не заставляя просить себя, широко раскрыл рот, почему-то высунул язык и жалобно сказал:
— А-а…
— Где болит? — спросила женщина.
— Вот здесь, — перекосившись и вытаращив глаза произнес Юраша, не закрывая рта.
— Все ясно, — сказала женщина. — Посидите. Я сейчас приготовлю инструмент.
Вот уж поистине послушного судьба ведет, упрямого тащит. Пока Юрашу пользовала женщина-врач, Алик расположился в салоне, то бишь в части комнаты, отгороженной ширмой, расписанной китайскими драконами.
Здесь он познакомился с вошедшим вслед за ним остролицым общительным моложавым мужчиной, одетым довольно крикливо, хотя и бедновато. Алик еще и рта не успел открыть, как тот уже рассказывал историю заболевания своего зуба. Со всеми ужасными подробностями. Алик любил таких непосредственных людей. Он первый протянул руку.